Старинные Чешские Сказания - Алоис Ирасек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не одна новая жила была открыта тогда, не одна новая шахта сооружена; много шахт углубили, много штолен прорубили в скалах. В товарищество вступали всё новые и новые рудокопы, все шахты были ими полны, из многочисленных ожидален доносилось их пение[46].
Процветание рудников сказалось и на городе. Кутна-Гора усиливалась и богатела. Хорошо шли дела в шахтах, развивались ремесла. Много было работы, много было и денег! Город застраивался новыми домами, и именно в эту пору создал здесь Матей Рейсек свое славное творение – храм святой Варвары. В городе оседали мелкопоместные дворяне, чужеземцы, в великом множестве приезжали сюда купцы; людно и шумно было на улицах и площадях, но особенно оживленно было на Итальянском дворе, где размещались главный правитель монетного двора Чешского королевства, управители, рудников и виноградников, рудничные писари и разные чиновники, где была канцелярия королевского казначея и куда временами наезжал сам король.
Под канцеляриями и роскошными королевскими покоями были устроены подвалы, где хранился драгоценный металл и находились мастерские монетчиков и чеканщиков; там плавили в печах бруски серебра и из них чеканили блестящие чешские гроши.
Расцвела Кутна-Гора и стала первым городом в стране после Праги.
Буря разразилась в Кутна-Горе, и пришла эта буря из глубины шахт, где кипело недовольство и где бедный люд добывал тяжелым трудом блага жизни для богатых и сильных. Недра земли давали столько руды, что королевская казна могла бы иметь серебра видимо-невидимо, а рудокопы – хороший заработок. Но жадность горстки людей не только довела до нищеты рудокопов – она коснулась и королевской казны. Горные чиновники не посылали все добытое серебро в Прагу; утаивали они и часть заработка рудокопов.
Рудокопов угнетала жестокая несправедливость господ. Все больше и больше недоплачивали им чиновники за их тяжелый, изнурительный труд. Меньше половины прежнего заработка получали они, хотя работали столько же. На эти гроши прокормить семью было никак нельзя; многие терпели крайнюю нужду.
Гнев закипал в сердцах рудокопов. За работой все жаловались друг другу и никто уже не скрывал своих мыслей и своей решимости покончить с несправедливостью; нельзя больше так жить, невозможно терпеть, чтобы они всё нищали, а управители и горные чиновники богатели. Заботились горняки и о короле. Знали они, сколько руды и металла добывается в шахтах, сколько выплавляется чистого серебра, – а много ли его чиновники посылают в Прагу!
Попытались было рудокопы добиться облегчения своей участи, но ни чиновники, ни управители, ни староста горняцкого поселка и слушать не захотели. Стали их притеснять еще больше. А когда сходились рудокопы, чтобы потолковать о своих горестях, разгонял их бургомистр с помощью надсмотрщиков или наемных солдат с Итальянского двора. Собрались раз рудокопы тайно, подумали, поговорили и решили послать ходоков к королю, который находился в то время в Венгрии.
Со жгучим нетерпением и тревогой ждали рудокопы возвращения своих посланцев и надеялись, что король, как только услышит их жалобу, повелит тотчас же все расследовать и, узнав правду, учинит правосудие.
Посланцы как тайно ночью уехали из города, так тайно и вернулись. Было это вечером первого числа июня месяца года 1496-го.
Площадь перед Итальянским двором быстро наполнилась народом. Все рудокопы, не занятые в шахтах, и множество женщин сбежались сюда. Многие тешили себя мыслью, что посланцы привезли такие новости, что, услышав их, паны из Итальянского двора сразу присмиреют.
Паны, однако, не присмирели. Но и рудокопы не успокоились и не испугались, хотя вести из Венгрии были неутешительные. Ничем не помог им король, не заступился за них и даже не выслушал горняцких ходоков – не допустили их к нему. Вот каковы были вести из Венгрии; не таких горняки ожидали. А ходоки рассказывали еще и о том, что успели рудокопов очернить перед королем и что они теперь у короля в немилости; так сказали им придворные и посоветовали поскорей убираться восвояси, если они не хотят попасть в тюрьму.
Ходокам не дали договорить. Словно гром ударил среди ясного неба. Крики гнева вырвались из всех уст. Надежды рудокопов были обмануты. Сотни, тысячи кулаков взметнулись вверх, угрожая Итальянскому двору, тысячи голосов ругали и проклинали его хозяев – палачей, лгунов и злодеев, умеющих только притеснять простой люд и клеветать на него.
