Мать, тревога и смерть. Комплекс трагической смерти - Джозеф Рейнгольд

Eissler (9) убежден, что психология времени является необходимой предпосылкой психологии смерти. Смерть тесно связана со временем в нашем субъективном опыте; если человек не может ощущать течение времени, он никогда не сможет постичь смерть. (Heidegger (24) утверждает противоположное: мы осознаем ход времени только потому, что должны умереть). Одним из величайших препятствий на пути к пониманию психологии смерти является невозможность осознания природы времени, отражающее идею смерти.

Bonaparte (237) рассматривает основные пути, посредством которых мы пытаемся избежать времени с того момента, как мы осознаем его существование. Сон представляет собой избавление от тирании времени, а в часы бодрствования для того, чтобы сделать свою жизнь более терпимой, мы привыкаем мечтать. Но, так как нельзя мечтать наяву всю жизнь, мы пытаемся перехитрить ощущение мимолетности времени другими способами, такими, как любовь, интоксикация, мистические переживания, молитвы, творческие достижения и концепция рая.

Я сомневаюсь в важности вклада чувства времени в страх смерти. Отрицание смерти или уверенность в собственном бессмертии делают смерть и время независимыми друг от друга. Если я не умру, то какое значение имеет ход времени? Fraisse (238) говорит, что смерть никогда не становится частью нашей временной перспективы, вне зависимости от нашего возраста. Исключение составляют только верующие люди, рассматривающие ее как врата в другую жизнь.

Резюме

Нельзя сказать, что страх смерти имеет какую-либо определенную причину или совокупность причин. Он является неотъемлемой частью жизни. Если рассматривать его изолированно от общего целого, то он предстает как комплекс взаимосвязанных страхов. Общими основаниями этого комплекса являются инстинкт самосохранения, возможно, переход от внутриутробного существования к внешнему, и период младенчества. Является ли танатическая тревога онтологическим свойством, и создают ли архетипы коллективного бессознательного тревогу, – спорные вопросы. Осознание времени может быть почвой для страха смерти. Эти источники определяют общие составляющие комплекса, но не влияют на индивидуальную вариативность. Для того, чтобы объяснить способность комплекса в целом или его компонентов к продуцированию тревоги, а также общее содержание опасных ситуаций, способов смерти, характера и враждебности уничтожающей силы, необходимо к общим причинам добавить особенности существования отдельного индивида.

Потребность в безопасности, то есть стремление к свободе от угрозы для жизни и целостности организма, а также от препятствий в процессе роста и развития, – фундаментальный принцип жизни, управляющий мотивацией. Он подчиняет себе все другие стремления, включая сексуальные. Некоторые из ранних ситуаций опасности не являются взаимодействующими, например, интерпретация младенцем всех стимулов как вредоносных, неизбежные задержки в удовлетворении потребностей, просто отсутствие матери и случайные травмирующие происшествия. Наиболее серьезно препятствуют удовлетворению потребности в безопасности те угрозы, которые возникают во взаимоотношениях матери с плодом, с младенцем, с ребенком.

Плод реагирует на эмоции матери, и, возможно, на ее неосознанные враждебные импульсы. Он может быть «невротизирован» к моменту рождения. Косвенным результатом материнского конфликта может явиться рождение недоношенного или страдающего поражением мозга ребенка. Новорожденный обладает необычайной восприимчивостью к отношению к нему матери. При благотворном влиянии у младенца развивается уверенность в окружающей его обстановке, а реакции, вызванные страхом, смягчаются. Но в условиях пренебрежения, жестокости или враждебной установки со стороны матери его боязливость усиливается и формируется потребность в защите. Окружение всегда является одновременно и защищающим и угрожающим, оказывающим как благоприятные, так и пагубные последствия. Примечательным является то, что никакие усилия, по-видимому, не способны нейтрализовать последствия угрозы. Так или иначе, именно вредоносное влияние формирует комплекс смерти.

