«Я крокодила пред Тобою…» - Татьяна Малыгина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот она, старость! Недержание и безденежье!
Маринка хохотала, писалась от смеха и, скрючившись, покрепче прижимала руками огромные прокладки.
В Москве была пересадка, и девчонки, наконец, нашли аптеку.
– Невиграмон, воды и прокладок!
«Странный выбор», – подумала женщина-фармацевт, протягивая пакет. Маринка, прямо в аптеке, выпила у прилавка сразу две таблетки, чтобы наверняка. Через два часа боль стала отходить, и от Москвы до Софии Марина ехала как все нормальные люди. Пила вдоволь, ходила куда надо и как положено.
В Софии была пересадка на автобус. Потом был тот самый перевал. Он, и правда, был страшный, Марину прилично укачало. На таможне у них отобрали все игрушки – видимо, у таможенников, поголовно, малые дети. Но, слава богу, денег не отняли. А бабы рассказывали, случаи были.
К вечеру, наконец, приехали в Стамбул. Надо было искать дешевую гостиницу, и девчонки пошли стучаться во все двери подряд. Позже Марина вспоминала, что у них совсем не было страха и чувства опасности. То, что она спустя годы видела в телевизионных программах, то, происходящее как раз в том времени, повергало ее в шок. В любой гостинице их запросто могли изнасиловать, отобрать паспорта, сдать в бордель или просто убить. Как она могла оставить малое дитя и ехать в такую криминальную даль?! Но сейчас Марина во всем положилась на бывалую в здешних местах подругу, и они продолжили искать ночлег. Завтра – один день на все про все.
– Сколько за ночь? – Зоя, миловидная, невысокая, хорошо сложенная блондинка, начала торг с администратором.
– Тэн доллар.
– Сколько?! Ты с ума сошел! Я за десять баксов зайца в поле загоняю.
– Ват?
– Дорого, говорю! Пошли, Маринка. Найдем подешевле.
Они зашли в следующий отель.
– Зой, нормальная гостиница была.
– Ты сюда наследство проматывать приехала? Или бизнесом заниматься?
– Бизнесом заниматься.
– А ты на что собираешься бизнесом заниматься? Может, в ресторан еще сходим?
– Кстати, не мешало бы поесть чего-нибудь. В животе урчит.
– Сейчас устроимся и поедим, я знаю, как даром поесть.
Марина насторожилась. Зойка, вроде, не такая. Замужем.
– Да нет! Продавать тебя не буду, – она засмеялась, посмотрев на обалдевшую от впечатлений Маринку.
«Stella» – горело неоном, и по-русски дописано: «ПиатЪ долар».
– Вот! То, что нам надо.
Девочки втащили чемоданы на ресепшн.
– Места есть? – Зойка ужасно устала и еле передвигала ноги.
– Ест. До утро. На два рум?
– На двоих.
– Паспорт давай, тен доллар. Тут сигнатура, – администратор дал что-то подписать.
Девчонки отдали паспорта. Это в девяностые-то!
– Утро забрат, – небритый полусонный турок положил паспорта в стол и взял доллары.
– Сейчас вещи кинем и поедим. Главное, кафешку найти недорогую.
Они шли по длинному коридору. Пол из широких кривых досок тревожно скрипел, как в мистическом триллере. Яркий свет ртутных ламп резал глаза белым светом. Стены были покрашены светлой краской неясного цвета. Они нашли свой одноместный номер, он был открыт.
– Да-а, это, конечно, не Хилтон, но, главное, есть душ, – Зоя посмотрела на дверь напротив широкой кровати.
Пока подруга разминала закостеневшую спину, Марина пошла искать туалет.
– Зоя! Здесь нет туалета!
– Как нет? А где он?
– Не знаю. Хорошо бы, не на ресепшн, а то они тут все такие креативные, я смотрю.
Предполагаемая душевая комната оказалась запертым входом в соседний номер. Туалет находился в противоположной стороне коридора. Дверь в нем не запиралась, не было щеколды. Унитазы были ржавые, стены облупленные, пол кривой, из умывальника тонкой струйкой текла вода, уныло звеня, ударяясь о металлическое днище.
– Нет, ну это вообще кошмар! – Зоя возмущенно озиралась.
– А что мы хотели за пиат доллар?
– Мы хотели туалет, кровать и душ. А кстати, где у них душ?
– Лишь бы не в доме напротив, – Маринка валилась с ног от усталости и голода.
Душ они нашли недалеко от туалета. Туалет показался легкой разминкой. Большой зал душевой комнаты был разделен кафельными перегородками на три кабинки, как в общаге или бассейне. В двух из них на полу, у сливного отверстия, стояла грязная вода с серой пеной и кудрявыми черными волосами.
– Мама…
– Мамочка…
– Ты моешься первая.
– Я вообще не моюсь, – Марине хотелось плакать.
– Ладно. Пошли еду искать, подруга! Будем надеяться, объедками нас не накормят.
