К новой свободе: Либертарианскийманифест - Мюррей Ротбард

Можете себе представить, какая поднялась бы буря протеста, если бы правительство попыталось по аналогичным основаниям закрыть газету или книжное издательство?

А недавно ФКС пригрозила невозобновлением лицензии радиостанции KTRG в Гонолулу, главной радиостанции на Гавайях. На протяжении примерно двух лет KTRG по несколько часов в день передавала программы либертарианского направления. И вот в конце 1970 года ФКС решила устроить слушания, направленные на отказ в возобновлении лицензии, и владельцы радиостанции, напуганные стоимостью предстоящей процедуры, решили сами закрыть свой бизнес[6].

Либертарианец полагает, что когда консерваторы и либералы спорят о законах, запрещающих порнографию, они всё время говорят совершенно не о том. Консерваторы считают, что порнография унизительна и аморальна, а потому должна быть запрещена. Либералы склонны возражать им, утверждая, что секс – дело хорошее и полезное, а потому порнография только к лучшему, а вместо этого хорошо бы запретить сцены насилия, скажем, на телевидении, в фильмах и комиксах. Обе стороны не затрагивают сути вопроса: разговор о том, полезна ли порнография, вредна или безвредна, сам по себе очень интересен, но он не имеет ни малейшего отношения к вопросу о том, следует её запрещать или нет. Либертарианец считает, что не дело государства, вооружённого карающим мечом закона, проводить в жизнь чьи-либо представления о нравственности. Не дело закона, даже если вообразить, что он мог бы с этим справиться (хотя это, разумеется, не так), назначать кого-либо хорошим или благочестивым, моральным, чистым или честным. Каждый человек должен решать такие вещи сам для себя. Вооружённый насилием закон должен защищать людей от незаконного насилия, защищать их от насильственного посягательства на их личность и собственность. Но если правительство намерено поставить порнографию вне закона, оно само превращается в преступника, потому что посягает на права собственности людей, т.е. на права производить, продавать, покупать порнографические материалы или владеть ими.

Мы не принимаем законов, требующих от людей быть честными; мы не принимаем законов, заставляющих людей быть вежливыми с соседями или не орать на водителя автобуса; мы не принимаем законов, обязывающих людей хранить верность своим мужьям и жёнам. Мы не принимаем законов, требующих от людей ежедневно потреблять такое-то количество витаминов. Поэтому правительство и правоохранительные органы не должны принимать законы, направленные против добровольного производства или продажи порнографии. Закону и власти должен быть безразличен вопрос о том, полезна порнография или бесполезна, вредна или безвредна.

То же самое можно сказать и о демонстрации насилия, которой пугают либералы. Государство не должно заниматься вопросом о связи между сценами насилия на телеэкране и реальными преступлениями. Запретить сцены насилия, потому что они могут побудить кого-либо к преступлению, – это отрицание свободы воли и разумеется, полное отрицание права смотреть соответствующие фильмы тем, кто не совершит в будущем никаких преступлений. Но ещё важнее то, что запрещать по таким мотивам сцены насилия на экране не более, а фактически, даже менее законно, чем, как мы уже говорили, отправить за решётку всех чернокожих подростков мужского пола, которые более склонны к преступному поведению, чем остальная часть населения.

Не должно быть сомнений в том, что запрет порнографии – это посягательство на право собственности, на право производить, продавать, покупать и владеть. Консерваторы, призывающие к запрету порнографии, кажется, не понимают, что тем самым они разрушают ту самую концепцию прав собственности, которую, вроде бы, намерены всецело защищать. Этот запрет также является нарушением свободы печати, которая, как мы убедились, представляет собой подраздел общего права частной собственности.

