Человек-саламандра - Александр Бирюков

Иногда это срабатывало. Достаточно высказать логическую предпосылку предстоящего везения типа: «не может быть, чтобы всегда не везло», и вероятность везения возрастает. Но в этот раз ей не посчастливилось.

– Должен был, да рассчитался… – с печалью в голосе констатировала Лена, придирчиво осматривая новое помещение.

Если бы ей встретилось хоть что-то, отдаленно напоминающее ночной горшок, ведерко, да хоть античную амфору, то она бы сделала свое мокрое дело и не испытала бы угрызений совести.

– Нет! Меня это просто бесит! – призналась она. – И на улицу не выйти! Меня бы и кустик устроил, как ту собачку…

Ничего похожего на античную амфору в новой комнате не нашлось. Здесь были скелеты, чучела и много-много оружия.

– Пестики, блин! – проскулила Лена и кинулась к следующей двери. – Обоссаться про войну!

Раздвижные двери имеют одну особенность. Перед ними непременно приходится останавливаться, в отличие от дверей, открывающихся, например, от тебя наружу. За исключением тех случаев, когда двери открываются сами перед тобой.

Возможно, повинуясь какому-то мудреному механизму, реагировавшему на приближение (кнопка под половицей?), а может быть, вследствие очередного акта «перестановки» в доме, двери распахнулись перед Леной, как в лифте или вагоне метро.

И…

Она загрохотала вниз по крутой лестнице.

Не скатилась кубарем, а помчалась, выставив вперед руки и едва успевая подставлять на следующие ступени ноги, дабы не упасть. Перепрыгивая, таким образом, через две-три ступени, она преодолела препятствие со скоростью максимально возможной.

Врезалась в следующие распашные двери, которые никак на этот раз не реагировали, перевела дух и открыла их.

– Атас! – вырвалось у нее. – Ну, живут же, буржуи проклятые!

Перед ней было большое помещение с бассейном под прозрачной крышей.

Бассейн представлял собою две чаши в форме почек, вроде знака инь-ян. Причем одна чаша на полметра выше другой, и вода переливалась из нее в нижнюю по ступеням, живописным водопадиком.

Ступени облицованы диким камнем. Высокая чаша («инь» – наверное) была пестрая – изумрудно-антрацитовая, а нижняя – оранжево-желтая. Вокруг же громоздились кучи валунов и живописно стояли плетеные кресла и столики, вроде тех, что Лена видела на веранде, но попроще.

– Так, – сказала Лена, – я знаю, что сделать!

И, стремительно раздевшись, юркнула в нижний бассейн.

Вода оказалась обжигающе холодной, но не это было главное.

– Всё, мишон комплит! – констатировала девочка с облегчением и тут же начала нервно хохотать. – Вот дурочка-то набитая! Во даю! А водичка-то – не протухнешь!

Показалось, что от смеха, что ли, или еще от чего-то вода потеплела.

– Это я могу кипятильником работать! – продолжая смеяться, оценила она.

Но почувствовала, что левой руке теплее, чем правой. Нет. Вода была разной температуры в разных местах бассейна. Поплавав и попав несколько раз в теплые, холодные и ледяные струи, девочка поняла, что теплее там, где водопад.

Поднявшись на несколько ступеней, она окончательно поняла – вода, текущая из верхнего бассейна, горячая. А в нижнем, должно быть, что-то вроде искусственных холодных родников, иначе температура давно бы уравнялась.

«И зачем это всё сочинено? – думала Тяпа. – Контрастные ванны, как в сказке про Конька-горбунка, в целях омоложения. Ну, тогда должна быть еще и плошка с молоком где-то. И такая, чтобы нырнуть получилось».

Однако бассейна с молоком она так и не увидела, но вода, струящаяся по ступеням, почти обжигала ноги.

– Хитро всё это… – протянула она.

С высоты, находясь почти в центре купальни, она оценила помещение как еще более восхитительное.

И каким-то наитием она поняла смысл, заложенный архитектором.

Все события, явления, чудеса подчинены действию естественной необходимости. Можно назвать это судьбой.

Но главное, даже те явления, которые часто находят отвратительными, в действительности такими не являются.

Всё подвержено смерти и разрушению, но этому преследует период роста и цветения.

Ян Чжу[11], возможно, оценил бы это откровение, но друид из ближайшей рощи счел бы подобный образ мысли несколько хаотичным, но вынужден был бы признать, что Лена не безнадежна в перспективе изучения Традиции.

