Слипперы - Эдуард Иноземцев

– Что превратится в привычку? – не понял я. – Внушать хорошее, доброе и светлое? Улучшать жизнь?

– При чем тут это? Я спрашиваю, если у них войдет привычку приходить сюда как на работу? Понимаешь? Приходить с утра и оставаться до самого вечера? Или даже ночью? Что мы будем делать?

Я посмотрел на нее и… расхохотался. Маргарита обиделась.

– По-моему, я не сказала ничего смешного, – пробурчала она.

– Извини. Это я так. По глупости.

Ответ ей понравился. Она села на мои колени.

– Так о чем ты говорил? – спросила она нежно.

– Насчет чего?

– Насчет доброго и светлого.

– У меня квартира, – сказал я. – Однокомнатная и захламленная, но тоже в центре. В случае чего можем жить там. Само собой, можем и ночевать.

– Правда?

– Конечно.

Она улыбнулась. В сковородах зашипело. Марго вскочила с моих колен и пошла помешать картошку. И перевернуть куски мяса.

Через полчаса обед был готов. И мы со вкусом и плотно пообедали. А потом из тепла конспиративной квартиры снова вышли в зиму. Надо было проверить второго из списка, данного нам Параманисом. Когда мы выходили, Галина и Никанор все еще путешествовали по энергетическим просторам Москвы.

Второй из списка был известным автором фэнтези, англичанином, прибывшим в Москву по приглашению издательства, затеявшего выпуск собрания его сочинений.

В его книжках добро, олицетворяемое немного параноидальным героем, и зло, которое возникало в самых неожиданных местах, боролись с такой интенсивностью, что грохот стоял на весь мир. Год назад, заинтересовавшись множеством противоречивых отзывов, я прочел первую книжку его знаменитой серии. И заодно несколько рецензий на эту книжку. Мне все это показалось скучным. Откровенной выдумкой. Но видимо, компетентные органы включили его в список потому, что в его сочинениях как раз подробно описывались все формы энергетического воздействия на сознание людей. Долго уговаривать его по телефону не пришлось. Кстати, он вполне прилично владел русским, и это было здорово, учитывая мое условное знание английского. Он согласился на интервью с фотографией сразу, правда поставив условие, что предварительно прочтет готовый текст. Объяснил он это тем, что журналисты часто приписывают ему мысли эзотерического толка, которые он не высказывал.

Так как его пребывание в Москве затянулось, писатель из гостиницы переехал на съемную квартиру. Квартира эта находилась рядом с метро «Тимирязевская», минут пять ходу пешком, за оптовым рынком. Мы все-таки взяли такси. Не хотелось второй раз за день лезть в метро. Когда мы нашли квартиру и позвонили, он открыл сразу, как будто дожидался за дверью. На фотографиях в Интернете он был один, в жизни – совершенно другой. Старше и как-то тусклее. Уставшее, потертое лицо, недоверчивый взгляд. Оно и понятно: фотографии предназначались для тысяч читателей.

– Это вы журналисты? – спросил он с порога, оглядев меня и Маргариту. Особенно Маргариту.

– Мы, – приветливо подтвердил я.

– Прошу… – Он посторонился.

Мы зашли в темноватую переднюю. Потом – в комнату. Евроремонт был сделан явно наспех, в расчете на то, чтобы поскорее сплавить квартиру. И вообще в ней витал какой-то офисный дух. Как ни странно, было очень мало книг. Зато было много разных макетов: кораблей, самолетов и даже макет египетских пирамид. Хозяин перехватил мой взгляд.

– Эти макеты меня… э-э-э… стимулируют, да? Я всю жизнь был дримером. Мечтал, так? Археолоджи, потом хотел летать, плавать. Ничего не вышло. И я начал писать книжки. – Писатель улыбнулся, и впервые с того момента, как мы вошли, я почувствовал к нему симпатию. Все это было сказано вполне искренне. – Чай? Кофе? Виски? – Он посмотрел на Маргариту.

– Нет, спасибо. – Она вытащила из сумки фотоаппарат, собираясь добросовестно играть роль фотокора. Он приосанился. Марго несколько раз щелкнула его в разных ракурсах.

Потом мы присели, и он все же организовал нам кофе. И виски. Я вытащил диктофон. И задал первый вопрос.

