Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер - Валерий Иванов

Отмеченное уродством лицо Азазелло было сосредоточено. На город он смотрел с позиции опытного воина — в каком месте надлежит ударить, чтобы он быстро пал и откуда следует начинать разграбление павшего гиганта, что он и сделает через четыре века, возглавляя бесчисленные вестготские племена.

Даже кот, скучающий без ежедневного легкого шутовства, обошелся на этот раз без своих проделок и смотрел на город затуманившимися глазами, вспоминая, видно, о чем-то своем. Правда, длилось это недолго. Резко мотнув головой, отгоняя навязчивые видения, он взбугрил спину и жестом фокусника выудил из-за загривка листок бумаги.

Исторический экскурс, от Ромула и Рема, вскормленных волчицей и до правящего принцепса Тиберия, был на этот раз краток, и сподвижники Бегемота выслушали его без обычных замечаний и подколок. Лишь однажды, при цитировании котом Плутарха, Фагот привычно скривил свой ироничный рот, но, вспомнив о чрезвычайной важности предстоящей миссии, все же удержался от язвительной реплики. Азазелло внимал молча, вдумчиво и запоминательно.

Роль Каиафы, подающего жалобу римскому императору, по общему решению, должен был сыграть Азазелло, обладающий некоей магнетической силой убеждения.

Глава шестнадцатая

Тело полностью обнаженного мужчины, раскинувшееся на широком, богато украшенном ложе с балдахином, было грузноватым, но еще мускулистым и полным силы. Бурная ночь привела в беспорядок роскошные, с замысловатой вышивкой, изображавшей охоту на львов, подушки, разбросанные в беспорядке на широкой кровати, и скомкала тончайшие шелковые простыни. Легкое одеяло, отороченное нежным лебяжьим пухом, валялось на мраморном полу.

Столик красного дерева на изогнутых ножках, стоявший у изголовья ложа, также хранил на себе следы оргии и ночного кутежа. На краю стоял изящный золотой кувшин с изображением состязания на колесницах. Такие же сцены украшали две золотых чаши, одна из которых валялась на боку на полузасохшей луже пролитого красного вина. Серебряная, чеканная затейливым орнаментом ваза, была полна гроздьев красного и зеленого винограда, среди которых проглядывали красно-желтые бока сочных персиков.

Из серебряного же, инкрустированного красным золотом ларца с откинутой крышкой, свисала нить крупного розового жемчуга. Ближе к кровати на столике стояли три колокольчика, один из которых был золотым, другой серебряным, а третий был выполнен из бронзы. Четыре оплывших толстых огарка свечи дополняли этот причудливый натюрморт.

Мужчина шумно засопел и повернулся. Его рука безошибочно ухватила, стоявший посередине других, бронзовый колокольчик. Густоватый, слегка дребезжащий звон, вызвал откуда-то из глубин спальни слугу в короткой синей тунике с белой оторочкой.

— Внемлю тебе, божественный, — слуга согнулся в глубоком поклоне.

— Цирюльника, — звучным, чуть хрипловатым со сна голосом, приказал лежащий.

Прислужник мелкими шажками попятился к двери….

Через час, умытый и побритый император, сидел на кровати, одетый в белоснежную тунику, чуть ниже колен, по краям отделанную красной лентой с золотым орнаментом из геометрических фигур.

Слегка курчавые волосы, ниспадавшие ровной челкой, закрывали массивный, прорезанный морщинами лоб, наполовину. Узкие плотно сжатые губы, отчертившие тонкий, горбинкой, нос от острого выдающегося подбородка свидетельствовали об упрямом характере и жестоком нраве владыки Рима.

Перед ним стоял открытый ларец, наполненный изделиями из жемчуга и отдельными большими жемчужинами.

Властитель Рима любовно перебирал драгоценные камни, испускающие загадочное свечение в полумраке спальни. Он был большим ценителем и коллекционером этих дивных творений природы. Жемчужины эти были совершенно различной формы: круглые, каплевидные, сферические, грушевидные, продолговатые…, а, иные, и, вовсе, уродливых очертаний. Но оттого, не менее прекрасные и завораживающие взгляд.

И цвет у них был разный. Содержимое ларца мерцало и искрилось желтым, красным, кремовым, голубым и коричневатым цветом. А, вот эта нить, с нанизанными крупными, правильной округлой формы, розовыми жемчужинами, привезли вчера в дар посланцы с далекой реки под названием Ганг. Это был редкостный речной жемчуг, которого еще не было в собрании императора.

