Перспективы развития социума - Сергей Шавель

В теории постэкономического общества выделяются следующие критерии: во-первых, доминирующие интересы субъектов хозяйственной деятельности, их уровни и соотношения; во-вторых, характер деятельности и ее мотивация; в-третьих, социальные связи и отношения между людьми (индивидами) и общественными группами. С этой точки зрения в архаическом обществе хозяйство существует в примитивных формах – собирательство, охота, бортничество, рыбная ловля. Экономики, как товарного производства и обмена, еще нет, почему этот период и назван доэкономическим обществом. В марксистской теории имеется в виду первая в истории человечества общественно-экономическая формация или сокращенно – первобытное общество. В западной литературе уже давно произведено переименование этого периода в архаическое (древнее) общество, хотя этот термин вряд ли содержательнее первобытного общества. Другое дело, что это позволило вынести за скобки научного дискурса и социологического словаря такие явления, как первобытный коллективизм, общая собственность, равнообеспечивающее распределение.

Постэкономисты утверждают, что из-за грубых ошибок в переводе трудов классиков марксизма возникло иррациональное понятие общественно-экономической формации. «Его использование, – по словам В. Иноземцева, – вычеркнуло из марксизма одну из основных идей К. Маркса – мысль о двух кругах развития общества: первом – последовательной смене трех общественных (но не общественно-экономических. – С. Ш) формаций и втором – смене способов производства внутри экономической эпохи»[236]. Отсюда следует вывод, что в аутентичной марксистской теории три, а не пять общественных формаций, при этом первичная формация понимается как еще неэкономическая, а третичная (коммунизм) – как уже неэкономическая.

Не оценивая внесенные предложения, требующие отдельного текстуального анализа, вернемся к первобытному обществу. Одной из его черт является отсутствие избыточного продукта, более того, очевидная незаинтересованность первобытных коллективов накапливать что-либо про запас даже там, где это легко можно было бы сделать. Иначе говоря, хозяйственная активность не выходит за рамки необходимого и достаточного уровня обеспечения средств жизни. Это можно расценивать как крайнюю непредусмотрительность или как некое мистическое чувство меры, но, главное, что такова мотивация людей того периода, определяющая их отношение к природе и друг к другу. Мотивами выступают внутренние побуждения – инстинкты и традиции, а человеческая деятельность носит неосознанный характер, то есть является не трудом в собственном смысле слова, а инстинктивной активностью. К. Маркс отмечал: «Труд еще не освободился от своей примитивной, инстинктивной формы»[237].

Переход к экономическому обществу можно понимать как отрицание предыдущего состояния. Он произошел в результате трансформации человеческой деятельности и становления труда, доминирующим мотивом которого выступают материальные интересы. Труд, в отличие от инстинктивной активности, носит осознанный характер, предполагающий целеполагание и абстрактное мышление. Важнейшими чертами экономической эпохи являются рыночный обмен, частная собственность и эксплуатация. В данную эпоху включают все классовые формации, основываясь, в том числе, и на следующем положении Маркса. «В общих чертах, – писал Маркс, – азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации»[238]. Названные способы производства сходны в том, что в них господствующее положение принадлежит экономическим факторам и отношениям, а не религиозным или политическим, как, например, в теории локальных цивилизаций А. Тойнби.

Постэкономический строй, идущий на смену экономической эпохе, должен, как предполагается, постепенно преодолевать ее атрибутивные признаки – рынок, частную собственность и эксплуатацию – путем нового преобразования деятельности и превращения труда в творческую активность с неутилитарной мотивацией. Соответственно, формируется новая система ценностей и общественных отношений. Обобщая зарубежную литературу по данной теме, В. Иноземцев отказался от попыток дать строго научное определение понятия «постэкономическое общество». Он пишет: «На наш взгляд, попытка определения социума будущего в «позитивном» аспекте, через обнаружение его фундаментальных отношений и закономерностей, сегодня не может быть в полной мере плодотворной; возможности современного обществоведения ограничены лишь изучением предпосылок возникновения этого социального устройства и указанием на ряд тенденций, наиболее важных для его становления»[239]. Рассмотрим коротко эти предпосылки и тенденции становления постэкономического социума.

