Возлюби соседа своего - Дэвис Френсис

Шеа уже стоял на коленях возле закопченного очага, тщетно пытаясь разжечь огонь. Медвежьей шкуры не было. Наконец, закурился дымок и лизнул хромовую решетку, на которой были изображены два оленя и олениха.

— Ну, как? — спросил он, раздувая огонь. — Ничего особенного, конечно, но зато здесь отличная рыбалка.

— Очарование сельской жизни, — сказала Нелл, вдыхая дым и запах рыбы. — Что будем есть?

— В буфете есть запасы, а остальное я поймаю. Хочешь чего-нибудь сейчас? Ты не ела в самолете.

— Я слишком устала, чтобы есть. Устала бояться за самолет.

— Этот уик-энд быстро поправит твое здоровье. Ты не будешь думать о своих делах, а я — о своих. Мы будем всегда вдвоем — и никого, кроме нас. Я сделаю из тебя совершенно другую женщину, Нелл. Дай мне только время.

Подавляя зевоту, Нелл взяла его за руки и заставила подняться с колен.

— Уже поздно, милый, — забудь об очаге. — Она обняла его.

— Давай пойдем спать — и переделывай меня прямо сейчас.

— Сейчас. Сейчас. — Он потрепал ее по шее. — Залезай в постель. Я только приготовлю снасти. Завтра не будет времени.

Нелл намазала лицо кремом и почистила зубы ледяной водой, которая отдавала железом. Она развесила одежду на деревянные вешалки на стене спальни, влезла в ночную рубашку и халат и заглянула в комнату.

Он сидел за столом спиной к ней, но что-то в его позе заставило ее остановиться в дверях. По-видимому, он уставился на груду крючков и лески, разложенных на столе. Руки его застыли в волосах. Он о чем-то глубоко задумался, затем, не глядя, вытащил из груды поплавок — и снова положил его.

Нелл хотелось броситься к нему, утешить, но она удерживала себя: она знала, что Шеа не подозревает, что на него смотрят. Она не имеет права вторгаться в его мысли, делить с ним его горе, если он не хочет этого. Вспомнив, как ночью в Равинии он поделился с нею самым сокровенным, она засомневалась, захочется ли ей его сочувствия в момент такого откровенного несчастья.

Сбросив туфли, чтобы не вспугнуть его, она подошла к нему, потерла его плечи, поцеловала его волосы. Тело его было напряжено.

— Милый, что случилось?

Он потерся щекой о ее руку, и этот простой жест тронул ее сердце.

— Ничего. Просто я думаю. — Он обернулся к ней; глаза его были темны от боли.

— Почему же ты выглядишь так, будто потерял лучшего друга?

Он задержал взгляд на ее лице, как будто искал в нем ответа.

— Рабочая проблема, — сказал он, наконец.

— Могу я чем-нибудь помочь?

Он взял ее руки и поцеловал.

— Думаю, нет. Справлюсь сам. Иди спать. Я сейчас.

Больше ничего не оставалось. Повесив халат на вешалку, Нелл скользнула в кровать и тут же съежилась: такие холодные были простыни. Она выскочила, натянула свитер, носки и халат Шеа, залезла обратно и свернулась в тугой клубок. Она не ожидала, что эти манипуляции произведут столько шума. Пружины кровати застонали, за окном ветер пронесся в соснах, кто-то засвистел, защелкал в ночи, и вдалеке послышался плеск волны о борт лодки.

Могло быть и хуже, подумала она. По крайней мере, ночуем не в палатке. И, должно быть, уик-энд пройдет замечательно. Нелл вообразила себе, как они плывут медленным, ленивым вечером после такого же ленивого, солнечного дня по озеру на плоту с веселым тентом… и, воздохнув, она заснула.

Шеа поцеловал ее, и она пошевелилась. Шеа потрепал ее по плечу, и она хотела было повернуться на бок, но он грубо откинул одеяло, говоря при этом:

— Пора вставать, мой друг. Рыбалка ждет.

Нелл открыла глаза:

— Но ведь еще темно.

— Окунь клюет, пока солнце не встало. — Шеа потянул ее за руки и поднял.

Стоять на голом деревянном полу было все равно, что на льду.

— Пойдем, — сказал он. — Нельзя пропустить рассвет.

Нелл с трудом отыскала шлепанцы, умылась холодной водой и намазала шею и лицо защитным кремом.

— Может быть, кофе… и завтрак? Я проголодалась.

— Я приготовил завтрак. И упаковал.

Шеа вручил ей полотняную сумку, термос с кофе и рыболовную сеть. Сам он взял две удочки, коробку со снастями, корзину и фонарь.

Лес вокруг них был темен, как в полночь, и неподвижен. Тропинку усеяли сосновые иглы. Наверху хрустнула ветка, и Нелл вздрогнула, а волосы ее встали дыбом. Вдобавок ко всему, во мраке послышался душераздирающий крик — а затем зловещий хохот. Нелл застыла от ужаса:

— Здесь в лесах бродит маньяк?

— Это всего лишь сова, — засмеялся Шеа.

Ежась от страха и холода, Нелл последовала за ним. Шеа помог ей войти в лодку, внес груз, взял весла и стал мерно грести.

— Шеа, милый, почему ты не запустишь этот мотор, на который я облокотилась?

— Ш-ш-ш! — прошипел Шеа. — Они услышат тебя.

— Рыбы?

— Да, это доказанный факт, что они слышат.

— Но я видела: у них нет ушей.

— Тихо!

Вокруг них вставал туман. Небо посветлело. Впереди возникли силуэты деревьев.

— Это Вдовий остров, — прошептал Шеа. — Я встану на якорь возле тех кустов.

Что-то больно куснуло ее в шею, и ее шлепок прогремел по реке, как пушечный выстрел. Шеа достал из нагрудного кармана тюбик.

— Это крем Эльмо его собственного изготовления — от москитов, мух, клещей. — Он протянул тюбик Нелл.

Нелл отвинтила крышечку и понюхала. Запах был столь отвратителен, что тошнота подступила к горлу. Она подумала, что лучше умрет, чем намажется этой гадостью.

Но москиты покрыли уже ее руки и шею, и она с трудом отмахивалась от них. Они стали забираться под брюки. С ужасом наблюдая вздувающиеся пузыри, Нелл чесалась и отмахивалась, пока не схватила тюбик и в отчаянии не вылила в ладонь дурно пахнувшую жидкость, размазав ее по телу. Живое гудящее облако висело над ней.

— Почему они не кусают тебя? — спросила она у Шеа.

— Они почему-то меня никогда не трогают. Я думаю, это из-за гормонов. Но раз они тебя распробовали, теперь они не дадут тебе покоя. Поешь, пока я заброшу удочки.

Небо постепенно сменило цвет с темно-голубого на лазурный, а озеро — с черного на шелковисто-серый. Они подкрепились сэндвичами с беконом и кофе, и Нелл наблюдала, как Шеа забрасывает и вытягивает, забрасывает и вытягивает. Процесс был бесконечен, а погружение в него Шеа — самое полное. Она любовалась его силой и ловкостью. Ей даже нравились его стенания и проклятия, когда крючок за что-нибудь зацеплялся. Он был потрясающе серьезен. А она так любила его в эти часы, что позабыла убожество их жилища и отвратительный запах мази — главное, они были вместе и любили друг друга.

В девять часов туман окончательно рассеялся, стало тепло, и им пришлось сбросить пиджак и свитеры. Шеа поймал двух окуней и провозгласил: