ЗОЛОТОЙ НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ БОЛЬШЕВИКОВ - Сергей Мельгунов

[8]

Скоропись-Иолтуховский и Меленевский еще в 17 г. выпустили в Стокгольме соответствующую брошюру. Позднее Иолтуховский, перешедший уже на «гетманскую» платформу, в воспоминаниях: «Мои «Злочини», напечатанных в венских сборниках «Хлибориб Украины» [1920-21 гг.), в деталях рассказал о деятельности СОУ. См. также Д. Одинец «Из истории украинского сепаратизма». «Совр. Зап.», 68 кн.

[9]

В своих очень интересных воспоминаниях «Война и революция на Украине» (в русском языке была напечатана в журнале «Историк и Современник») Д. И. Дорошенко, занявший пост ответственного комиссара Врем. Правительства Галиции и Буковине, пожалуй, несколько искусственно подчеркивает только просветительную деятельность СОУ в среде русских военнопленных. Но, несомненно, политическое значение СОУ было в корне подорвано, как изменением принципов русской административной политики в отношении к украинству при вторичной оккупации Галиции (наступление Брусилова в 16 г.), когда ген. губернатором вместо гр. Бобринского был назначен Ф. Ф. Трепов, так и мстительными актами австрийской власти, ответившей массовыми виселицами на «русскую измену» галицийскаго крестьянства.

[10]

Там впервые было названо имя Ленина. Здесь Алексинский в те времена делает оговорку: «насчет Ленина константинопольским агентам верить нельзя».

[11]

Документ этот, помеченный 23 августа 14г., опубликован в 2 томе «Ленинских сборников».

[12]

Немецкого соц.- демократа.

[13]

Сноска в книге отсутствует.

[14]

Так как к нам не раз обращались немецкие товарищи, поясняет мемуаристка - с наивным вопросом: не могли бы мы пробраться в Россию, чтобы там, пользуясь «непопулярностью войны, поднять восстание на совещании (оно было накануне, беседы, с Фуксом и Гере) принята была следующая резолюция: обратиться в Форштанд (то есть. Ц. К. партии) с просьбой добиться выезда из Германии некоторых товарищей… Но в виду того, что….. существовало ложное представление, будто русские из ненависти к царизму будут содействовать планам Вильгельма (дезорганизация тыла) заявить Форштанду, что разрешение на выезд не может быть обставлено никакими условиями».

[15]

Финские активисты, по выражению Шляпникова, «горели желанием» помочь русской революции «за счет германского штаба». Они были прекрасно организованы, снабжены деньгами, имели явки на пограничных со Швецией пунктах, паспортное бюро для снабжения документами немецких агентов и пр.

[16]

В другом месте Шляпников говорит, что Крузе появился у Бухариной, воспользовавшись «случайными знанием адреса». Сама же Бухарина свидетельствовала, что Крузе приехал к ней по поручению ЦК и что она «виделась» с ним часто и подолгу разговаривала». Надо полагать, что при конспирации нелегальной партии германский агент из за границы не так просто уже облекся в тогу посланца Ц. К. 29

[17]

По письмам Ленина к Шляпникову эти суммы исчисляются сотнями франков.

[18]

По возвращении в Россию, Шляпников, по его словам, получил ещё 1000 р. от известного обществе наго деятеля Браудо. Из этого следует, что Шляпников, в сущности, являлся простым транспортером материалов, пытавшимся неудачно сделать аферу для партии.

[19]

Переправлял он не только свою партийную литературу, направленную против войны, но и литературу группы Чернова, с которой вошел в сношения через Пьера Оража - будущего левого с.-р. Александровича (Дмитриевскаго).

[20]

Троцкий. Из воспоминаний журналиста. «Сегодня» 20 января 29 г.

[21]

Алексинский обобщил позже свои обвинения в воспоминаниях в заграничном бурцевском органе «Общем Деле»№211 и др.

[22]

Впрочем, Троцкий сильно преувеличивает форму своего реагирования на тактику Парвуса - в сущности, он вносил лишь своего «друга» и былого соратника в «список политических покойников. (Статья в «Нов. Сл.» 14 февр. 15 г.).

[23]

Речь идет о Н. Д. Соколове.

