Черная молния вечности (сборник) - Лев Котюков

Вниз по каменистому склону вместе с ручьем, пересыхающим от безжалостного черного солнца. Вперед, из последних сил в объятья могучей реки, спокойно и безразлично отражающей невыносимый свет в пустое пространство!.. Но:

Единство есть Ничто! В свободе – Божий суд!.. Владимир Соловьев сказал:

«Дело не в единстве, а в свободном согласии на единство. Мир не должен быть спасен насильно…»

И красотою нельзя спасти мир насильно.

Главный недостаток нашего существования – провинциальное ощущение времени. Мы живем в своей затурканной эпохе, как в дальней бедной провинции, где все слишком хорошо знают друг друга. Мы тоскуем по недостижимым, несуществующим столицам, где никто не хочет знать никого. Мы грустим по неизвестным, несуществующим людям, которые не хотят нас знать и себя знать не хотят… Мы лелеем свою ущербность, мы радуемся чужой ущербности – и не желаем терять несуществующее свое и несуществующее чужое. Ибо что тогда останется?..

Мы брюзжим и жалуемся на невозможность вершить великое по якобы независящим от нас обстоятельствам. Но втайне знаем, что наше бессилие это наше бессилие, а не чье-нибудь и не из-за кого-нибудь. Но мы не желаем знать, что не смотря на нашу ущербность, великое вершится в сей час в нас самих, в тот момент, когда пишутся и читаются эти строки, а не где-то в ком-то на стороне. Великое всегда в нас, ибо время есть место нашей жизни, а не место обитания в пространстве.

Но, увы, и свято место может быть пусто!.. Время есть наша малая родина, но мы давно не были в местах своего отрочества – все собираемся, черт возьми!.. И обитаем в данный миг в местах неясного пользования.

Мы с отвращением пьем негодную, хлорированную, ржавую воду нашего времени. Этой водой впору поить покойников, чтобы не воскресли никогда… Но мы живые пьем эту воду с открытыми глазами, ибо другой нет, а жажда непреоборима!.. Кто мы?.. Кто?.. Ответь, Господи!..

В природе не существует объективного сознания. Субъективно и наше подсознание. Может быть вечное сверхсознание объективно?.. Может лишь благодаря ему, мы чувствуем, что есть величайшая общая истина, немыслимая без нас?..

Но нужна ли истина нашему сознанию?

Сознание и подсознание есть состояние души, но не сама душа. Высшее творчество осуществляется не через них, а вопреки им. Каждый, истинно творящий, ощущает как нечто мучительно, порой почти безнадежно, пытается пробиться сквозь него в неизбежное из тайного бытия, дабы озарить душу светом откровения.

Истинный талант есть равновесие между возможным и невозможным.

Но зыбко, тревожно, изнурительно сие равновесие. Оно сродни невесомости в замкнутой, железной комнате, стены которой усеяны стальными шипами. Малейшее неосторожное движение – и ты пронзен насмерть. Нет тебя в мертвом, замкнутом пространстве. И смерть твоя не отяжелит невесомость.

Но где наше единство и наше одиночество?! Где они?.. Куда подевались?!..

А никуда!.. Они всегда с нами. И деваться им некуда, ибо неутолимо наше желание достичь единства своего внутреннего мира с миром внешним, – и хоть на миг забыться от ужаса смерти и забвения.

Одиночество бытия и одиночество небытия немыслимы друг без друга. И всеобъемлющее единство без них немыслимо. Одно поглощает другое – и обращенное исчезает в Ничто.

Но что же оно такое это всепоглощающее Ничто, вечная невообразимая пустота, так называемый, физический, абсолютный вакуум?

Современное познание глаголет, что вакуум является сложной, стабильной средой, способной хранить следы происходящих физических процессов. История нашей Вселенной есть история развития вакуума. Ничто – не только прапамять нашего начала, но и прапамять нашего конца, которые смыкаются в бесконечности.

Все зримое происходит из незримого!

Все незримое происходит от зримого!

И ни конца, ни начала! Все существует всегда!..

Материя через человека познает себя и в свою очередь преобразует человека самопознающего. Материя – эгоистична и агрессивна, ибо постоянно стремится к совершенству, то есть к отрицанию и уничтожению самой себя.

Вакуум – материя есть сверхбытие всего существующего и несуществующего. Единство и совершенство отсутствуют в сверхбытии за ненадобностью.

Человеческое стремление к единству и совершенству есть искушение, которое предназначено душе преодолеть в жизни вечной, но не в бесконечности, таящей в себе единство, как вечную смерть. Разумом практически невозможно осмыслить сие откровение, но существующее не нуждается в доказательствах существования также, как и несуществующее. И хватит об этом!

