Стальной Лев Революции. Начало - Иван Евграшин

Сталин слушал не перебивая.

- Мы будем виноваты, Коба. Только мы. Если мы взялись управлять государством, то надо им управлять, а не заниматься теоретизированием, что сейчас мы и делаем, в большинстве своем. Если рассмотреть с этих позиций ситуацию, то, сколько мы продержимся против сильных интервентов?

- Я думаю, что пару месяцев, Лева. Не более.

- А я думаю, что не более одного, Коба. По той причине, что все наше государство сейчас – это границы Московского Княжества, времен Ивана Грозного и пятьдесят дивизий для нас это как против их нового танка наш старый пулемет. Краску мы им точно посечем, искр будет много, патроны расстреляем, если конечно успеем, но то, что нас быстро раздавят – факт. Отбрось политическую теорию и взгляни на факты. Не согласен?

Сталин опять задумался. На этот раз он ответил быстрее.

- Согласен, Лев. Мне конечно надо хорошо обдумать твои слова, но ты прав. Мысли правильные и своевременные.

- Хорошо, что ты меня правильно понимаешь, Иосиф Виссарионович. Ведь если сегодня мы не будем задумываться о практических задачах, которые стоят перед нами, и решать их сейчас, а будем говорить только о «Светлом будущем», то, скорее всего завтра у нас закончатся ресурсы, хлеб, свет, вода, деньги и доверие людей.

- Ты очень прав, Лев Давидович. Мало кто из наших товарищей по Партии понимает это также хорошо, как ты сейчас сказал. Оправдывают свои действия текущим моментом и не хотят с этим моментом расставаться. Не понимают, что чем дольше все это продлится, тем дольше и труднее потом будет выправлять положение. Слишком многие думают только о сегодняшнем дне и, прикрываясь красивыми словами, решают свои личные проблемы. Слишком многие. Не обижайся, но я всегда относил тебя именно к таким людям, Лев.

Иосиф Виссарионович внимательно смотрел на Льва Троцкого таким взглядом, как будто видел его впервые.

- Скорее всего, ты был прав, Иосиф Виссарионович. Сейчас я и сам это понимаю. Я почему-то решил, что делать высокую политику – важнее всего. А на самом деле я очень ошибался. Я выбрал неправильный путь и признаю это. Я был «попутчиком», человеком, который за счет происходящего решает свои собственные проблемы. Это в корне неверно. У нашей партии сейчас слишком много «попутчиков». Я не имею в виду людей, с которыми мы расходимся в политических взглядах, я говорю о тех, кто, прикрываясь именем партии большевиков, творит зло и разрушение, грабит, убивает и насилует, а таких множество. В июле 1917 года мы были едва ли не самой маленькой по количеству членов партией профессиональных революционеров. Фактически мы находились в подполье. Тогда нас уже практически списали со счетов и не брали в расчет. Сейчас же из-за притока громадного количества членов партия «разбухла». Но это не качественный, а количественный рост. В качестве мы очень сильно проиграли. К нам примазались уголовники, которых мы объявили социально близкими, множество деклассированных элементов, все разгильдяи и бездельники, которые никогда не работали и в своей жизни ничего путного никогда не сделали. Уму непостижимо, что они творят, прикрываясь большевизмом.

- Лев, но мы тоже занимались терроризмом и эксами. С точки зрения закона Российской мы тоже были уголовниками. Мы точно так же как и они, этот закон нарушали. Как мы теперь можем отвернуться от людей, с которыми мы сидели на одних нарах?

- Между нами большая разница. Мы никогда не убивали простых людей за рубль, не воровали, по той причине, что не хотим работать, не насиловали, будучи пьяными и не крали у бедняков. Мы всегда брали только у Империи, крайний случай - у действительно богатых людей. С точки зрения закона – это бандитизм чистой воды, нельзя этого отрицать. Вот только почему, после того как уголовники были объявлены нами социально близкими, они не прекратили нарушать закон. Теперь уже наш, народный закон. Наоборот, пользуясь условиями, уголовники еще больше развернулись и увеличили масштаб своей деятельности. Они грабят, убивают и насилуют не только богатых, но и бедных? Разве не так, Коба?

- Согласен, Лев. Ты очень прав.

