Тайна чёрного кинжала - Валерий Локоть

- Ну, в детстве читал, у нас дома большая библиотека. Батя сам книги любит и меня приучил. Он мне всегда говорил: «Знания не мешок за спиной не таскать! Пока будет возможность, учись, сынок!». У нас из французов на полках романы Бальзака, Стендаля, Дюма, Гюго, Жюль Верна стоят. А Ги де Мопассана они с мамой от меня в платяном шкафу прятали, да я всё равно нашёл и ночью с фонариком под одеялом читал. Мне лет двенадцать было. Помню, взахлёб прочитал его «Жизнь», «Милый друг», «Монт Ориоль», «Пышку». Можно сказать, что первый сексуальный опыт оттуда почерпнул - от нахлынувших воспоминаний я тоже начал улыбаться.– Молодец! И батя у тебя правильный. Посиди-ка минутку.

Петрович поднялся из-за стола и вышел из кухни. Через минуту он вернулся обратно, держа в руках книгу Жюль Верна «Дети капитана Гранта».

– Подожди, у меня тут даже закладка есть. А вот послушай: «В одиннадцать часов подали чай. Приготовлен он был наилучшим способом, по-английски. Но Паганель захотел попробовать австралийского чая, и ему принесли жидкость, похожую на чернила. Ничего удивительного – полфунта чая кипело в литре воды в течение четырех часов! Паганель хоть и поморщился, но объявил напиток превосходным.»

- Одна тысяча восемьсот шестьдесят восьмой год! А ты: «Зеки придумали!». Может, австралийские каторжники и пили такой чай, а вот в России о чифире только после революции в двадцатые годы стало известно. Считалось, что напиток утоляет голод и даже помогает победить туберкулёз. Скорее всего, поэтому он и стал популярным в наших тюрьмах. Да только это мощный психостимулятор. А ещё в чифире высокая концентрация алкалоидов. Они, когда достигают головного мозга, активизируют центральную нервную систему, вызывают чувство эйфории, от которой человек ощущает прилив сил, становится бодрым и активным. В зависимости от выпитой дозы эффект сохраняется несколько часов. Мы, когда на задания уходили, с собой специальный концентрат брали. Крепкую заварку в кастрюле долго кипятили. Получаемая жидкость была тёмная и густая. На мазут похожа. Жидкость остужали и сушили. Из неё что-то типа смолы получалось, чтобы получить чифир, достаточно было положить кусочек концентрата в горячую воду.

Юрий Петрович прервал свои воспоминания, наливая ещё по одной.

- Будем жить, лейтенант!

Мы чокнулись почти синхронно, выдохнули и, выпив, закусили селёдочкой с лучком.

- В общем, несмотря на чифир, я полдороги Лёньку на себе тащил, пока до ближней деревни добрались. Вроде и перевязали хорошо, да уж больно много он крови потерял. На околице в кустах притаились. Старшина сам сходил на разведку. Немцев в деревне не было. У местных выяснил, что в крайней к лесу избе лекарка живёт. Мы к ней и пошли. Я думал, старуху увидим, а там ничего так, в самом соку женщина нас встретила. Возраст так и не смог определить. От тридцати до сорока лет. И в чёрных волосах ни сединки, а глаза, как два омута, чёрные. Я на входе в дом поначалу попытался с нею в гляделки поиграть. Да куда там! В голове вдруг зашумело, в мозгах как будто таракан завёлся, а потом чувствую, равновесие теряю и чуть не упал, пришлось на дверь опереться.

Встретила нас на пороге, как будто ждала уже. Старшину с раненым в дом пустила, а мне: «Стой!» говорит. Я и встал.

- Это что? – и на кинжал пальцем показывает. А я его на пояс уже прицепил.

- Нож, - говорю, - с убитого фрица снял.

- Странный он. Энергию от него чувствую. Плохо, что его кровью напитали. Жидкость, что в ноже твоём скрыта, нейтральна. Готова в себя что угодно принять: и зло, и добро. От хозяина зависит. А вот железо надо в церкви освящать. Ритуал над ним бесовской проводили и кровью подпитали. Хочешь в дом зайти – нож во дворе оставь.

- Да где я его здесь оставлю? – спрашиваю.

- Вон возле курятника бревно лежит, под него и клади. Глядишь, мать земля сыра, часть злобы и заберёт.

В общем, кинжал во дворе оставил. У лекарки Серафимы на три дня задержались. Нам сказала, что Лёню вовремя к ней привели. Пуля плечо насквозь прошла, а часть ткани от гимнастёрки в ране осталась, вот из-за неё воспаление и начиналось. Рану она почистила, промыла да какую-то мазь на травах положила. К третьему дню Ковалёв себя уже хорошо чувствовал, мы и собрались уходить. Да только Серафима меня в сторону отозвала.

- Хороший ты человек, Юра, и имя у тебя хорошее, хоть и не славянское. Знаешь, что означает? Быть верным. А ещё с древнегреческого переводится «земледелец». Только это не значит, что ты крестьянином должен быть. Это говорит, что землю свою родную ты любишь и готов для неё на любые жертвы, что стоять на её охране всегда будешь. Видение мне о тебе ночью было. Много чего в твоей жизни произойдёт. И на войне, и после неё. Кинжал свой забери. Он тебя сейчас своим хозяином считает и охранять будет. В нём само время заключено. Много лет пройдёт, и ты встретишь молодого парнишку, похожего на тебя. Не спрашивай, в своё время поймёшь. Вот тогда отдай нож ему. Тебе он уже без надобности будет, а тот, кого ты встретишь, сквозь время пролетит, и в молодом теле старая душа поселится, чтобы мир спасти…

- После войны, уже в пятидесятых годах, был я в той деревне. Хотел с Серафимой ещё поговорить. Да только не было её уже там. Местные жители сообщили, что весной сорок второго ушла она из деревни, а куда, никто не знал. Рассказали, что она не только знахарка, но и ведунья, бог знает в каком поколении была. И мать её, и бабка, и прабабка – все такие были. Зла от них никто не видел. Только добрые дела творили. Людей и скотину лечили. Иногда прорицали.

- Я, когда тебя увидел, сразу предсказание Серафимы вспомнил, - полковник откинулся на спинку стула и пристально посмотрел мне в глаза, - ты это. О тебе она тогда говорила. Я старый чекист. Людей на раз раскусываю. А вот с тобой…

Он сделал паузу, окидывая меня взглядом рентгена.

- Внешне молодой. Ко мне с уважением. А всё равно я, как будто со сверстником говорю. Вроде мальчишка, а душа у тебя взрослая и глаза старые, много повидавшие.

Застыв на месте, я лихорадочно думал, как мне поступить. Рассказать