Сент-Женевьев-де-Буа - Марина Юденич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В станицах заговорили о Судном дне и явлении на землю Антихриста Люди молились, каясь в своих нехитрых грехах, и ждали чего-то более ужасного Никто не понимал еще, что страшный степной пожар лишь бледная и слабая копия того огромного и всеобъемлющего, истинно сатанинского пожарища, что полыхало над всей Россией, испепеляя в своем адском огне все лучшее, святое и чистое, что было у нее, отставляя после себя, как и огонь в степи безразличное ко всему, мертвое, выжженное и опустошенное пространство. Это было лето года 1920 Монастырь оказался также отрезанным от внешнего мира бушующей пеленой степного пожара. Затерянный в бескрайнем и безлюдном просторе, он казался теперь особенно маленьким и беззащитным перед грозными беспощадными волнами пламени, подступающими с каждым новым порывом ветра все ближе к его стенам.
После обедни, когда воздух наполнился жаром сверх всякой меры, вдруг, сам собой гулко зазвонил тяжелый монастырский колокол. Возможно, так отреагировал металл на невиданное повышение температуры воздуха, но низкий густой звон внезапно хлынувший с пустой колокольни был жуток Помертвевшими губами игуменья Софья прошептала: « С нами Бог, с нами Крестная сила» и только после этих простых, но обладающих воистину волшебной силой слов, заставила себя поднять глаза и взглянуть вверх, на площадку колокольни, которая конечно же была пуста, сам колокол тоже казался неподвижен, однако картина, открывшаяся ее взору была более ужасней, чем если бы на колокольне вдруг действительно оказался кто-то посторонний. Ветер гнал по серому дымному небу клубы черного пепла, которые зловеще мерцали тысячами крохотных огней. Непонятно было — то ли вместе с мертвым пеплом порывы ветра подхватили и мелкие частицы живого огня, то ли тусклая густая пелена была наделена чудным даром отражения, и в ней, как в зеркале видны были мерцающие уголья, оставшиеся на поверхности выжженной земли Зрелище однако было противоестественным и от этого еще более пугающим. Чудилось — стоит дыханию ветра стать сильнее — крохотные искры вознесенные к небу, разгорятся в такую же сплошную пелену огня, что бушует сейчас на земле На этом темном, мерцающем затаившимся огнем фоне, совершенно черный, зловещий, неузнаваемый тянулся ввысь силуэт колокольни, словно мрачный великан грозил небесам пальцем, выпростанным из недр обугленной мертвой земли.
Картина эта игуменью Софью потрясла, в ней ясно увидела она страшное знамение и в этом предчувствии своем была совершенно уверена Но даже и ей не дано было предположить, как быстро и сколь жутким образом сбудется оно в реальности.
Когда на степные просторы опустилась ночь, небеса нежданно разразились страшным громом. В сухом еще, беззвездном небе полыхнули ослепительные молнии и скоро на пылающую землю хлынули потоки воды С одной стороны, этот сильный живительный ливень нужно было бы счесть даром Божьим, ибо не было уже у людей, да и самой природы сил более терпеть безудержный разгул огня.
Однако был он каким-то уж слишком неистовым, свирепым, по силе своей сопоставимым вполне с буйством огненной стихии. Казалось — гроза эта не Создателем послана на грешную землю. И кто знает еще, что скрывает в себе и что принесет людям ненастная ночь? Ночь, однако, не принесла ничего нежданного, хотя и спокойной назвать ее было никак нельзя. Гроза бушевала долго, а когда смолкли раскаты грома и сомкнулась наконец ночная мгла, которой все не давали вступить в свои права ослепительные вспышки молний, белыми стрелами пронизывающие черный свод небес, сильный шум дождя не давал покоя. Все мерещились в нем то чьи-то гулкие тяжелые шаги, конское ржание, громкие голоса и крики о помощи, казалось — кто-то громко и требовательно стучит в монастырские ворота Когда же стих наконец нескончаемый поток, затопив собой прожорливое пламя и омыв холодной свежей водой обгоревшую землю, когда забрезжил бледно-розовый рассвет тонкой полоской проступая у кромки неба, в ворота монастыря действительно постучали. И стук этот был громким и требовательным, как чудилось ночью, и кони ржали у ворот обители, и громкие раздавались голоса всадников, которые не привыкли ждать и просить. Потому что это был один из летучих отрядов молодого командарма Михаила Тухачевского, только что назначенного командующим Кавказским фронтом. Однако фронта уже никакого и не было — Ростовская операция красных оказалась роковой для Добровольческой армии генерала Деникина, разбитые под Ростовом-на-Дону, Таганрогом и Новочеркасском разрозненные белогвардейские и бело казачьи отряды беспорядочно отходили на Северный Кавказ, в Крым и Одессу, где их настигали и добивали окрыленные победой летучие отряды красных. Один из таких отрядов стоял теперь у стен монастыря, требуя немедленно отворить монастырские ворота Монахини подчинились и небольшой отряд въехал