Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия - Александр Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известный пушкинист А. И. Гессен писал, что: «Пушкин, видимо, познакомился со «Словом» еще в самом начале своего творческого пути. Уже в «Руслане и Людмиле» он упоминает о Баяне», – приведя при этом несколько искаженные строки из знаменитой поэмы, —
Но вдруг раздался глас приятныйИ звонких гуслей беглый звук;Все смолкли, слушают Баяна…[177]
Из вышеизложенного следует, что, благодаря розыскам И. А. Новикова, Ф. Я. Приймы и ныне здравствующей пушкинистки Татьяны Михайловны Николаевой (род. 9.IV.1933),мы узнаем, что Пушкин не только ознакомился, но глубоко изучил памятник в самом начале своего жизненного пути, то есть в лицейские годы. Что же касается поэмы «Руслан и Людмила», которую поэт начал писать практически сразу же по окончании Лицея, то, перефразируя его же слова, сказанные в адрес М. В. Ломоносова, оды которого «…писаны на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из Библии, которая лежала перед ним…», можно сказать, что поэма писана на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых из поэмы «Слово о полку Игореве», которая лежала перед ним. Приведем некоторые фрагменты поэмы, являющиеся текстовой аллюзией «Слова», в которых упоминается не только «вещий Боян».
Вот Руслан грустно взирает на поле брани, усеянное «мертвыми костями»:
О поле, поле, кто тебя,Усеял мертвыми костями?Чей борзый конь тебя топталВ последний час кровавой битвы?Кто на тебе со славой пал?Чьи небо слышало молитвы?
Чърна земля подъ копытыкостьми была посеяна,а кровью польяна:тугою взыдошапо Русской земли.
И невольно к нему приходит мысль, что, возможно, и его ждет погибель в неведомом краю в поисках пропавшей невесты:
Быть может, нет и мне спасенья!Быть может, на холме немомПоставят тихий гроб Русланов,И струны громкие БаяновНе будут говорить о нем.
Боянъ же, братие……своя вещие пръстына живая струнывъскладаше;Они же сами княземъСлаву рокотаху.
Добродетельный Финн наставляет Руслана перед дальней и трудной дорогой в Киев со спящей невестой:
Мужайся князь!В обратный путьСтупай со спящею Людмилой,Наполни сердце новой силой,Любви и чести верен будь.
…иже истягну умъкрепостию своею.и поостри сердце своегомужествомъ:наплънився ратного духа
И снова поэт обращается к «вещему Баяну», который якобы присутствует на мрачном пиру, устроенном в честь возвращения в отчий дом спящей Людмилы, в вещем сне Руслана:
Князь видит и младого хана,Друзей и недругов… и вдругРаздался гуслей беглый звукИ голос вещего Баяна,Певца героев и забав.
Строфа, несколько искаженная Гессеном.
Упоминание вещим Финном «кровавого пира» в своем наставлении Руслану явно навеяно соответствующей строфой «Слова о полку Игореве»:
Судьба свершилась, о мой сын!Тебя блаженство ожидает;Тебя зовет кровавый пир;Твой грозный меч бедою грянет».
…ту кровавого вина не доста;ту пиръ докончиша хрбриирусичи:сваты полоиша, а самиполегошаза землю Русскую
Набег печенегов на стольный гряд Киев накануне возвращения Руслана после своего чудесного воскрешения явно ассоциируется со стычками половцев с храбрыми русичами:
И день настал. Толпы враговС зарею двинулись с холмов;Неукротимые дружины,Волнуясь, хлынули с равниныИ потекли к стене градской;Во граде трубы загремели,Бойцы сомкнулись, полетелиНавстречу рати удалой,Сошлись – и заварился бой.
…половцы идутъ отъ Дона,и отъ моря, и отъ всехъстранъ Рускыя полкиоступиша…
А разве неравный бой Руслана с захватчиками не напоминает нам также неравную схватку Буй Тур Всеволода с половцами на реке Каяле?