Порой возникает впечатление, что для многих консерваторов и либералов beau ideal*(Идеал совершенства (фр.)) состоит в том, чтобы посадить каждого в клетку и заставить делать то, что консерваторы и либералы считают нравственным. При этом клетки у них будут, разумеется, разными, но это будут именно клетки. Консерватор запретил бы противозаконный секс, наркотики, азартные игры и неверие в Бога и заставил бы каждого действовать в соответствии со своим нравственным или религиозным идеалом. Либерал запретил бы сцены насилия на экране, неэстетичную рекламу, футбол и расовую дискриминацию, а либеральные экстремисты засунули бы каждого в «камеру Скиннера»[7], где им управлял бы благожелательный либеральный диктатор. Но результат у них получился бы одинаковым: свести каждого к уровню недочеловека и лишить его самой драгоценной составляющей человеческой сущности – свободы выбора.

Ирония, разумеется, в том, что, заставляя каждого быть «моральным», т.е. поступать в соответствии с требованиями морали, консервативные или либеральные тюремщики просто лишают людей какой-либо возможности быть нравственными. Концепция нравственности лишена всякого смысла, если человек не может действовать свободно. Представим себе, например, благочестивого мусульманина, озабоченного тем, чтобы как можно большее число людей трижды в день кланялись в сторону Мекки, поскольку для него, предположим, это и есть высшее проявление нравственности. Но если он применит насилие, чтобы заставить каждого простираться ниц, он тем самым лишит его возможности быть нравственным, т.е. свободно отдавать предпочтение поклонам в сторону Мекки. Принуждение лишает человека свободы выбора и тем самым возможности сделать выбор в пользу нравственного поведения.

Либертарианец, в отличие от многих консерваторов и либералов, не хочет загонять человека ни в какую камеру или клетку. Он хочет свободы для всех, свободы поступать нравственно или безнравственно, как решит каждый отдельный человек.

В последние годы либералы, к счастью, пришли к выводу, что любой добровольный акт между двумя (или более) взрослыми людьми должен считаться законным. Очень жаль, однако, что либералы ещё не дошли до того, чтобы распространить этот критерий сексуальных отношений на торговлю и обмен, потому что в этом случае они уже были бы близки к тому, чтобы превратиться в настоящих либертарианцев. Ведь либертарианцы стремятся к тому, чтобы легализовать любые добровольные отношения между взрослыми. Также либералы начали призывать к отмене «преступлений без потерпевшего», что было бы замечательно, если бы при этом была проявлена бо́льшая точность в определении и было бы ясно, что речь идёт о жертвах грубого насилия.

Поскольку секс – это сугубо частная область жизни, идея, что государство может иметь право законодательно регулировать и ограничивать сексуальное поведение, не допустима никоим образом, хотя именно это всегда было одной из любимых забав государства. Изнасилование, разумеется, должно считаться таким же преступлением, как любой другой акт насилия против личности.

Хотя добровольный секс часто объявлялся незаконным и преследовался государством, с обвиняемыми в изнасиловании власти, как это ни странно, временами обходились намного мягче, чем с обвиняемыми в других формах преступлений против личности. По существу, правоохранительные органы во многих случаях обращались с жертвой насилия как с виновной стороной, чего почти никогда не бывает с потерпевшими от других видов преступлений. Нет сомнений, что имеют место недопустимые двойные стандарты в отношении сексуального поведения. Национальный совет Американского союза защиты гражданских свобод в марте 1977 года заявил, что:

С потерпевшими в результате преступлений сексуального характера следует обходиться так же, как с жертвами других преступлений. Сотрудники правоохранительных органов и медицинских учреждений зачастую относятся к ним с недоверием и грубостью. При этом возможны проявления как неверия и отсутствия сострадания, так и жестокого и оскорбительного любопытства к их образу жизни и мотивам поведения. Подобное отсутствие ответственности в поведении лиц, чьей обязанностью является помощь жертвам преступления, может только усугубить травму, пережитую жертвой.

Чтобы избавиться от установленных правительством двойных стандартов, следовало бы отказаться от выделения дел об изнасиловании в особую категорию и рассматривать их в рамках общего закона о причинении телесных повреждений. Во всех подобных случаях судьи должны использовать одинаковые критерии в наставлении присяжным и в оценке приемлемости доказательств.