Полководец. Война генерала Петрова - Владимир Васильевич Карпов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На баштанах, во фруктовых садах полно сочных, сладких кавунов, яблок, груш, винограда. Но нас это не радует — среди яблок и арбузов конницу не спрячешь.
Я волнуюсь. Втайне надеюсь, что нас встретит Иван Ефимович Петров. Кадровый кавалерист, он очень любил наш полк. Я чувствовал: если будет хоть малейшая возможность, генерал встретит нас. Для полка это будет большой радостью — кавалеристы тоже любили генерала Петрова.
Так и есть — возле совхоза, поставив ногу на подножку своего знаменитого “пикапа”, стоял наш бывший комдив. Иван Ефимович был сдержан, но с каким удовольствием смотрел он на кавалеристов!
— Товарищ генерал! 5-й кавалерийский полк прибыл для выполнения боевого задания.
— Полк, говоришь?
Генерал помрачнел. Назвать полком отряд, который стоял перед генералом, можно было с большой долей воображения: жестокие бои вывели из строя большинство командиров взводов и эскадронов, больше половины бойцов.
— Тяжело. Но будет еще тяжелее. Вот, видишь? Прямая дорога на Одессу! — генерал взмахнул рукой. — Семь километров от Татарки и Дольника. На днях две новые пехотные дивизии появились против нас — 8-я и 21-я. От наших 7-го и 3-го полков почти ничего не осталось — остатки влились в 25-ю Чапаевскую. Противник нацелился на Дольник и Татарку, с юга — на Сухой лиман, чтобы обстреливать отсюда город. Пленных захватили — Антонеску рвет и мечет: взять Одессу к 3 сентября! — На суровом лице генерала появилось подобие улыбки. — Это он уже десятый срок назначает. Вот смотри… — Иван Ефимович развернул карту. — Здесь, справа, у тебя 287-й полк чапаевцев. Они дерутся за Дальник на дороге Беляевка — Одесса, на хуторах Френдеиталь и Красный Переселенец. Отряды 3-го и 7-го кавполков отступили от Ленинталя и теперь стоят перед самым Дольником. Фашисты уже стреляют из района Сухого лимана по Одессе из пушек. Ты видел, что делается в городе?
Да, я видел. При свете пожаров (проезжали мы Одессу, как обычно, ночью) больно было смотреть на истерзанный бомбами и снарядами город. Пожары, пожары — в городе светло, как днем, никакая светомаскировка не нужна. И если раньше одесситы страдали от бомб, то теперь фашисты с близкого расстояния методически разрушают дома из орудий.
Я внимательно слушал генерала. Его осунувшееся лицо подергивалось чаще, чем обычно. Если даже генерал Петров, который, по-моему, мог 24 часа в сутки не спать и быть свежим, так выглядел — дела наши тут не блестящи.
— И пополнения почти нет, — поморщился генерал. — Все, кто мог держать оружие, ушли из города на фронт. А морем с Большой земли кораблям очень трудно прорваться… — Иван Ефимович на мгновение задумался. — Новая дивизия появилась. В деле она еще, правда, не была, но авиаторы засекли ее в районе Беляевки. Пленные говорят: два полка 1-й румынской кавдивизии.
На следующий день я, конечно, сообщил своим товарищам эту новость. Кавалеристы приводили в порядок свои клинки — чистили, точили. Ох, как хотелось нам встретиться в открытом бою с румынской конницей!..»
Затем несколько дней шли тяжелые бои, доходившие до рукопашных схваток. Пришел день, когда конники показали себя и в конном строю. Продолжим рассказ Блинова:
«Мы отбили у фашистов потерянные 860 метров. Не успели отдышаться — зовет к телефону генерал Петров:
— Ну как?
— Все в порядке, товарищ генерал! Положение восстановлено.
— А Ленинталь?
Хутор Ленинталь нас измучил. Он клинком врезался в наши позиции. Что мы только не делали, чтобы забрать его обратно. Но силенок не хватало. А начальство все время нажимало. И сейчас генерал Петров вспомнил об этом клине — и, может быть, сам того не желая, уколол меня своим напоминанием. А нам не до жиру, как говорится, быть бы живу. Хорошо хоть эти 800 метров вернули. Людей в полку все меньше и меньше. Но я не докладываю генералу о положении — бесполезно. Ведь он сам все хорошо знает.
И все-таки генерал требует взять Ленинталь — слишком опасные позиции здесь у фашистов.
Чуть помолчав, Петров говорит:
— Хорошо, сам приеду.
Назавтра к скирде соломы, возле которой был мой КП, подъехал «пикап». Из машины вылез Иван Ефимович. Виду него был очень утомленный. Отрывисто и коротко он сказал:
— Принимай пополнение. Последние остатки наскребли.
Подозвав старшину Ячунского, генерал что-то написал на листке из блокнота и, отдавая ему, сказал:
— Люди в-о-о-он в той посадке!
Через час я уже распределял бойцов по эскадронам. Правда, многие признались, что даже не держали в руках винтовку. Но были и кадровые солдаты, такие, кто уже нюхал порох.
Перед отъездом генерал отозвал меня в сторону. Помолчав, он сказал негромко:
— Очень трудно. Понимаю все. — И добавил: — Но отступать нельзя. Верховный Главнокомандующий просит держаться.
Петров показал мне телеграмму за подписью Сталина: “Ставка просит!" Меня до глубины души тронули эти слова. Иван Ефимович понимал мое состояние. Без лишних слов сказал:
— Доведите содержание этой телеграммы до каждого бойца!
…Петров приехал к ночи 18 сентября. Из “пикапа”не вылез, позвал меня в машину.
— Вот и твоим клинкам работа нашлась. Дождался, кавалерист!
Румыны кавалерию пустили.
— Знаю, Иван Ефимович.
— Разведка?
— Да.
Два часа назад Махмудов с разведчиками обнаружили румынскую конницу. Разведчики насчитали около 500 сабель. Фашисты все-таки использовали ленинтальский клин между нашими стыками, недаром так тревожился из-за него Петров. Именно с этого клина в сумерках, маскируясь в высокой кукурузе, румынская кавалерия южнее Дольника просочилась к Татарке.
Когда Махмудов доложил мне об этом, в первое мгновение я хотел сразу поднять людей в седла — и вдогонку. Но удержался и позвонил генералу Петрову. Мне ответили, что он где-то на передовой. Промедление в этой обстановке грозило катастрофой. Я уже решил отдавать команду, но тут приехал Петров.
— Правильно сделал, что не полез ночью, они ловушку устроили. Во всяком случае сейчас, — Петров посмотрел на часы, — они в Татарке, остановились на ночевку, дальше идти побоялись. Что будем делать?
