Желтые перчатки - Анна Дубчак

И Валентина подняла руки, закинула ему за голову и приблизила свое лицо к лицу Саши, потом, сделав над собой усилие, приоткрыла рот и коснулась своими губами его губ, и тут же почувствовала, что находится в руках опытного мужчины, который, словно получив согласие, принялся целовать ее долгим, непрерывным поцелуем…

Она хотела снова спросить Сашу об ужине, чтобы его приход обрел хотя бы какой-нибудь смысл, но он уже подхватил ее на руки и понес в комнату, раздел, разделся сам и, пробормотав что-то извиняющее, опрокинул на спину…

– Я не могу, – услышал он тихий сдавленный голос и последовавший за этим всхлип: Валерия-Валентина плакала.

– Почему? – он тяжело дышал и держался из последних сил. – Ты нездорова?

– У меня с мозгами не в порядке, – сказала она, спеша подняться и быстро надевая платье. – Ты извини меня, Саша, но мне нужно срочно уехать… Я больше не могу здесь находиться…

– Ты всегда поступаешь так? – услышала она его голос, они сидели на кровати в темноте и оба тяжело дышали.

– Как – так?

– Так вот: сбегаешь со своей свадьбы, приглашаешь к себе, а потом вышвыриваешь за порог… Что ты себе позволяешь?

Валентина вздрогнула, как если бы ее ударили: да, он был совершенно прав, она ведет себя, как самая настоящая истеричка.

– Я люблю другого мужчину, который меня бросил… – с трудом разлепив пересохшие от волнения губы, произнесла она, чувствуя приближающиеся слезы, – поэтому я совершаю эти головокружительные и опасные поступки… Ты прости меня, Саша, но постарайся понять… Я хотела, чтобы ты пришел ко мне и чтобы все было… Но у меня не получилось…

– Если ты будешь так себя вести, то у тебя никогда ничего не получится. Я уверен, что тот мужчина, которого, как ты говоришь, любишь, натерпелся от тебя… Ты должна быть просто женщиной, а не усложнять и без того сложные отношения между мужчиной и женщиной… Да, согласен, я веду себя, быть может, несколько не так, как тебе бы этого хотелось, но ты должна понять, что мужчины устроены не так, как вы, женщины… Обними меня, приласкай, позволь себе расслабиться и побыть просто женщиной, отдайся мне, ни о чем не думая, и ты поймешь, что не все так уж и плохо… Я же знаю,

что ты сейчас нуждаешься в тепле, в мужчине… Но так, как поступаешь ты, не делает никто. Это жестоко, наконец, по отношению ко мне…

Она согласно кивнула головой и легла, развела ноги и закрыла глаза.

– Хорошо, – она проглотила слезы, – я попробую…

ГЛАВА 12

Борис остановился перед дверью и замер. Затем сорвал с головы повязку, которую ему наложили на раненый лоб, и, с трудом прикрыв рану несколькими жиденькими прядками темных с проседью волос, спрятал бинты в карман. Он вдруг понял, что силы его иссякли. Что он опустошен, что московский воздух выветрил из его круглой лысоватой головы все мысли, а из сердца – все чувства. И все же отступать было некуда: он позвонил в дверь и вздрогнул, как нашкодивший мальчишка. Да, он испытывал жгучий стыд за свой поступок, которому уже больше пятнадцати лет. Но что поделать, если привычка каждый день начинать новую жизнь оказалась неистребимой?!

В его жизни было несколько этапов: подростковое болезненное одиночество, скрашиваемое игрой на пианино (классике он предпочитал джаз, а потому очень скоро был исключен из музыкальной школы за неуспеваемость); фотокорреспондент в местной газетенке (он мог задержаться в командировке на неделю, а то и две, за что также был уволен); лабух в местном ресторане (деньги, женщины и выпивка); Полина – небесное создание, которое подарило ему дочь; Валентина – куклы, велосипед, швейная машинка, тройки по математике, прогулки по лесу, поездки в Москву; Париж (ресторан, деньги, крохотная квартирка на Фруадво и бесплатная порция «Пино де Шарант»); Бланш – с ее белой кожей, белыми волосами и гибким теплым телом; и теперь вот Эмма Латинская – авантюристка, которая готовит ему холодное блюдо под названием «тюрьма или смерть»… Что может быть хуже? Он даже не потрудился навести о ней справки, чтобы хотя бы приблизительно знать, что можно от нее ожидать за те десять миллионов франков, которые она отдала ему с такой небрежностью, легкостью и смехом… С молодым смехом, между прочим… Наверное, Патрик Баланс был в свое время очарован молоденькой Эммой, француженкой русского происхождения и женщиной змеиного происхождения… Было в Эмме нечто такое, что заставляло мужчин испытывать к ней интерес, пусть даже он и подогревался денежками, франками…

Что касалось франков, то Борис очень быстро принял решение, как с ними поступить: если с самого начала он представлял себе, что сходит с трапа самолета в Москве, сгибаясь под тяжестью «дипломата», набитого наличными, то потом он решил всеми правдами и неправдами увезти Валентину из Москвы, чтобы все имеющиеся у него деньги потратить на нее, уже находясь в Париже… Он не доверял Москве и России в целом. Он любил ее, как легкомысленную транжиру-мать, которой все прощал, но жить предпочитал от нее подальше.

Неужели он увидит сейчас свою дочь, свою Валентину, которая столько раз снилась ему по ночам и о которой он так мечтал все эти годы… Ему было стыдно, но с другой стороны, он был счастлив этой вот минутой ожидания, когда за дверями вот-вот послышатся ЕЕ шаги, сейчас щелкнет замок…

Дверь распахнулась, и он увидел высокую стройную девушку в домашнем халате, ворот которого был утыкан иголками и булавками.

– Я Борис Захаров, твой отец, – сказал Борис, но не сделал и шага к Валентине.

– Папа? – Она покраснела и отступила назад, впуская его. – Ну, здравствуй, – и она крепко обняла его.

В комнате она усадила его в кресло и в сильнейшем смущении предложила ему выпить водки.

– Я не против… А ты одна? Где же твой жених?

– Я же писала тебе, что рассталась с ним… Я сбежала с собственной свадьбы…

Все это было похоже на сон: Москва, больница, Валентина, подающая ему на вилке огурчик…

– Бланш рассказывала мне о тебе… Ведь ты не сердишься, что я не приезжал? – Он взял ее руку – она была ледяной.

– Нет, что ты… Я все понимаю…

– Я бы хотел посмотреть на твои работы, она мне столько о них рассказывала…

– Пойдем, пойдем, конечно… Я тебе сейчас все покажу…

– Подожди, – он снова взял руку дочери в свою. Ей было не понять, зачем он то и дело берет ее за руку, а Борису было необходимо физическое подтверждение того, что он разговаривает не с призраком или видением сна, а с живой Валентиной. – Я должен сказать тебе сразу – без тебя я в Париж не вернусь… Пусть даже ты поедешь со мной на время, все равно… Валя, у меня есть деньги, я хочу устроить твою жизнь… Мы организуем тебе показы в Париже, я попросил Бланш заняться этим вплотную, найти нужных людей и узнать условия, которые позволили бы тебе выставиться… А потом я куплю тебе ателье и ты начнешь там работать… Потом выйдешь замуж и все будет хорошо… Я сильно волнуюсь, поэтому не обращай внимания, если я скажу что-то для тебя удивительное… Нереальность происходящего кружит мне голову… Как мама? У нее все хорошо?