Пистолет с музыкой - Джонатан Летем

Я ощутил между нашими животами что-то твердое вроде колбасы или отвертки, и на короткий момент подумал, что у нее там пистолет. Правда, потом сообразил, что этот абсурдный предмет не что иное, как мой собственный пенис, не воспринимаемый мной чувственно, но физически никуда не девшийся и совершенно возбужденный. Все, что я чувствовал, это обычное женское возбуждение — словно зацепление мягких, медленно вращающихся шестеренок. Возможно, я смог бы при желании заняться с ней любовью, хоть и не почувствовал бы того, что, по ее мнению, должен был бы чувствовать. Мысль об этом, возможно, подействовала на меня настолько очевидно, что она спрятала свой язык, отступила на шаг и удивленно посмотрела на меня.

— Конрад…

Я не произнес ничего. Поцелуй потряс меня больше, чем мне хотелось бы. Он швырнул меня в давно ушедшее время, когда мои шляпу, плащ и имя носил кто-то совсем другой. Челеста наполнила меня желанием, хотя на деле я жаждал вовсе не Челесты. С Челестой я никогда не смогу вернуть то, что мне нужно. Возможно, этого вообще не вернуть, а возможно, и нет, во всяком случае, не с Челестой.

Все, что она могла, — это разбудить разочарование и гнев. Прижимаясь к Челесте бедрами, я отчетливо понял, что ее возбуждает опасность, а если и не опасность, то что-то столь же извращенное. Мне вдруг захотелось ударить ее так же сильно, как только что хотелось трахнуть, и, возможно, она этого тоже хотела, если действительно хотела хоть что-нибудь.

И я ее ударил. Возможно, это я умею делать лучше, чем то, другое. Я наотмашь ударил ее по губам тыльной стороной ладони — меня столько раз били так, — и она в ужасе попятилась, пока не упала в пыльное кресло в углу. Я вернулся к столу, сел и уронил голову на руки.

Минуту спустя она поднялась и подошла к столу. Я думал, она собирается ударить меня, но вместо этого она достала деньги и швырнула их мне.

Я посмотрел сквозь пальцы. Две тысячи долларов, четырьмя бумажками по пятьсот.

— Отлично, — произнесла она. — Теперь я понимаю. Вы точно крутой. Вы защитите меня. Я знаю, что защитите.

— Я не крутой, — возразил я. — Вы не понимаете.

— Возьмите деньги.

— Я не сдаюсь внаем, — сказал я. — Я пока работаю на остатки платы Энгьюина. До тех пор, пока они не закончатся, я занят.

Она смолчала. Я выдвинул ящик, достал сигареты, сунул одну в рот и протянул пачку ей. Она помотала головой. Я прикурил и сделал глубокую затяжку. Дом вокруг нас был неестественно тих, и ночь за окном, казалось, отрицает само существование города. Однако под темным покрывалом город продолжал жить. Разобщенные создания спешили в темноте, направляясь к одиночеству, в пустые гостиничные номера, навстречу смерти. Никто не останавливал их, чтобы спросить, куда они спешат, — никого это не интересовало. Никого, кроме меня, странного создания, задающего вопросы, самого презренного из всех созданий. Я был настолько глуп, что мне показалось: в тишине, опустившейся на городское горло бархатной перчаткой, есть что-то ненормальное.

Я оторвался от окна и посмотрел на Челесту. Она потерянно стояла у стола, прижав руки к груди, словно школьница. Когда она заметила, что я смотрю на нее, ее взгляд стал тверже, а губы безмолвно сжались.

— Чего вы страшитесь? — спросил я снова.

Она посмотрела на меня широко открытыми глазами, и на мгновение ее маска исчезла, и она стояла передо мной, нагая и искренняя, и в эту секунду мне снова хотелось обнять и поцеловать ее, но секунда прошла, и она снова оделась в броню цинизма.

— Я не боюсь ничего.

— Ясно.

Она подобрала деньги со стола и, скомкав, сунула в карман.

— Не знаю, зачем я приходила.

— Мне кажется, это относится к нам обоим.

— Обоим? Мы никогда не будем вместе.

Она знала, что это неплохая фраза под занавес, и повернулась к двери. Я не видел смысла удерживать ее. Она хлопнула дверью, и я услышал удаляющееся цоканье ее каблуков в тихом коридоре.

Я вернулся к пицце, но сыр застыл. Я выковырял еще несколько грибов, выключил свет и вернулся в машину.

Глава 18

Дома меня ждали инквизиторы Корнфельд и Телепромптер. Я огляделся по сторонам в поисках Моргенлендера, но его не было. Квартира выглядела как обычно — если они и устраивали обыск, то делали это аккуратно, — а Энгьюин исчез без следа. Инквизиторы оставили на диване вмятины в местах, где сидели, но, когда я открыл дверь, они стояли. Вмятины располагались далеко друг от друга, исключая их тесный контакт, — если Корнфельд и Телепромптер и развлекались друг с другом, они делали это в свободное от работы время, во всяком случае, не на выезде. Я бы предпочел думать, что Кэтрин Телепромптер вообще не путается с клоунами из Отдела, впрочем, это не мое дело.

— Поздновато, — произнес Корнфельд преувеличенно шутливо. — Работа?

— Не совсем, — ответил я.

Я устал — устал, несмотря на свежую дозу порошка, так что у меня не было настроения трепаться. С Кэтрин я бы еще поговорил, но Корнфельд разнообразия ради собирался взять это на себя.

— Ты где-то был, — заявил он. — Мы ждем тебя с восьми.

— Спасибо, теперь у моего жилища обжитой вид. Мне нравится.

— Тебя ведь предупреждали, чтобы ты не занимался этим делом. И не раз.

— Меня предупреждали, чтобы я не занимался этим делом больше, чем вы думаете. Мне это даже надоело.

Дверь оставалась открытой. Корнфельд обошел меня и закрыл ее.

— Мы хотели поговорить не о деле. Дело закрыто. Мы хотим сообщить тебе, что Ортон Энгьюин лишен кармы и на этом всему конец.

— Отлично. — Я отвернулся от Корнфельда и посмотрел на Кэтрин Телепромптер.

Вне стен Отдела она казалась меньше ростом и не столь неприступной, но от этого мне не меньше хотелось стиснуть ее в объятиях — просто это казалось более возможным. На этот раз ее черная грива была схвачена заколкой, что позволяло мне любоваться ее шеей. Когда наши глаза встретились, она открыла рот, но ничего не сказала.

— Есть и еще одно дело, — произнес Корнфельд у меня из-за спины. — Мне нужна твоя карта.

— Кому принадлежит честь раскрытия дела? — спросил я, роясь в кармане в поисках карты. — Моргенлендеру?

— Моргенлендера сняли с расследования сегодня днем, — сообщил Корнфельд. — Он плохо разбирался в нашей специфике. Зря его вообще сунули сюда.

Я протянул ему карту. Корнфельд взял ее и сунул под магнит. Я ожидал, что они восстановят мой уровень до приемлемой отметки по случаю закрытия дела. Своего рода плата за то, что я проглотил их интерпретацию событий, не особенно возникая. Красная лампочка на магните мигнула, и он провел им над картой, потом вернул ее мне.