Как отмечалось, главным фактором данного процесса и его движущей силой выступает изменение самой природы человеческой активности. Суть фундаментальной трансформации деятельности состоит в преодолении труда и его замене творчеством. Отметим, что тема преобразования труда – облегчения, избавления от вредных условий и непосильных физических нагрузок, монотонности и т. д. – центральная как для всех футурологических построений, так и для обыденного сознания. С ней, в частности, связаны древние мечты о «золотом веке», когда люди находились в полной гармонии с природой и могли получать средства к жизни «без труда и усилий». В народных сказках многие герои решают эту проблему с помощью чудодейственных средств – золотой рыбки, щучьего веленья и т. п. Такие наивные восприятия, как отмечала И. И. Чангли, «не лишены великого пророческого смысла»[240].

В марксистской теории возможности изменения характера производственной деятельности рассматриваются в двух аспектах: развитие материально-технической базы производства и создание социально-психологических условий самореализации человека. Маркс и Энгельс не приняли популярный в либеральной и теологической литературе тезис «освобождение труда». Они писали: «Труд уже стал свободным во всех цивилизованных странах; дело теперь не в том, чтобы освободить труд, а в том, чтобы этот свободный труд уничтожить»[241]. Под уничтожением труда понималось несколько комплементарных направлений. Во-первых, «превращение труда в самодеятельность»[242], то есть добровольное, без внешнего принуждения, самостоятельное по внутренней мотивации проявление человеческой активности. Во-вторых, формирование потребности в труде, как способе самоактуализации. С психологической точки зрения, это означает развитую способность получать удовлетворение, радость от самого процесса деятельности. Именно это имел в виду известный писатель-фантаст Рэй Бредбери, когда писал, что на вопрос студентов: «Как прожить без труда?» он отвечал: «Полюбите свою работу». В-третьих, изменение соотношения овеществленного и живого труда, и, как следствие, новое качество рабочей силы, новый тип работника. Овеществленный труд – орудия производства, техника и другое – должны уступить господствующее положение живому труду в форме изобретательности, инновационности, творческой «жилки». Ф. Т. Михайлов назвал этот процесс «первая промышленная революция наоборот»[243]. Действительно, это революционные изменения глубинного уровня и синтетического плана, которые начались только во второй половине XX века.

Вместе с тем такие преобразования труда не следует понимать как исчезновение или устранение продуктивной активности человека в хозяйственной сфере, тем более как оправдание безделья, демонстративного отказа от труда. Подобное, как известно, прокламируют некоторые представители отдельных молодежных субкультур – хиппи, панки и т. п., а также добровольные маргиналы, такие как бомжи, бродяги, отшельники и пр. Как бы предвидя подобный вариант толкования, Маркс отмечал: «Действительно свободный труд, например, труд композитора, представляет собой дьявольски серьезное дело, интенсивнейшее напряжение»[244].

Постэкономическая теория рассматривает в качестве центрального положения превращение труда в творчество. При этом творчество понимается как внутренняя, рациональная активность, имеющая неутилитарные мотивы. «Мы утверждаем, – пишет В. Иноземцев, – что определить деятельность как труд или творчество может только сам субъект»[245]. Речь, следовательно, идет не просто об обогащении содержания труда и придании ему творческих элементов в связи с технико-технологическими усовершенствованиями, а о кардинальных изменениях личностного смысла деятельности для его субъекта. Такой подход, безусловно, правомерен и отражает современные тенденции развития материального производства, которые наиболее рельефно проявляются в развитых странах.

К числу таких тенденций можно отнести, во-первых, рост третичного сектора, то есть сферы услуг, по сравнению с первичным (сельское хозяйство) и вторичным (промышленность) секторами. Этот процесс становится все более характерным и для развивающихся стран, в том числе и для Беларуси, хотя количественные его параметры скромнее. Во-вторых, демассовизация производства в связи с повышением роли престижного потребления и стремлением учесть индивидуальные запросы потребителя. В-третьих, развитие индивидуальных форм занятости, семейных предприятий на дому, электронных коттеджей (по Тоффлеру); соединение в одном субъекте производителя и потребителя, названного Тоффлером «просьюмер», что особенно характерно для тех видов деятельности, в которых предметом является информация – сбор, анализ, программирование и т. д.