[24]

Эти разоблачения таким рикошетом отозвались для восприятия Гуревича, что он невольно даже Алексинскаго заменил Амфитеатровым.

[25]

С Козловским все же Соколов продолжал поддерживать столь тесные сношения, что в 1917 г. Козловский состоявший от большевиков в Испол. Ком. СРД, жил у него на квартире).

[26]

Впоследствии Ленин пытался не совсем удачно ослабить впечатление ссылкой на то, что Ганецкий и Козловский не были большевиками а являлись только представителями польской соц.-дем.

[27]

Имеются в виду открытые выступления против Чернова членов самой партии.

[28]

По какой то скорее уже традиционной партийной pruderie Руднев не называет имени Чернова и говорит только по поводу обвинений, «пущенных по адресу другого лица», упрекая Никитина в том, что он полностью называет это лицо и сохраняет анонимат» (публицист К.) в отношении «вполне изобличенного германского агента Колышко». Очевидно, Никитин сохранил лишь терминологию публикации 17 года, когда Колышко почти всегда фигурировал в газетных сообщениях под титулом «журналист К». Юридически в 17-м году не была доказана и вина Колышки, хотя он и был арестован.

[29]

Надо сказать, что популярный журнальчик «На Чужбине» не был органом грубого пораженчества - того типа, к которому принадлежала ленинская литература. Он говорил о необходимости кончить войну, и в первом же номере цензура вырезала из него две страницы, на которых налагались по циммиервальдской программе задачи других социалистов цензура охотно допускала только изложение задач русских социалистов.

[30]

«Комитета революционной пропаганды»

На возражение Бунакова Гиппиус в письме в «Дни«Комитета революционной пропаганды»(23 мая 38 г.) оговаривала, что слова ее приведены «не буквально, не стенографически, а в общей сводке».

[31]

Кавычки относятся к тексту «Речи»; курсив мой.

[32]

Очевидно, в соответствии с этим пожеланием и появилась «На Чужбине».

[33]

Напр. «То, о чем я говорил в бытность в Берлине Общее Дело»№ 83 и др.; статьи в «За Свободу» (1037 г.) - «Ленин под покровительством Деп. Полиции и немцев».

[34]

Рапорт Вintf на имя Красилникова от 30 декабря 16 г., полученный Сватиковым в бытность его особым комиссаром Вр. Пр. по ликвидации заграничной политической полиции. Донесение напечатано у Алексинскаго «Du tsarisme au communisme» (Раris 1919).Сам Бурцев в свое время ( в показаниях Черезв. След. Ком. 17-го года - так намываемой Муравьевской) весьма скептически отозвался о деятельности Красильникова, которая «сводилась к нулю»: «совсем бесполезный человек», «даром хлеб ел». «Пустое место» охарактеризовал Красильникова в той же Комиссии другой представитель полицейского ведомства - Климович.

[35]

У Милюкова, между прочим, можно найти утверждение («Росс1я на переломе»), что в 1913 г. Ленин в Кракове получил «на издание своих сочинений австрийские деньги» и что в связи с этим «программа большевиков обогатилась новой сверх национальной поправкой о «праве самоуправления (самоопределения?) вплоть до полного отделения». История говорит, что получил эти сведения от одного представителя «отделившейся национальности», которому в то же время была предложена австрийская субсидия. Анонимный источник едва ли заслуживающий веры. Между тем другой историк - Однец со ссылкой уже на авторитет Милюкова, в 1939 г. в «Совр. Записках» безоговорочно повторяет эти более чем сомнительные данные. У Бурцева также имелась тенденция установить известную связь Ленина с австрийским правительством еще до войны (с 1913 г.) при посредстве представителей польских революционных партий.

[36]

В воспоминаниях полк. Никитина приводится, например, рассказ о мартовском разгроме: под видом «охранки» петербургской военной контрразведки. Толпой руководил «выскочивший на свободу» в дни февральского переворота изобличенный неприятельский агент - Карл Гибсон. Специфический характер погрома в Департаменте полиции отмечает первый революционный комиссар этого учереждения прис. пов. Кнатц (Катенев) - его воспоминания в заграничном «Голосе Минувшего» кн. 5.