Они вышли из отеля. Напротив яркой вывеской светилось «Cafe». Они зашли внутрь, посетителей не было.
– Вымерли все, что ли? – Марина присела за стол. – Давай нормально поедим, без твоих ноу-хау.
Из-за двигающейся пластмассовой шторки из цветных палочек вышел улыбающийся мужчина.
– Натаща-а! Харощи-ий!
– Спик раша, инглиш?
– Раша, да! Раша!
– Нам, пожалуйста, салат принесите и хлеба вашего побольше. И еще мы будем чай. Бардак-табак, чай. Понятно?
– Да, да! Бардак-табак!
Марина слушала туземца, под ложечкой сосало.
– Зойка, что за бардак-табак? Ты меня пугаешь.
– Не боись, это стакан и блюдце значит.
Минут через пять повар-администратор поставил перед изголодавшимися бизнес-леди по тарелке салата из помидоров и огурцов, политых ароматным маслом. В соломенной корзинке большой горкой лежали четыре, еще теплые, пшеничные лепешки.
– Бон аппетит, Натаща!
– Спасибо, и вам не хворать, – Маринка не верила своим глазам и носу.
– Да, да! Нахворат!
Они ужинали молча и медленно. Ничего вкуснее в своей жизни Марина не ела. Вкус овощей был совсем иным, не таким, как в Союзе. А вкус хлеба домашней выпечки она попробовала тогда впервые и навсегда его запомнила. В двухтысячные его вкус вернулся Марине в одной из частных пекарен Питера. Она сидела в «а-ля франс» кондитерской, наслаждаясь чашечкой черного кофе из пахучих зерен, не торопясь откусывая маленькие кусочки маленького круассана, и вдыхала тот неповторимый аромат уютного кафе, который создается ванилью, горячим хлебом, корицей, кофе и шоколадом.
А сейчас ей было безумно вкусно хрустеть свежими огурчиками и смаковать мягкую белую лепешку, пропитанную оставшимся на тарелке соком. Улыбчивый турок принес большой чайник свежего листового чая цвета коньяка. Девчонки заплатили два доллара за двоих. Чай и хлеб давали везде бесплатно.
Сытые, повеселевшие подружки вернулись в отель. По дороге они купили бутылку воды и по очереди помылись, частично над унитазом, местами над умывальником, смирившись с военными условиями. Очень хотелось спать. Марина сняла с кровати покрывало.
– Зо-о-й,.. смотри!
Под покрывалом лежали два тонких одеяла. Под одеялами – простыня. На простыне – все те же курчавые черные волосы. На подушках – подлиннее.
– Что будем делать? – Зоя смотрела на этот кучерявый набор.
– Предлагаю все закрыть и лечь на одеяла в одежде.
– Согласна, на одеяле хотя бы шерсти нет. И хорошо, что мы сначала поели.
Они легли, не раздеваясь, и проспали до утра, как убитые.
Утром девчонки проснулись пораньше, умылись, привели себя в порядок. Пересчитали деньги, рассовав их в три места – в штаны, на пояс и, меньшую часть, в сумочку.
– Ты знаешь, куда идти? – Марина очень волновалась.
– Да, тут на трамвае примерно три-четыре остановки, – Зойка смотрелась в маленькое зеркальце, подкрашивая губы. – Да не волнуйся ты так! Сама не захочешь, тебя никто и пальцем не тронет.
– Будь уверена, не захочу. Я, вообще, к маме хочу. Домой, к Машке.
– Ну вот завтра и поедем. С подарками. Пошли! Я готова!
Они спустились на ресепшн. Тот же угрюмый турок (Марина подумала: «Нестандартной сексуальной ориентации, что ли?») молча вернул им паспорта.
– Зой, а трамвайная остановка где?
– Нигде. Трамвай, видишь, едет? Медленно едет. Вот мы на ходу должны туда зайти.
– Как это?
– Ну, у них так.
Трамвай медленно двигался, приближаясь к пассажиркам. Они стояли наизготовку, держа в руках огромные чемоданы с «бусами» для туземцев. Когда трамвай поравнялся с челночницами, он замедлил ход, и Маринка, ковыляя с тяжелой ношей, неуклюже заскочила в трамвай. Там ее подхватили улыбающиеся шумные турки. Один из них уже втаскивал Зойку, раскорячившуюся со своим баулом.
– Ой, кошмар! Спасибо, мальчики! – Зойка, запыхавшись, оглядывалась по сторонам, ища, куда прислониться. Им уступили место, но садиться они не стали. Стояли и глазели в окно, за которым проплывал красивейший старый город.
– Смотри, русский храм!
– Это Софийский собор, – вещала Зоя со знанием дела, – только он не действующий, он как музей. Но там внутри все сохранено, как было.
– А почему не действует?
– А чего ему действовать в мусульманской стране? У них свои мечети. Может, православных мало.
– Мало не значит, что совсем нет.