Смутилось сердце киевлян;Бегут нестройными толпамиИ видят: в поле меж врагами,Блистая в латах, как в огне,Чудесный воин на конеГрозой несется, колет, рубит,В ревущий рог, летая, трубит…То был Руслан. Как божий гром,Наш витязь пал на басурмана;Он рыщет с карлой за седломСреди испуганного стана.Где ни просвищет грозный меч,Где конь сердитый ни промчится,Везде главы слетают с плечИ с воплем стройна строй валится;В одно мгновенье бранный лугПокрыт холмами тел кровавых.Живых, раздавленных, безглавых,Громадой копий, стрел, кольчуг.
Яръ туре Всеволоде!Стоиши на борони,прыщеши на вои стрелами,гремлеши о шеломымечи харалужными!Камо, туръ, поскочяше,своимъ златымъ шеломомъпосвечивая,тамо лежатъ поганыяголовы половецкыя.Поскепаны саблями каленымишеломы оварьскыя,отъ тебе,яръ туре Всеволоде!
Руслан возвратился в ликующий Киев после славной победы над печенегами, однако ликует Русская земля также и по поводу возвращения из половецкого плена князя Игоря. Что бы это значило? Не здесь ли таится разгадка цели «темного» похода Игорева воинства в половецкую степь? Похоже, что Пушкин догадывался об истинной причине, послужившей поводом для совершения этого похода, поскольку ассоциативно связывает между собой финальные сцены своей поэмы и «Слова о полку Игореве»:
Ликует Киев… Но по градуМогучий богатырь летит;В деснице держит меч победный;Копье сияет, как звезда;Струится кровь с кольчуги медной;На шлеме вьется борода;Летит, надеждой окрыленный,По стогнам шумным в княжий дом.Народ, восторгом упоенный,Толпится с кликами кругом,И князя радость оживила.В безмолвный терем входит он,Где дремлет чудным сном Людмила;Владимир в думу погружен…
Солнце светится на небесе, —Игорь князь въ Руской земли;девицы поютъ на Дунаи, —вьются голоси чрезъ моредо Киева.Игорь едет по Боричевукъ святей богородициПирогощей.Страны ради, гради весели.
И князя радость оживила. В безмолвный терем входит он, Где дремлет чудным сном Людмила; Владимир в думу погружен…
Не только в этих двух замечательных творениях Пушкина видна невооруженным глазом перекличка с бессмертными строками «Слова». Во многих других произведениях поэта эта тенденция сохранилась, на что указывают в своих сочинениях вышеназванные пушкинисты Новиков и Прийма. А Т. М. Николаева, усмотрев влияние «Слова» практически на все творчество Пушкина, посвятила поиску этого влияния замечательную монографию, нами уже выше упоминаемую: «“Слово о полку Игореве” и пушкинские тексты» (М., «КомКнига», 2010).
Увлечение «Словом» было настолько глубоким и постоянным, что практически во всех произведениях Пушкина можно найти отголоски этого памятника. Поэт решил ответить ответ на вопрос о том, где и по какому поводу родился этот шедевр русской словесности, но, самое главное, кто его автор?
«Первая задача, – писал известный ученый М. А. Цявловский, – стоящая перед Пушкиным как толкователем и переводчиком памятника, заключалась в осмыслении всех слов его. Поэтому самой ранней стадией его работы являются лингвистические заметки. Он искал и сопоставлял слова интересующего его памятника в Библии, в летописях, в Четьих-Минеях».
О характере работы Пушкина над «Словом» дает возможность судить и письмо Александра Тургенева к его жившему тогда в Париже брату, Николаю Тургеневу, написанное в декабре 1836 года.
Письмо это было вызвано просьбой французского лингвиста Эйхгофа прислать ему экземпляр «Слова о полку Игореве»: он собирался прочесть в Сорбонне цикл лекций по русской литературе.
А. И. Тургенев писал брату[178]: