Остров в море наслаждений - Дарья Калинина

Все молчали, так как и сами додумались до такого же вывода, причем гораздо раньше, чем о нем сообщил Потапкин. Но все уже поняли, что с Потапкиным лучше поменьше говорить и побольше помалкивать, этак целее окажешься. И все молчали, твердо уверенные, что ведут себя совершенно правильно и скоро их всех отпустят восвояси. Ну, не может же Потапкин держать всю компанию в камере только потому, что они очутились на месте преступления!

Но тут подал голос дядя Сережа и все испортил.

– Только одного не пойму, – произнес Олин отец, – если Сашка и мог грохнуть старушенцию, потому что рассчитывал стать ее единственным наследником, то остальных-то вы за что арестовали?

Потапкин мигом встал на дыбы:

– Я не обязан отчитываться перед вами за свои действия!

– Да что вы такое говорите! – поддержала мужа и тетя Валя. – Заперли невиновных, да еще вместе с детьми!

– Ах, невиновных? Значит, вы считаете, что вас совершенно не в чем обвинить?

И Потапкин уставился на тетю Валю своим особенным взглядом. Тетя Валя поежилась, но не сдалась:

– Я никого не убивала!

– Только по счастливой случайности и потому что вас опередили.

– Что вы такое говорите?

– А чай в термосе?

– Что такое с термосом… – пробормотала тетя Валя, но уже совсем не так уверенно, как вначале.

– Я говорю про чай в термосе, который мы изъяли из комнаты покойницы.

Термос с чаем и впрямь подруги при уборке комнаты оставили на том же месте, где он и стоял. Они ведь ожидали, что тетя Галя появится с минуты на минуту. Кто знает, вдруг ей захочется отхлебнуть глоточек? И потом, убрать ведь всегда можно. Куда сложнее будет заново приготовить вылитое.

– Это ведь вы ей приготовили напиток?

И так как тетя Валя молчала, то Потапкин произнес:

– Не вздумайте отказываться. Термос был буквально покрыт вашими отпечатками пальцев.

– Да, я приготовила ей чай.

– И приправили его лошадиной дозой снотворного.

– Ну, положила пару таблеточек, – неохотно призналась тетя Валя после минутного колебания.

– А зачем?

– Галина жаловалась, что плохо спит, вот я и добавила снотворного.

– Но там была далеко не пара таблеточек.

– Так ведь и термос большой был, – простодушно откликнулась тетя Валя, явно не понимая, в чем ее обвиняют.

Но Потапкин не был бы самим собой, если бы все ей не разъяснил.

– Той дозы, которую вы положили, – сказал он, – должно было хватить, чтобы усыпить вашу хозяйку вечным сном.

Тетя Валя побледнела:

– Не может этого быть. Я сама пью эти таблетки уже много лет подряд. Частенько выпиваю и по четыре или даже шесть штук за вечер, ничего со мной не бывает.

– Это потому, что ваш организм уже привык к этому препарату, выработал к нему своего рода иммунитет, потерял восприимчивость к этому лекарству. Для Галины Владимировны предложенная вами дозировка могла стать смертельной.

Тетя Валя окончательно позеленела и схватилась за сердце. Но Потапкину совсем ни к чему были хлопоты с упавшей в обморок женщиной, поэтому он быстро и поспешно произнес:

– Ваше счастье, что покойница не успела выпить чая.

– Не успела?

– Нет. На нее напали, прежде чем она успела сделать хотя бы один глоток.

– Ни единого глоточка не сделала!

Тетя Валя быстро приобрела привычный для глаза цвет и бодрость духа. И окончательно придя в себя, она тут же кинулась в атаку на следователя:

– Тогда что вы меня пугаете! Приготовила – не приготовила, какая теперь разница! И самое главное, дети-то наши за что пострадали?

– Ваши дети также могут являться свидетелями преступления.

– Так свидетелей за решетку не сажают!

– Мне лучше знать, как поступают со свидетелями.

Но тетя Валя все равно не желала сдаваться. Поняв, что ее лично винить не в чем, она продолжала гнуть свою линию:

– Наташка, может, какую обиду давнюю на мать и имела. Может, она ее и прикончила, коли наследницей числится. А мы-то чего?

– Мы Галину прежде и не знали, – добавил дядя Сережа.

– В поездке только и познакомились.

– И не успела она нас за эти дни так допечь, чтобы нам ее грохнуть захотелось. Может, к концу отпуска такая мысль бы и возникла…

Тетя Валя от души пихнула мужа в бок:

– Молчи! Ты чего!.. – зашипела она на него.

– А что такого?

– Чего говоришь-то?

– Так я и говорю, что к концу отпуска только могли захотеть ее убить… Но никак не сейчас.

Потапкин молчал, не сводя глаз с лиц присутствующих.