Овальные стены были сплошь, по всему сложному периметру, расписаны тонкими, тщательно выполненными пейзажами. С одной стороны простиралась небольшая долина, обрамленная красными крыжами на горизонте, с другой начинался лес, который разве что не шумел ветвями, и нарисованный ручей рассекал лужайку, теряясь в камнях не доходя до бассейна.

В том месте, где она вошла в комнату, был частично выложен из камней, а частично нарисован живописный грот, в глубине которого пряталась та самая дверь, будто вход в пещеру отшельника.

И кучи камней вокруг, и мебель из природного материала, и небо за стеклами крыши в тонких металлических переплетах – всё создавало иллюзию озера с водопадом в горной стране, обжитого чудесным, трудолюбивым народцем.

Было здесь всё, что нужно для иллюзии: и неразличимость грани между рисунком и декорацией из натуральных обломков скал, и ощущение простора, и естественный свет. Но что-то мешало. Какой-то отголосок неправильности. И еще, кажется, непонятно откуда взявшееся ощущение стороннего взгляда, будто народ, который так благоустроил этот дикий уголок, был недружествен людям. Мирился с их присутствием, но неохотно. Обжил всё здесь для себя, а не для нее – Лены и вообще не для кого-то из людей, оторвавшихся от природы.

Зачем художник, или как его там – декоратор, создавал в райском рукотворном уголке такое нехорошее впечатление? Не просто ведь для того, чтобы нервы пощекотать? Задачу какую-то он преследовал. Воспитать хотел обитателей дома-механизма? Может быть. Но Лена никак не хотела, чтобы ее воспитывали. Надоело.

Осторожно ступая по гладким валунам, она подошла к площадке у бассейна, туда, где оставила свою одежду.

– Почему так всё? – огорченно молвила она.

Что ВСЁ и как ТАК, она затруднилась бы пояснить. Просто всё и так – не так, как хотелось бы. Если есть что-то хорошее, то в нем обязательно привкус плохого. Почему если книга интересная, то всегда кончается на САМОМ интересном месте, а если есть продолжение, то уже не то? Почему не бывает ничего ОКОНЧАТЕЛЬНО прекрасного, окончательно вкусного, окончательно волшебного?!

А может быть, талантливый художник, создавший эту комнату, и хотел передать именно эту мысль. О том, что всё в мире перемешано. Всё сложносочиненно и сложноподчиненно. Что хорошее не может существовать в отрыве от плохого и доброе не состоится без злого… И не бывает счастья в райском уголке без грусти. Может быть, и хотел. И если так, то ему это удалось.

И что самое парадоксальное – вот эта удача художника – всё, что хотел выразить, выразил, и ни убавить, ни прибавить, – и есть то ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ, что есть в мире.

«Но, – постановила Лена про неизвестного художника, – если даже он и гений, то всё равно гад!»

Еще раз окинула взглядом комнату и убедилась, что где-то права.

Потому что ей не на шутку взгрустнулось.

Холодная и горячая вода отрезвили ее. Прилив энергии прошел, цель поисков «одного места» закончилась к полному удовлетворению, как надеялась Лена, не слишком нарушив чистоту воды, явно обновлявшейся постоянно. Новый, очередной круг замечательного и смешного закончился.

– Эх, ешки-матрешки… – вздохнула она, опускаясь в приземистое, какое-то будто детское кресло. – Хорошо тут у вас, но как-то не по-нашенски. Попроще бы надо быть… Типа, теперь бы кашки с молочком.

Кантор и Лендер с аппетитом закончили обед и приступили к отвару сушеных ягод, вода для которого, как оказалось, и это было настоящим откровением для журналиста, кипятилась в той самой стойке посреди салона, к которой крепился стол! Выяснилось, что в металлической колонне вмонтирован резервуар, подогреваемый паром из силового агрегата машины. Достаточно было только повернуть неприметный краник, чтобы получить кипяток.

Кантор не желал по-прежнему ничего говорить о делах, но совершенно неожиданно перевел разговор на геральдику Мировой Державы и поведал внимавшему с интересом сочинителю историю появления алого с диагональным крестом флага Мира.

– Знаете, что скрывается под синими полосками? – спросил Кантор.

Лендер вынужден был признать, что не знает.

– Скрещенные кости, – с усмешкой сказал антаер. – Эта история несколько отличается от официальной версии и потому не так распространена, однако не является ни крамолой, ни ересью.

Капитан Джон Даниэл должен был немедленно придумать флаг для единого государства, когда Лорды пересекали пролив на его корабле. Флаг нужен был немедленно, пока Лорды были «в одной лодке», до того как они сойдут на берег и начнут задумываться о преимуществах и недостатках союзного договора. И капитан снял с мачты красный флаг пирата.