«Страшное одиночество за всю жизнь» – с горечью проговаривается Василий Васильевич Розанов. И опять:

«Страшная тяжесть одиночества. Не от того ли боль?»

Боль от невозможности найти себя в единстве. Боль от неприятия одиночества. Воль от одиночества в единстве.

Но в тоже время: «…одиночество за всю жизнь…» Не за прожитую – и не за ту, что еще предстоит прожить. Боль за всю жизнь, какая ни есть в мирозданье, ибо эта жизнь не может существовать без боли.

Боль за несуществующее единство. Боль за уходящее одиночество. Боль за уходящую боль.

Жизнь это не сон. Жизнь – вечная реальность без сна.

Вселенная создана для человека, а человек для Вселенной.

И, если даже допустить, что они не приемлют друг друга, то надо согласиться, что, именно для этого они и созданы, ибо взаимопоглощение неостановимо.

Боль от страха и невозможности предельного бытия есть боль животворящая – и нет конца этой боли!..

Каждый человек – множественное «я». Но есть два стержневых «Я», внутреннее и внешнее, вокруг которых группируются, распадаясь и соединяясь, все остальные. Но внутреннее «Я» часто совершенно противоположно внешнему, возникающему от общения с миром. Именно, во внутреннем «Я» таится истинное одиночество, а внешнее практически всегда стремится к единству. Но не исключено, что эти «Я» свободно меняются местами.

В единстве человек грезит о величие, а в одиночестве – о счастье.

Боже мой, почему мы не можем оценить величайшую радость, дарованную нам свыше, – бытие наедине с самим собой?!

Человек несвободный, человек освобожденный от рабства насилием, не в состоянии ощутить всю полноту одиночества земного и вечного…

Но нет свободы без страдания!

Разъединиться, чтобы объединиться! Объединиться, чтобы разъединиться!

– А что дальше?.. – недоуменно спрашивает некто из-за плеча.

– Дальше?.. Дальше – то же самое…

– Как то же самое? А где же другое?!.. – не унимается некто.

– Нет нигде другого! Другое в тебе, а ты в другом! А все остальное то же самое! Ступай себе с Богом! – ответствую я.

Но некто не отстает и продолжает что-то вопрошающе и обиженно бубнить у меня за плечом. А я молчу и делаю вид, что ничего не слышу.

– А ты был вчера на митинге анархистско-монархсистской партии? – вопрошает некто.

– Был!.. Шапку потерял… И не нашел ни копейки!.. – наобум лгу я. – Отвяжись со своими митингами! У меня одна голова! У меня нет лишних шапок! И деньги в долг я не беру!..

И некто, удовлетворенно вздохнув, замолкает.

Намертво впечатался в человеческое сознание дубиноголовый афоризм: «Жизнь – это упущенные возможности…»

Но нет, – не жизнь, а человек. Человек сам по своей тайной сути есть упущенная, нереализовавшаяся возможность.

«Человек это будущее человека!» – проявляются слова.

Утраченный человек должен сам найти себя не только в грядущем, но и в прошлом.

Отчего мне видятся бесчисленные улитки, ползущие по утренней сырой тропинке в сторону незримого леса?..

Тяжелые шаги. Хруст раздавленных улиток.

Но все равно вперед в сторону незримого леса!

Вперед в раннее утро до последнего заката!

За окном три часа ночи. Волчье время. Кто-то идет во тьме по двору и упорно, бессмысленно наподдает пустую консервную банку. Молчат занавешенные окна, и скрежещет по асфальту изуродованная жестянка. Ночной прохожий в последний раз пинает банку и скрывается за углом. Дай Бог, дожить ему до рассвета.

Атом выше сознания, ибо он сам порождает в пространстве времени бессмертное сознание. Но может ли породить сознание расщепленный атом?..

Мы в зародыше убиваем мировое сознание и мечтаем наяву о едином зрелом, организованном сознании без одиночества.

Одиночество – вечный поединок человека с безумием бесконечности и единоборство с запрограммированным безумием.

Ничто, где не может быть ни победы, ни поражения, ибо победа – конец одиночества, а поражение – конец человека.

История живет в нас, а не мы в истории. Но мы почти до конца провалились в себя. Мы еще существуем, еще поглощаем время, но время уже без возврата поглощает нас.

«Выжить во что бы то ни стало!» – вопит наивный доброхот. Он абсолютно уверен, что можно уйти из времени в вечность, а потом спокойно вернуться обратно. Он готов обратить жизнь не только в выживание, но и в нежить ради спасения неизвестно чего!..