– Ну… Как вам сказать… – задумался он. – Другой мир, что я пишу, – просто мечта. Дрим. Игра воображения, да? Можно туда уйти от мира реалити. И туда я вожу своих героев, да? Им неуютно в нашем мире. И мне тоже. Потому что… нóрмали мыслящему человеку сейчас очень-очень непросто. Я не знаю, что мы это сделали с миром, миром реалити, да, но в нем все хуже и хуже жить. Наверно, все это чувствуют. И все ищут… как это… способы. Некоторые хотят сделать мир лучше, но таких мало очень, да? Кто-то просто говорит «ОК» и живет как живется. Таких много. А кто-то создает свой приват мир. Как я… И уходит туда…

Он говорил еще долго, а я все записывал, одобрительно кивая и время от времени задавая соответствующие вопросы. Но думал я о другом. О том, что сидящий напротив человек явно непричастен к тому, в чем его подозревали. И еще я думал, что надо будет прочитать вторую его книжку. Может, я что-то упустил в первой?

5

Возвращались мы тоже на такси. И там, видимо под влиянием разговора с писателем, у нас с Марго вышел диспут о параллельных мирах и всем таком. Она утверждала, что это выдумки, игра воображения, я же из желания ее раззадорить отстаивал противоположную точку зрения. Таксист с большим интересом прислушивался к нашему спору и в итоге решил вмешаться.

– А мне нравится, – сказал он.

– Что нравится? – поинтересовался я.

– Ну… Как сказать… Мне нравится, что мы не одни, – серьезно проговорил мужик.

– В каком смысле? – не сообразил я.

– Ну как… Если, кроме нас, никого больше нет, глупо получается. Разве нет?

– Ну да, – на всякий случай согласился я, хотя мысль все же осталась не совсем понятной.

Водитель почувствовал, что не донес до нас давно лелеемую мысль.

– Я чего хочу сказать-то… Если нет кого-то главного там, наверху, и все решаем мы на этой грешной земле, тогда кранты… Ни хрена хорошего не решим. Ведь так? Каждый будет загребать в свою сторону, я так понимаю. Потому что для всякого своя рубашка ближе к телу. Тогда честный человек, работяга самый что ни на есть дурак. А вор и обманщик – первый человек на деревне. И никакого воздаяния никому не будет.

Теперь я понял. За свою честность на земле таксист хотел воздаяния на небесах. А вора и обманщика он с удовольствием представил бы в аду. Как говорится, от каждого – по способностям, каждому – по труду.

– А если все так и есть? Если никого нет наверху и все решаем мы на этой грешной земле? – полюбопытствовала Маргарита.

Таксист довольно громко вздохнул.

– А что, так и есть? – спросил он безрадостно.

– Я не знаю. Ну а вдруг?

– Тогда на кой нам эта жизнь, а, милая? Ради чего тогда жить-то?

– Ну почему. Ради себя, близких, друзей…

– А где тогда справедливость? Почему я кручу весь день баранку и устаю как собака, а зарабатываю – с гулькин нос? А какие-то девицы голыми жопами вертят на экране и им – миллионы? А, браток? Ты ведь в курсе, наверно, как чиновники жиреют… Народные-то денежки по карманам захапали и дома по всему миру покупают… С золотыми нужниками, суки поганые. Хороших девок портят. Если они перед Богом не будут отвечать за то, что на душу взяли, то и всякий подумает – а дай и я сворую. А дай и я снасильничаю. Все равно рука руку моет, и ни хрена мне за это не будет… Представляешь, что тогда произойдет? Друг друга порежем, и конец всему…

– Воровать и насильничать тоже надо уметь, – усмехнулся я. – Кто что умеет, то и делает. Ты вот баранку умеешь крутить, кто-то политикой умеет заниматься, кто-то бизнесом, кто-то, кроме как жопой крутить, ничего больше не умеет. Знаешь, что такое генетика? Наследственность? Бетховена папа играл на скрипке так себе, а сын гением стал. Кто-то цеховиком был в советское время, а сын бизнесменом стал. Кто актером был, у того дочь актрисой стала. Кто в плохой среде на белый свет появился, тот почти стопроцентно за решеткой и кончит. Так что воспитывать детей надо, чтобы не насильничали. И о других думали. При чем Бог? Ты вот мне ответь, почему в одних странах люди хорошо живут, а в других плохо?

– Ну и почему? – пробурчал таксист.

– Потому что в одних странах люди работают над собой, учатся жить друг с другом, уважать друг друга. И закон учатся уважать. А в других странах всем все по барабану… За них добрый дядя сделает. Вот как. И поэтому говорят, что каждый народ достоин своего правительства. И каждый народ достоин своей судьбы.

Закончив короткий монолог, я почувствовал себя не очень уютно. Не то где-то сфальшивил, не то речь получилась слишком нравоучительной. Во всяком случае, аудитория в лице таксиста осталась странно равнодушной к моей зажигательной проповеди социального и личного самоусовершенствования.

– Не то ты говоришь, мужик, – буркнул таксист.