Когда же на зубчатой стене замка появился рудничный писарь, намереваясь что-то сказать, буря негодования вспыхнула с такой силой, что он поспешил убраться подобру-поздорову.
Даже сам управитель монетного двора не мог ничего поделать. В ответ на его приказ разойтись рудокопы закричали, что пусть-де допустит он их к королю, чтобы тот учинил правый суд, а не то они бросят работу; пускай паны тогда сами добывают руду.
Повсюду в городе запирали окна и двери. Все были охвачены страхом. Никто не смыкал глаз в эту ночь. До утра шумели рудокопы. Они собирались толпами, вытаскивали из лачуг свои вещи, выводили жен и детей, разыскивали и созывали товарищей, которые были еще на работе в шахтах.
Ни королевские чиновники, ни наемные солдаты не могли разогнать рудокопов или помешать их сборам. Не хватало вооруженных солдат, чтобы справиться с тысячами взбунтовавшихся, разгневанных людей. Бургомистр, паны с Итальянского двора и богатые горожане, опасаясь кровопролитий и поджогов, даже радовались, что рудокопы уходят.
Едва забрезжил рассвет, хлынули рудокопы, подобно бурному потоку, по кутногорским улицам. Шли они под своим знаменем, с молотами и кирками в руках, многие – с ружьями через плечо, шли прямо к городским воротам. Рудокопы пели, да так звонко, что окна дрожали; старую благочестивую гуситскую песню. Пели они эту песню, несмотря на то что королевским указом петь ее было запрещено под страхом смерти.
Более шести тысяч рудокопов вышли из города и потянулись вверх по дороге на холм Шпицберг, что высится между Малином и Каньком. Здесь они расположились лагерем и, по совету старшин, окопались и насыпали вал.
Тихо стало в Кутна-Горе, но тишина там никого не радовала. Паны боялись рудокопов и опасались понести большие убытки, оставшись без рабочих рук. На Итальянском дворе все были раздражены дерзостью рудокопов и старались придумать, как бы их заставить работать, принудить к покорности и наказать.
Строчили королевские чиновники и их подручные бумагу за бумагой, припечатывали конверты печатями, а гонцы на быстрых конях развозили их в разные места.
* * *Прошел день, другой, третий и еще день, а рудокопы всё стояли в своем укрепленном лагере на холме и ждали, не предложат ли им паны вернуться работать на рудники, не пообещают ли прибавку. Никто, однако не шел; ни одна душа не показывалась на дороге к лагерю. Настал вечер пятого дня. Вооруженные молодые рудокопы, стоя на страже, зорко охраняли покой своих товарищей.
Тревожен был сон рудокопов, а старшины почти не смыкали глаз. Подозревали они, что в Кутна-Горе паны замышляют что-то недоброе, и боялись, что не продержаться им долго на этом холме: запасы пищи приходили к концу. Заснули рудокопы поздно. Но долго спать им не пришлось. Перед самым рассветом послышался шум. Это дозорные кричали с вала: «Вставай!», заметив приближение большого отряда. Взобравшись на вал, старшины увидели в утреннем полумраке темную массу пеших и конных людей. Отряд двигался к лагерю с севера, от города Колина.
Вдруг с другого конца вала раздались крики, что новый отряд идет от Чаславы и подходит к лагерю сбоку. А вслед за тем все увидели, как из города, из Кутна-Горы, выступил многочисленный отряд и двинулся к лагерю, обходя его сзади. Слышались звуки барабанного боя и военной трубы; над кутногорским отрядом и над отрядами других городов развевались знамена.
Всем стало ясно, что войска идут к лагерю рудокопов, чтобы окружить его со всех сторон и зажать в кольцо. Получили чаславские и колинские горожане из Кутна-Горы грозные вести, будто рудокопы готовятся к бунту и хотят уничтожить шахты и копи.
Еще равнялись и строились передовые шеренги, как вдруг показался новый большой вооруженный отряд, прибывший из Подебрад; в рядах его было много всадников. Когда войска остановились у подножия холма, занялся день, и рудокопы увидели, что ведет этот отряд управитель Подебрадского королевского замка Онек Каменицкий из Топиц.
Высокий холм, на котором укрепились рудокопы, был окружен со всех сторон, склоны его наводнили войска неприятеля. Свыше четырех тысяч вооруженных солдат сошлось и съехалось сюда. Стоя наверху, за валом, группами, как приказали старшины, рудокопы с оружием и молотами в руках ожидали нападения врага. Все решили, что первыми боя не начнут, но пощады просить и сдаваться не будут.