Мы можем жить среди людей - Варвара Еналь

Колючий уже охрип, рассказывая о том, как на самом деле Моаг поступает с выпускниками. Иногда вставляет пару слов Маша, пытаясь убедить новенькую. Но, кажется, все бесполезно.

– Да пусть она уходит, – хмыкнула Таис, – пусть топает на Третий уровень, ищет там взрослых.

Эмма невозмутимо вздернула подбородок и ответила:

– Давайте вы меня отпустите. У вас и так полно народу. И Илья с Катей уже у вас. – Она повернулась к Илье и спокойненько заметила: – Я так и знала, что ты связан с детьми подземелья. Не ошиблась в тебе.

– Да ты дура! – взорвался Илья. – Из-за тебя нас с Катей чуть не убили! Мы сутки были заперты в комнате, и ни один взрослый человек так и не зашел! Зато появился робот, который стрелял в нас!

– В вас или в детей подземелья? – уточнила Эмма.

– И в нас, и в них!

– Потому что вы были с ними! Потому что они, – Эмма кивнула на Таис, – представляют настоящую угрозу. Они нарушают законы, они жестоко поступают с детьми. Это они – угроза обществу.

– О, вот теперь стало по-настоящему интересно. – Таис заулыбалась и добавила: – Эм, подожди, я сейчас сделаю себе чаю. Так лучше будет наблюдать весь этот театр. А после продолжишь, ладно? Давно тут не было такого развлечения.

Колючий метнул на Таис злой взгляд и прошипел:

– Заткнись, Тайка, ладно?

– Ну уж нет, Колечка. Я рисковала жизнью ради этой дуры, и я хочу теперь получить… Как это называется? Компенсацию, что ли. То есть я хочу развлечься.

Таис спрыгнула с лестницы, подошла к столику, на котором стоял горячий чайник, налила в кружку кипятку, кинула пакетик с заваркой и бросила через плечо:

– Продолжай, Эмма. Не останавливайся. Уверена, твой бред не одну меня развлекает.

Видимо, Эмма почувствовала в голосе Таис издевательские нотки, потому что замолчала. Но в этом ее молчании очень хорошо ощущалась и горячая ярость, и желание отомстить, и неприятие отвратительной действительности. И вот тут Таис ее понимала. Все правильно, ничего радостного нет на этих базах. Ничего хорошего, никакого светлого будущего.

Вот теперь Эмма узнала, что все ее мечты – это всего лишь мыльный пузырь. Поэтому пусть лучше злится, пока не пришли тоска и отчаяние.

С громким шипением и присвистом отъехала в сторону дверь Валькиной и Ниткиной спальни. Темная овальная створка, дернувшись, замерла на полпути, и выглянувший Федор резким движением заставил ее отойти до самого конца. После он спустился по лестнице, спрыгнув со второй перекладины, откинул волосы со лба и с легким прищуром оглядел всех, кто собрался вокруг Эммы. Все это время они с Вальком что-то обсуждали и дверь закрыли, чтобы не слышать Эмминых воплей. Видимо, Валька это уже не развлекало.

– Ну, вы и расшумелись. Развели нюни на ночь глядя. Лучше бы полечили Колючему руку. Слышишь, Колька, пошли ко мне в спальню. У Таис есть мазь, та самая, которую ты раздобыл. Мои-то ожоги почти прошли, посмотри сам.

Про ладони Федора Таис совсем забыла. Да и чего о них помнить, если есть мазь? Средство это работало безотказно. Один раз помазал – и все. Ожоги, небольшие ранки подживали вмиг. Даже синяки рассасывались.

– Да ерунда это, а не рана, – пробурчал Колючий, осторожно поворачивая левый локоть. Плечо он перетянул оторванным куском ткани от рубашки и, видимо, даже думать забыл о ране.

– Вот сейчас и посмотрим. Тай, тащи мазь, – твердо велел Федька.

– Вы бы руки сначала помыли, лекари. – Эмма сморщила нос и слегка наклонила голову. В ее глазах так и читалось: мол, даже таких простых вещей не знаете.

– Ой, Эм, без тебя мы никогда бы не догадались. – Таис подчеркнула голосом слово «никогда» и хмыкнула. – И как мы только выживали на этих базах без тебя?

– Иди мой руки, – тут же распорядился Федор, – и я сам помою. Эмма права.

Толстовку свою Колючий снял с трудом, морщась и кусая губы. Видимо, движения руки ему все-таки доставляли боль. То, что он назвал легкой царапиной, на деле оказалось глубокой раной с ожогом по краям. Может, из-за ожога крови было не так много, может, из-за того, что Колька сильно перетянул руку лоскутом от рубашки. Но выглядело это так, что Таис поморщилась и отвернулась.

– Ничего себе, – потрясенно прошептал Вовик, стоявший тут же, рядом, около стола.