– Что же, я вижу, что между нами возникло определенное недопонимание. И я вам все сейчас объясню, – произнес Потапкин, порадовав этим абсолютно всех.

Конечно, они готовы были молчать, но все-таки очень обидно сидеть в камере, когда не понимаешь, почему ты туда угодил. Куда лучше, когда есть хотя бы осознание причины и следствия.

А Потапкин между тем продолжал:

– Так вот, когда стало окончательно ясно, что произошло убийство, мы с уважаемым Ефимом Семеновичем в первую очередь подумали на тех людей, кто был особенно близок покойной.

И снова раздались крики:

– Так сам Ефим Семенович и был ей близок!

– Ближе всех нас!

– Его и сажайте!

– Подождите немного, дайте высказать мою мысль до конца, – произнес Потапкин, но глаза его приобрели тот самый стальной блеск, который появился в его глазах вчера ровно за пять минут до того, как он отдал приказ запереть всех в каталажку.

Никому не хотелось провести еще хоть несколько минут в камере. Урок был усвоен достаточно прочно. Поэтому все покладисто замолчали и стали слушать следователя.

– В завещании покойной, которое она не успела аннулировать, хотя явно собиралась это сделать, числятся два человека. Первая – это ее дочь Наталья Андреевна Голикова, которую мы с вами все знаем и личность которой лично я уже проверил, мне все ясно и никаких сюрпризов тут не ожидается.

– Значит, она точно дочь тети Гали? – произнес Сашка, который до последнего надеялся, что Наташа окажется аферисткой и он сможет добраться до наследства своей скончавшейся тетушки без особых проблем.

Но Потапкин его разочаровал, твердо произнеся:

– Да. Она – дочь потерпевшей. Никаких сомнений в этом нет. Наталья – законная дочь и наследница.

И все посмотрели на Наташу, которая отнеслась к этому совершенно равнодушно. Она даже кивнула головой, мол, да, я дочь и наследница, и что дальше?

А Потапкин между тем продолжал:

– Но также, помимо законной дочери, в завещании еще числится некий отпрыск брата покойной – Евгений.

– Погодите, – снова подал голос неугомонный Саша. – Вы про дядю Борю говорите? Про его ребенка?

– Да.

– Но вы ошибаетесь! Точно вам говорю, у дяди Бори не было семьи. У него даже жены не было!

– Жены не было, а ребенок имелся.

– Враки!

Наташа повернулась в сторону двоюродного брата и авторитетно произнесла:

– Был ребенок, говорю тебе, был! Мне мать сама говорила про него, и не один раз.

Подавленный авторитетом сестры, Сашка заткнулся, а Потапкин между тем продолжал:

– Ребенок родился от гражданского сожительства, причем ваша покойная тетушка не знала об этом ребенке ничего, кроме его имени.

– И как же она тогда вписала его в свое завещание?

– Как Евгения, незаконнорожденного ребенка своего покойного брата Бориса.

– Евгений… Точнее, Евгений Борисович, поскольку брата Галины звали Борисом.

– В завещании указан просто ребенок брата.

– И все?

– К сожалению, ни фамилии ребенка, ни точной даты рождения, ни даже имени матери покойная госпожа Ермолова не знала. Поэтому и в завещании не указала.

– И что? Несмотря на такие скудные сведения, тетя Галя завещала часть своего состояния этому Евгению?

– Совершенно верно. В настоящий момент по завещанию у нее есть двое наследников: дочь Наталья и племянник Евгений. Понимаете, к чему я веду?

Но никто не успел ему ответить.

– А я? – воскликнул Саша, причем теперь его голос звучал жалобно. – Как же я? Я ведь тоже ее родной племянник. Почему меня тетя Галя обошла в завещании?

– Видимо, насчет вас она придерживалась той позиции, что вам в жизни и так повезло. Вы имеете собственный бизнес, которым успешно руководите и который приносит вам хорошие плоды.

– И чего? – тупо произнес Саша. – Денег много не бывает. Получи я наследство, уж знал бы, куда его пристроить.

– Видимо, пообщавшись с вами лично, тетя Галя изменила свое мнение. А изменив мнение на ваш счет, захотела изменить и указания в отношении вас в своем завещании. Вот только этот ее поступок мог сильно не понравиться тем двум наследникам, которые были указаны в прежнем завещании.

– То есть мне? – произнесла Наташа. – Вы считаете, что я могла убить мать, чтобы не делиться с братом имуществом?

– А разве нет? У вас с матерью были очень напряженные отношения.

– Конечно, – кивнула головой Наташа. – А какие они должны были быть, если она сначала спихнула меня в интернат, а потом никогда не интересовалась моей жизнью? Только на восемнадцатилетие появилась, сказала, что дарит мне квартиру, которую получила от своего первого мужа – моего отца, и снова исчезла из моей жизни.