на монастырский двор Там незваных гостей встретила игуменья Софья. Высокая и очень худая, в черном монашеском одеянии, она явилась им, строга и величава, смуглое лицо хранило спокойствие, а большие синие глаза глядели на пришельцев сурово. Но это не смутило всадников. Никто из них не спешился с коня и уж тем более не обнажил головы, приветствуя настоятельницу — Нам стало известно, что в ваших краях скрываются недобитые бело бандиты, — обратился к ней тот, кто видимо был среди них главным. Лицо его едва различимо было в предрассветной мгле, но голос был низким и звучным Говорил он резко, отрывисто, обращаясь вроде бы в пустоту, словно не замечая ни настоятельницы, ни затаившихся по двору в страхе и смятении монахинь, — есть сведения, что часть из них вы прячете у себя — Здесь обитель Христова, — отвечал ему мать Софья и голос ее звучал ровно, но заметно было что она напряженно вглядывается в полумрак, пытаясь разглядеть лицо всадника, — в этих стенах только сестры Более вы не найдете никого, в том даю вам слово — Слово ваше для нас не является гарантией истины, — отвечал ей командир отряда или тот, кто уполномочен был вести переговоры. Он не представился, не назвал себя и своих товарищей. — Поэтому мы намерены произвести обыск Извольте сопровождать моих людей и продемонстрировать им все помещения вашего заведения — Это заведение является обителью Божьей, милостивый государь, и извольте уважать, если не меня, то святость этих стен, — голос игуменьи Софьи по-прежнему звучал ровно, но обычно она говорила несколько бесцветно, практически без интонаций, сейчас же в голосе ее зазвенел металл, словно задели, натянутую струну неведомого музыкального инструмента и отзываясь на прикосновение она зазвучала слабо вибрируя и издавая только едва различимый звук. Но говорящего не смутило это и он резко оборвал ее — Про то, что это за заведение нам хорошо известно…
— Однако мне ничего не известно о вас, милостивый государь…
— Вот как? Вам ничего не известно о том, что белогвардейские мятежи подавлены по всей России и рассчитывать на Добровольческие армии, на войска Антанты, на белоказаков вам больше не приходится? Вам ничего не известно об этом, ваше сиятельство, княжна Долгорукая?
— Меня зовут мать Софья — Нам известно, как вас зовут и мы отнюдь не случайно здесь Поэтому извольте прекратить препирательства со мной и исполняйте то, что я вам сказал, во избежании самых серьезных последствий. Особенно лично для вас…
Отряд, спешится — с этими словами он сам легко спрыгнул на землю и вплотную, как-то подчеркнуто дерзко подойдя к настоятельнице, близко и прямо взглянул ей в лицо.
Запал исчез в нем также внезапно, как и возник Бывалый парень просто выскользнул из его оболочки и стремительно, ловко, как ему и полагалось, никем, разумеется, не замеченный покинул помещение, оставив Дмитрия Полякова один на один с теми, кто сейчас окружал его Честно говоря, это был не очень благородный поступок, поскольку Дмитрий Поляков находился в состоянии плачевном — был совершенно измотан физически и морально и практически не способен постоять за себя каким либо образом Те же, кто сейчас в прямом смысле этого слова, плотно окружали его беспомощно распластанное на диване тело, настроены были отнюдь не дружелюбно Конечно, физическая расправа ему ни в коей мере не угрожала, что же касается морального аспекта проблемы, то он был заявлен в эти минуты очень и очень остро. Возможно лучшим для Полякова было, если бы вместе с остатками физических сил и безоглядной решимостью действовать и добиться своего любой ценой, его покинуло и сознание. Тогда все разрешилось бы просто, по крайней мере на данном этапе событий Но сознание его, именно сейчас окончательно прояснилось, стряхнув с себя и остатки эмоциональной похмельной вялости, и последовавшего за ней, сообразно закону маятника всплеска бурных эмоций. Все это отступило на второй план, хотя каждое действие, из тех которые он успел совершить за минувшие полчаса запечатлены были памятью с потрясающей точностью, и, как фотографии, запечатлевшие сцены его позора и унижения, стояли перед глазами, не давая забыться или хотя бы отвлечься ни на минуту. Сейчас пространство его внутреннего мира — сознание, разум, душа и, — что там еще заключал в себе этот мир?! — было затоплено одним лишь раскаленным, обжигающим, разрывающими его изнутри чувством Этим чувством был стыд. Так стыдно ему не было никогда Даже в ранней юности, когда его застали за неким постыдным занятием. Ничего более, что хоть как-то сравнимо было с тем, что испытывал он теперь, на ум не приходило Судьба, действительно, была милостива к нему — он конечно и "попадал в просак ", и « влипал», и « вляпывался» — словом, случались в его жизни ситуации, которые порождали чувство неловкости и даже стыда, но все это даже отдаленно не напоминало тот раскаленный водоворот чувства, испепеляющего его душу теперь.