Он и Ромик всегда были любопытными, потому боевые раны пропустить никак не могли. Пока Эмма возмущалась, они молча торчали на лестнице своей спальни, но сейчас торопливо спустились, встали около Колючего и Федьки. Хлопали ресницами и потрясенно таращились на перепачканное кровью плечо Колючего.

– Кыш отсюда, – шикнул на них Федор, – ничего страшного. Сейчас обработаем мазью, и все заживет.

– Надо сначала антисептиком обработать, – заметила Эмма.

Ее нисколько не коробил вид раны, она не кривилась и не отворачивалась. Как будто видела и не такое и отлично знает, что надо делать в подобных случаях. Умная, ничего не скажешь. Таис так и подмывало сказать, что это все из-за нее, но, видя, как Колючий изо всех сил сдерживает стон, она промолчала.

– У нас нет антисептиков, – Федор помрачнел и нахмурился, – у нас только мазь.

– У меня есть, – выдохнула Эмма, сняла со спины джинсовый рюкзачок с яркими молниями и квадратным монитором сбоку и достала из бокового кармашка коробочку, в которой оказались и антисептики, и вата, и лейкопластырь.

– А ты девочка не промах, – Федор улыбнулся, – молодец. Колючему это будет кстати.

– Почему тебя называют Колючим? – спросила Эмма, обрабатывая рану.

Делала она это быстро и проворно. Смочила ватку, раз – и убрала с краев раны запекшуюся кровь. Антисептик сам по себе снимал боль, Таис знала. Потому Колючий быстро обмяк и ухмыльнулся:

– Превращаюсь в ежа по ночам. Слышала о таком?

– Опять глупости несешь. Совсем не изменился, таким же болваном и остался.

– А ты такая же зануда, – не остался в долгу Колючий.

– Тогда зачем вы меня увели? Какой вам от меня толк?

– Началось сначала, – хмыкнула Таис.

Она принесла баночку с мазью и теперь просто смотрела, как Эмма и Федор приводили в порядок плечо Кольки. Пытались прочистить рану антисептиком, после смазывали мазью.

– Думаешь, надо забинтовать? – спросил Федор, оглядывая чистую, блестящую от мази рану. Он даже отошел в сторону, будто только что создал невероятную картину и теперь любуется своим трудом.

– Думаю, что надо было зашить, – уточнила Эмма, – такая рана будет долго заживать, и даже мазь тут быстро не справится.

– С зашиванием сложно, – покачал головой Федор. – Нитка шить, конечно, умеет, но все больше штаны и куртки. Руки ей еще не приходилось штопать.

– Что за глупые шутки? – Эмма поморщилась, вытаскивая из своей коробочки эластичный лейкопластырь. – Мы же говорим не об игрушках, а о жизни человека. Такие раны опасны. Колю надо отвести в медпункт и показать роботам, это самое лучшее, что можно сделать.

– Нет, Эмма, тебе придется перестроиться и принять наконец тот факт, что роботам мы не сдадимся. Я понял уже, что словам ты не поверишь, потому мы сводим тебя на Третий уровень и все покажем. Не сейчас, чуть позже. Сейчас все устали, и Колючему надо отдохнуть. А позже мы пойдем и покажем тебе, что на самом деле есть на Третьем уровне станции. Договорились? И если встретим там хоть одного взрослого – тут же передадим тебя ему. Я клятвенно обещаю, – Федор хмуро улыбнулся, – да я и сам тут же сдамся ему. Ну, что скажешь?

– Сводите на Третий уровень и все покажете? Что покажете?

– Все, что сможем. Все, что нам там доступно.

– И если встретите хоть одного взрослого, то отпустите меня?

– Конечно. Верное слово.

– Договорились. Когда это будет?

– Только подождите меня, – вмешался Колючий.

Его плечо, украшенное розоватым пластырем, выглядело теперь не так устрашающе. Да и боль, похоже, отпустила. Он подвигал раненой рукой, помахал ладонью и улыбнулся:

– Замечательная работа. Это скоро заживет, и тогда я пойду с вами.

– Мало было приключений, – заметила Таис.

Эмма отвернулась, убирая коробочку обратно в рюкзак, а когда подняла голову, глаза ее светились решительным огнем:

– Да, договорились. Но! Если вдруг на минуточку – только на минуточку! – допустить, что вы правы и взрослых нет, то почему на корабле рождаются и рождаются дети? Если Моаг всех убивает, то зачем тогда рожать новых? Где в этом смысл?

– Нигде, – пожал плечом Федор.

– Моаг – очень высокоразвитый интеллект. Он не станет делать ничего бессмысленного, ты должен это понимать.

– Да, правильно, – Федор кивнул головой, – но все-таки Моаг – компьютер. Большой, умный, но искусственный интеллект. Мы не знаем точно, но похоже, очень похоже, что его программы замкнуты в цикл. Он просто повторяет один и тот же цикл. А когда цикл заканчивается, он убирает все. Вернее, всех. Конец цикла, согласно его программам, – смерть. Вот мы и пытаемся понять, что замкнуло его в такой цикл. Что случилось со станцией.