Он знал, что сбор жемчужных морских моллюсков — очень тяжелый и опасный промысел. Ловец жемчуга с лодки ныряет на глубину до тридцати метров и надолго задерживает дыхание, набивая сумку, сплетенную из морских водорослей, тяжелыми раковинами. Жемчужина находится лишь в одной из полусотни раковин, да и то, не всегда качественная. Люди, занимающиеся вылавливанием морских моллюсков, живут недолго и умирают в цветущем возрасте от странной болезни — их дыхание угасает. Воздух отказывается поступать внутрь организма, и человек погибает от удушья, хотя внешне он вполне здоров.

Послов из экзотической Индии в Риме принимали впервые, хотя император располагал сведениями об этом восточном государстве и помнил, что еще Ганнибал и Александр Македонский применяли в своей армии боевых индийских слонов. Послы привезли также образцы растений с необычными и удивительными запахами. От одного из них император, понюхав, безудержно раскашлялся и едва справился с напавшим беспрестанным чихом.

Однако главным подарком была четырнадцатилетняя индианка, уже вполне сформировавшаяся как женщина. Эта смуглая стройная фурия, с крохотным коричневым пятнышком посередине лба, показала ему всю изощренность любовных игр загадочного Востока. И об этом ему напоминала спина, исцарапанная длинными ногтями, окрашенными в зеленый цвет. Но повелитель Рима вспоминал об этом с удовольствием и сладострастием, с нетерпением ожидая наступления вечера.

Новая наложница была необъезженной кобылкой, но в любовных утехах превосходила всех, кого до сих пор знал император. Он зажмурился, представив следующую ночь….

Император протянул руку к серебряному колокольчику. Мелодичный и переливчатый трезвон серебра призвал личного секретаря владыки империи.

— Благодарного дня, божественному принцепсу, — один из влиятельнейших чиновников Римской империи склонил вначале плечи, а затем и голову.

Правитель римлян и множества покоренных народов надменно вздернул подбородок, — говори.

— Сегодня день приема обиженных, — почтительно начал секретарь, — все уже ждут с утра возле зала судебного разбора.

Император поморщился, он не любил этот день, когда ему приходилось выслушивать различные жалобы и кляузы, а также принимать, иногда, необходимые, но непопулярные решения.

День приема обиженных учредил его предшественник Октавиан Август, который заложил основы империи, как монархии, для вида сохранив ее республиканскую традиционную внешность. Он официально отказался от того, чтобы пожизненно быть диктатором и консулом, удовольствовавшись почетным титулом принцепса сената, то есть стоявшим в списке сенаторов первым.

Тиберий оставил сенату некоторую видимость его былого могущества. И, зачастую, на его заседаниях хранил молчание, не используя привилегию принцепса навязать сенаторам свое мнение. Правда, последние от такой свободы только терялись, им трудно было догадаться, чего же хочет, на самом деле, не разжимающий губ император….

Тиберий досадливо махнул рукой, отгоняя неприятные мысли.

— Кто? — коротко спросил он.

— Дуумвир Гай Юлий Полибий, претор и народный трибун…, - чиновник приостановился, ожидая поручения, но не получив его продолжил, — первосвященник Каиафа из Иудеи….

— Первосвященник… Кто это?

Всезнающий секретарь пояснил, что в провинции Иудея, с позволения императора, существует местное самоуправление, и первосвященник, являясь главой религиозным, фактически его возглавляет.

— Суть жалобы?

— Обжалуются действия наместника Иудеи Понтия Пилата, не утвердившего приговор синедриона о смертной казни некому Иисусу из Назарета….

— Довольно, — всякое упоминание о прокураторе Иудеи было императору неприятно, — кто еще?

— Эдил погребальной гильдии Гай Туллий Геспер с жалобой на неправильный налог. Пекарь, у которого пьяные недоросли, сыновья известных патрициев и сенаторов, слуга перечислил имена, убили раба и не хотят за него платить. Жена, изгнанная своим мужем по подозрению в прелюбодействе….

— Через час я буду в судебном присутствии, первым пусть будет иудей.

Чиновник поспешно опустил глаза, чтобы император не заметил промелькнувшие в них искорки изумления — дуумвир Гай Юлий Полибий, помимо исполнения обязанностей главы города Рима, считался одним из немногих близких Тиберию патрициев. Неужели император пожелал унизить его, приняв вторым, после какого-то иудейского священника….