Не существует подтверждений гипотезы о том, что проявляемая младенцем агрессия является спонтанной. Агрессию провоцирует фрустрация, которую следует рассматривать не как простое препятствие или депривацию, но как угрозу для жизни и целостности организма. Это – первичная защита. Агрессия порождается страхом и, в свою очередь, уступает место страху из-за опасности возмездия. Последний может привести к мазохистической защите, которая сама по себе является источником страха смерти.

Разрушительное воздействие окружающей среды может варьироваться от сильнейшей жестокости до едва уловимого влияния. В младенчестве, когда комплекс смерти становится заметным, на него исключительное влияние оказывает мать. Ребенок боится, что именно она бросит его на произвол судьбы, или уморит голодом, проглотит, искалечит или уничтожит своей яростью, накажет за агрессивные и сексуальные импульсы. Сформированный таким образом комплекс может быть изменен более поздним опытом только до определенной степени в связи с тем, что первоначальный страх и некоторые из защитных механизмов, вызванных им, закрепляются благодаря подавлению. Они продолжают работать во взаимодействии с интернализованной матерью, то есть суперэго. По-видимому, все пути ведут к материнско-детским взаимоотношениям как к источнику комплекса смерти в его катастрофических аспектах. Этот вывод встречает сопротивление, порожденное самим комплексом. Признание значения материнской разрушительности связано с преодолением нашей основной защиты от танатической тревоги – отрицанию.

Глава 4

Материнская разрушительность

Эта глава начинается с определенных заметок относительно материнской разрушительности, содержит обзор литературы на эту тему, включая мое личное мнение по поводу определяющего патогенного влияния матери. В заключение, я обращусь к последствиям материнской разрушительности, то есть проявлениям комплекса трагической смерти у детей.

Материнская разрушительность как понятие, устраняющее логические противоречия. Наши знания об отрицательных аспектах материнского влияния базируются на жизненном опыте и на профессиональном мнении, основанном на непосредственных наблюдениях за детьми, на психотерапевтических отчетах, а также при экспериментальном изучении. Они являются плодом коллективной работы теоретиков и практиков в различных областях науки. Количество литературы по этой теме огромно. Хотя продолжают появляться работы, в которых сделан монистический акцент на факторы девиантного развития эго, не относящиеся к материнским. В настоящее время больше не существует сомнений в патогенных последствиях определенных материнских установок, импульсов, привычек и настроения.

На мой взгляд, три аспекта материнской разрушительности не получили должного внимания. Первым является ее универсальность. Существует тенденция видеть травмирующее влияние только как характерное для определенных женщин, с последующим разделением матерей на «хороших» и «плохих». Правда в том, что каждая мать оказывает как благотворное, так и пагубное влияние. Даже самая злобная мать обеспечивает какую-то заботу и защиту (хотя бы потому, что она не убивает ребенка и не позволяет ему умереть от отсутствия внимания). С другой стороны, известен печальный факт: некоторые виды заботливого материнского ухода маскируют враждебные чувства по отношению к ребенку, и даже изначально любящая мать в какой-то мере оказывает неблагоприятное влияние. Термины «хороший» и «плохой» предполагают этическое суждение и не уместны в науке о поведении. Анализ материнско-детских отношений допускает только объективную оценку того, что существует во взаимодействии между данной матерью и данным ребенком и способствует нормальному развитию эго или развитию тревоги и защитных образований. Материнская разрушительность неизбежна, если смотреть на нее с этой точки зрения.

Второй аспект этой проблемы имеет отношение к пределам патогенного влияния. Жестокость, суровая дисциплина, эмоциональное отвержение, пренебрежение и чрезмерная требовательность несомненно являются неблагоприятными, но мы вынуждены и некоторые модели материнской заботы (потворствующая и доминирующая гиперпротекция, повышенная моральная ответственность) рассматривать как наносящие ущерб развитию личности ребенка. Даже при наличии сознательного благосклонного расположения к ребенку определяющими поведение матери могут быть обычно подавляемые импульсы, которые и создают патогенную ситуацию. Явная угроза только усиливает у ребенка уже существующую благодаря интуитивному восприятию этих импульсов пугливость и чувство небезопасности. Сутью проблемы является не видимое поведение матери, а ее подсознательное отношение к ребенку.