No Name - Андрей Курков

Один из них, стоя на деревянной лестнице, вставлял новые стекла в окна второго этажа. Двое других замазывали цементом выбоины от пуль на стене. Рядом на тротуаре стояла банка с краской.

Да, похоже в городе начиналась новая жизнь, которая ничем не отличалась от старой. Здесь снова ждали отдыхающих.

Еще раз посмотрев по сторонам и убедившись в полном отсутствии людей в военной форме, я не спеша пошел по улице.

Минут пять спустя я прошел мимо еще одной бригады в синих комбинезонах, старательно занимавшейся уничтожением следов вчерашних событий.

На меня никто не обращал внимания и это придало мне смелости. Дальше я шел уже твердым шагом, так, как ходил по этим улицам до вчерашнего дня.

- Эй, парень! - неожиданно окликнули меня.

Я вздрогнул, но обернувшись, увидел на другой стороне улицы еще одного работягу. Это он меня звал.

- Что? - спросил я его.

- Помоги пожалуйста! - попросил он, показывая рукой на деревянную лестницу, приставленную к стене.

Я подошел. Стал у основания лестницы, чтобы она не съезжала, а работяга, повесив на плечо ящик с инструментом и взяв в одну руку квадрат стекла, полез наверх.

Глядя, как быстро и умело он работает, я даже позавидовал. Мне самому еще никогда не приходилось брать в руки молоток и гвозди.

- А ты, парень, кто? - спросил, спустившись, работяга. - Отдыхающий?

- Ага, - я кивнул.

- Рановато приехал... - по-простецки сказал он. - Вот если б не спешил так, а приехал бы часика через три - это был бы не город, а конфетка! Или уже так устал, что не мог больше ждать?

- Да, - сказал я. - Устал.

- Ну ничего, - улыбнулся рабочий. - Здесь отдохнешь! Здесь прекрасное место. Только вот каждый год приходится приводить все в порядок, стекла вставлять, дома ремонтировать. Бывают люди как люди - приедут, отдохнут и уедут. А бывают, один на сотню, приедут и только и думают о том, как бы здесь навсегда остаться! Одного не понимают, что отдых не может быть постоянным! Но в семье не без урода... В прошлом сентябре один чех восстание поднял. Целую неделю стреляли. Два дома пришлось наново отстраивать. И вот вчера тоже... Но вчера хоть быстро справились - хорошо Америка и Советы помогли, а то б тоже без пожаров не обошлось... А ты хоть город знаешь?

- Нет, - соврал я. (Откуда вновь прибывший может знать город?!).

- Ну тогда тебе надо до гостиницы добраться. Это здесь рядом. Пройдешь еще один квартал по этой улице, а потом свернешь вверх на... Эй, Жора! - закричал вдруг работяга появившемуся недалеко человеку в таком же синем комбинезоне. - Как ту улицу переименовали сегодня?

- Какую? - переспросил Жора.

- Ну в честь того, что на вертолете разбился!

- А-а, - кивнул Жора и на мгновение задумался, а потом прокричал: Муталибекова!

- Ну вот, - снова обернулся ко мне работяга. - Значит, свернешь на улицу Муталибекова и пройдешь еще два квартала, а потом там же на углу слева увидишь гостиницу. Часа через два она откроется, ты уж подожди там...

- Спасибо! - сказал я.

- Давай, отдыхай! - добродушно произнес работяга и по-дружески хлопнул меня по плечу.

И я пошел дальше, в сторону улицы Муталибекова.

Свернул на нее, но пройдя один квартал, снова повернул направо.

Зачем мне гостиница? Кто меня там ждет? Свое я уже отдохнул, а что делать теперь - не знал.

И поэтому шел дальше по узенькой улочке, обе стороны которой были уставлены низенькими одноэтажными домиками. И окна в этих домах были целы, и следов от пуль на стенах не было видно. И хозяев у этих домов, наверно, не было. А куда они делись? Или куда их дели, перед тем, как превратить этот город в курорт для отдыхающих героев? Кто знает?!

Солнце уже поднялось достаточно высоко, а я думал о том, что уже много лет не слышал детских голосов.

Со стороны моря привычные слуху доносились крики чаек.

А я, стараясь не слышать их, пытался представить себе голоса моих собственных детей. Которых не было.

Нет, не получалось.

А если уж даже вообразить трудно эти голоса, то стоит ли надеяться, что в этой жизни меня кто-то маленький назовет "папой"?!

И опять замельтешили, забегали в моей голове беспокойные мысли. И, повинуясь их импульсам, я опасливо огляделся по сторонам, но никого не увидел. А ноги, словно были сами по себе, вдруг свернули за угол, на другую улицу, и в конце этой короткой улицы я увидел начало той самой "неаккуратной аллеи". Ноги помнили эту аллею, они знали, что мне эта аллея нравится.

Расстояние между последними домиками города и моей спиной увеличивалось с каждым шагом. И дышалось мне легче среди кипарисов и магнолий, а беспокойные мысли таяли, но вместо них ничего не возникало, а оставалась какая-то пустота. И нельзя было назвать эту пустоту гнетущей, но и радости она не приносила. Может быть потому, что для радостных мыслей просто не было причин. А то, что я остался жив?! Неужели это не причина? Неужели это не счастье?! Странно, я даже понять не мог, почему меня самого не радует то, что я остался жив. Ведь я страшно люблю жизнь и умирать, пусть даже за самые светлые идеалы, никогда бы не согласился.

Мои ноги остановились вдруг перед узеньким проходом между двумя магнолиями, перед началом тропинки, ведущей к вилле генерала Казмо.

Не раздумывая, я ступил на эту тропу и повела она меня по краю обрыва, с которого, полное глубокой синевы, виднелось море, спокойное и словно очищенное от волн. На его отутюженной глади белели треугольные паруса двух яхточек, застывших у маленького причала островка, на котором игрушечным замком стояла вилла генерала. И черный мостик, соединявший берег с островком, тоже казался игрушечным. И столик на террасе.

Опускаясь по вырезанным в камне ступенькам, я не сводил глаз с этого сказочного островка. Трудно было поверить, что в нем кто-то живет.

Но вот я подошел к черному мостику и вся сказочность исчезла, оставив меня в тревожном состоянии. Я не знал, что меня ждет здесь.

Но я все-таки пошел через мостик.

Парадные двери легко открылись. Внутри было прохладно и тихо.

Лестница из красного дерева звала меня подняться наверх.

Хрустнули ступеньки под моими ногами.

Остановившись на втором этаже, я услышал звяканье посуды.

Оно доносилось из-за узковатой украшенной лаком двери.

Я прислушался, надеясь услышать чей-нибудь голос, но там завтракали молча.

Сделав глубокий вдох и собрав все свое мужество, я постучал в дверь и открыл ее.

На меня сразу уставились две пары глаз.

Это была кухня. На стенах висели начищенные до блеска бронзовые сковородки - они висели "по росту", от малюсенькой - для яичницы из одного яйца, до огромной, сантиметров восемьдесят в диаметре. Дальше висели ножи. Тоже "по росту". Полки с посудой, блюда, соусницы, супницы, дуршлаги... И среди этого кухонного развала, за маленьким квадратным столиком на табуретках сидели Айвен и генерал. Оба были в трусах. Оба ели яичницу и запивали ее молоком. И лица у обоих были опухшие. То ли от бессонной ночи, то ли от вина.