- Это хорошо, что ты признаешь мою правоту. Нам нужно срочно заняться чисткой партийных рядов и начать принимать в партию специалистов, а не всякий сброд. Эти примазавшиеся и являются нашими «попутчиками». Пора перестать уничтожать инженеров, врачей или специалистов только за то, что они, к примеру, дворяне. Они и так всего боятся и хотят, чтобы вся эта вакханалия прекратилась, чтобы наступил порядок. Пора подтягивать их к себе, в свои ряды.  Надо поднимать престиж большевиков. Необходимо создать специальную Комиссию по партийному контролю. Пора переставать карать «чужих» по любому поводу и без повода и заняться своими. Пора перестать стрелять и начать объяснять. Иначе, мы последствия будем расхлебывать очень долго. Люди, вступающие в партию большевиков должны быть этого достойны. Все вступающие в партию большевиков обязаны понимать не только то, что это честь и благо для них, а еще и осознавать, что это и очень большая ответственность. Зачем нам нужны двадцать уголовников и тридцать горьких пьяниц в партии? Я лучше одного нормального инженера или агронома возьму. Поставлю их на направления, которые они знают и буду спрашивать строго, если не справляются. Это очень важный момент. Нам необходимо сплотить ряды, перестать заниматься болтовней и начать работать. Власть – это, прежде всего работа. Вот последний наш император, бездарным был управляющим, да и на работу годами не ходил, так чему тут удивляться, что его скинули? Совершенно нечему.

Иосиф Виссарионович внимательнейшим образом слушал Льва Троцкого. Он думал о том, что не так и важно, что случилось со Львом, и почему он поменялся. Важно то, что Троцкий говорил абсолютно искренне, не притворяясь, обычными, можно сказать простыми словами. Было очевидно, что Лев Давидович много думал и то, что он сейчас говорит, является уже выводами и фактически рекомендациями на будущее.

Молчание несколько затянулось, наконец, Иосиф Сталин произнес.

- Я начинаю бояться, что ты слишком прав, Лев, в том, что ты говоришь. Вижу, что ты очень болеешь за все сказанное. Вижу твою правоту и согласен с тобой.

- Спасибо, Коба. Я в какой-то момент осмотрелся вокруг и подумал, что же после меня останется, кроме разрушения? Что потомки скажут про меня? Задумался и понял, что если я не поменяюсь, то мое имя всегда будет ассоциироваться только с борьбой, только с разрушением. Никто и никогда не скажет, что я в чем-то созидал. Даже создание Красной армии – это создание инструмента разрушения. Вот и будут говорить, что Троцкий разрушал и боролся, вносил раскол и смуту в ряды. А на вопрос  - что же Лев Давидович построил в своей жизни? – люди скажут – Интернационал, и добавят – для разрушения.

Я ненадолго замолчал. Нужна была небольшая пауза. Я действительно сильно волновался и переживал о том, о чем сейчас говорил. Иосиф Виссарионович это прекрасно видел, так как я и не собирался скрывать сейчас своих чувств. Теперь нужно было немного успокоиться.

- На самом деле, Коба, вот так поговорить не с кем. Наверное, это было правильно, что ты и Феликс все это затеяли, иначе, когда бы мы еще с тобой вот так по душам поговорили бы?

- Я думаю, что ты и здесь прав, Лев. Не знаю, где ты там был и почему раньше прятался, но теперь с тобой и поговорить и поработать можно. Не то, что в прошлый раз, - Сталин улыбнулся.

- Да уж, в Царицыне я, конечно, нагородил и вел себя как идиот последний. Ты прими мои извинения, Коба.

- Конечно, забыли, дорогой! О чем может быть речь? Слушай, батоно, у нас с тобой прямо какое-то Прощеное Воскресенье получилось, не находишь? - Сталин рассмеялся.

- Да, ладно тебе, что получилось, то получилось, - я поддержал смех.

Мы несколько минут еще шутили и посмеивались, потом я вспомнил об еще одном невыясненном моменте.

- Иосиф, ты мне еще обещал рассказать, как вы все так быстро организовали?

- Лев, давай лучше позовем посланника, и расспросишь его обо всем сам. Он все это придумал, а я только немного его проинструктировал. Вот только не знаю, что с ним дальше делать? Уж очень серьезная у него информация, а парень хороший, талантливый, хотя и молодой.

- Я знаю, что с ним делать, Иосиф Виссарионович. Такие кадры упускать нельзя. Я же тебе говорил про Отдел специальных операций, вот тебе и первый сотрудник практически готов. Хоть как его зовут-то, может, скажешь?

- Зовут его Наум. Чекист. Дзержинский его очень выделил в последнее время. Умнейшая голова. Зови, Лев, сам все расспросишь.

Я звонком вызвал секретаря и приказал позвать Блюмкина, и, когда тот явился, приказал немедленно доставить, но только очень вежливо нашего «гостя». Когда Зайденварга привели, я предложил ему присесть и обратился со следующими словами.

- Молодой человек, скажите, как Вас действительно зовут?