Безжалостный принц (ЛП) - Ларк Софи

Это он заставил меня жениться на Аиде, а теперь злится, потому что она не маленькая шахматная фигурка, которую он может тасовать по доске, как он делает со всеми остальными?

Вот что меня в ней восхищает. Она дикая и яростная. Я потратил все свои силы, чтобы заставить ее надеть чертово платье. Она никогда не стала бы пресмыкаться перед Генри Каслом. И я тоже.

Я поднимаюсь наверх в нашу спальню, ожидая, что она чистит зубы и готовится ко сну.

Вместо этого она набрасывается на меня, как только я вхожу в комнату. Она глубоко целует меня, притягивая к кровати.

— Ты не устала? — спрашиваю я ее.

— Еще даже не полночь, — смеется она. — Но если ты хочешь спать, старичок...

— Посмотрим, что нужно сделать, чтобы утомить тебя, ты, чертова сумасшедшая, — говорю я, бросая ее на матрас.

Аида еще спала крепким сном, когда на утро мне нужно было вставать на встречу с Генри Кастлом. Натянув одеяло на ее голые плечи, я укрываю ее, хотя мне жалко закрывать всю эту гладкую, сияющую кожу.

Она выглядит измученной после вчерашней ночи. Мы целый час занимались чем-то, что было так же близко к борьбе, как и к траху. Она испытывала меня, проверяла, позволю ли я ей взять себя в руки, проверяла мою энергию и выносливость.

Я ни за что не сдавался первым. Каждый раз, когда она пыталась одолеть меня, я снова прижимал ее к себе и трахал безжалостно, пока мы оба не задыхались и не обливались потом.

Я видел, как это возбуждало ее, ощущая мою силу против ее, зная, что я не уступлю ей ни дюйма. Ей нравится давить на меня, чтобы узнать, как далеко она может зайти, прежде чем я сломаюсь. Она делает это в спальне и вне ее.

Ну, я чертова гора, которую нельзя сдвинуть. Она скоро это поймет.

И Генри Касл тоже. Я знаю, он думает, что я пришел к нему в офис, чтобы унижаться, но этого, блядь, не произойдет.

На самом деле, когда его секретарша говорит мне сидеть и ждать за дверью, я говорю ей: — Наша встреча в восемь, — и прохожу в кабинет.

Как я и предполагал, Генри сидит за своим столом и ни черта в данный момент не делает.

Он крупный мужчина, абсолютно лысый, мускулистый, но в то же время толстый. Он носит свободные костюмы с широкими плечами, что усиливает впечатление от его массы. Его брови выглядят очень черными и довольно неуместными на безволосой голове.

— Гриффин, — говорит он с суровым кивком.

Он пытается задать властный тон.

Фактически, он жестом приглашает меня сесть напротив его стола. Стул низкий и узкий, намеренно уступающий тому, на котором сидит сам Генри.

— Нет, спасибо, — говорю я, оставаясь стоять и непринужденно опираясь на край его стола. Теперь это я смотрю на него сверху вниз. Я вижу, что это его раздражает. Почти сразу же он встает сам, под предлогом посмотреть на некоторые фотографии на своей книжной полке.

— Ты знаешь, Оливер — мой единственный сын, — говорит он, беря в руки фотографию мальчика на пляже в рамке. Мальчик бежит вниз к воде. Позади него стоит дом — маленький, голубой, больше похожий на коттедж. Песок подступает прямо к его крыльцу.

— Мм, — говорю я, кивая безразлично. — Где это?

— Честертон, — коротко отвечает Генри. Он хочет вернуть разговор к теме. Вместо этого я затягиваю его по касательной, чтобы усилить его раздражение.

— Часто там бываете?— говорю я.

— Раньше ездили. Каждое лето. Но я только что продал его. Я бы сделал это раньше, но Оливер поднял шум. Он более сентиментален, чем я.

Генри ставит снимок обратно на полку и снова поворачивается ко мне лицом. Его густые черные брови низко нависают над глазами.

— Ты напал на моего сына прошлой ночью, — говорит он.

— Он набросился на мою жену.

— Аида Галло? — сказал Генри с небольшой усмешкой. — Без обид, но я бы не стал верить ей на слово.

— Это крайне оскорбительно, — говорю я, выдерживая его взгляд. — Не говоря уже о том, что я видел это своими глазами.

— Ты выпроводил его с охраной, — резко говорит Генри. — Я ожидал лучшего обращения с одним из ваших крупнейших спонсоров.

Я слегка фыркнул.

— Я вас прошу. У меня много денег. Я не собираюсь торговать своей женой за пятьдесят тысяч. И в любом случае, у меня отношения с тобой, а не с Оливером. Я сомневаюсь, что тот факт, что он пьяница, является для тебя сюрпризом. Так что давай перейдем к сути того, что на самом деле тебя беспокоит.

— Ладно, — огрызается Генри. Он краснеет, отчего лысина на голове блестит как никогда. — Я слышал, что ты продаешь собственность Управления транзита Марти Рико. Я хочу ее.

Господи Иисусе. Я еще даже не олдермен, собственность не продается, а половина мужчин в Чикаго пытаются сомкнуть вокруг нее свои корявые кулаки.

— У меня есть несколько заинтересованных лиц, — говорю я, слегка постукивая пальцами по столешнице стола. — Я буду рассматривать все предложения.

— Но ты отдашь его мне, — угрожающе говорит Касл.

Он может угрожать сколько угодно. Я ничего не отдам бесплатно.

— Если цена будет подходящей, — говорю я ему.

— Тебе не стоит наживать себе врагов, — Генри вернулся за свой стол и встал, потому что хочет нависнуть надо мной. К сожалению для него, это не работает, когда ты не самый высокий человек в комнате.

— Я уверен, что ты придумаешь что-нибудь стоящее, — заметил я. — В конце концов, на двери написано «Инвестиции».

Его лицо становится все темнее и темнее. Кажется, что у него вот-вот лопнет кровеносный сосуд.

— Я свяжусь с твоим отцом по этому поводу, — шипит он.

— Не беспокойтесь, — говорю я в ответ. — В отличие от твоего сына, я отвечаю за себя сам.

17

. Аида

Каллум встает рано, тихо проскальзывает в ванную и закрывает дверь, чтобы не разбудить меня шумом душа.

Когда я наконец проснулась, он уже давно ушел, вероятно, отправился на какую-то встречу. Я все еще чувствую в воздухе запах его шампуня и лосьона после бритья. Запах, который становится все более эротичным для меня.

Меня переполняет наслаждение от прошедшей ночи.

Никогда бы не поверила, что Каллум Гриффин способен быть таким страстным и чувственным. Честно говоря, это лучший секс в моей жизни, причем с человеком, который нравится мне меньше всего. Вот такая головоломка. Поскольку это почти заставляет меня испытывать к нему дружеские чувства, а я совсем не планировала этого.

Голова кружится. Что, черт возьми, происходит? Неужели это стокгольмский синдром, потому что я слишком долго была связана с Гриффинами?

К счастью, сегодня я еду домой, так что смогу немного прийти в себя.

Хотелось бы, чтобы причина была более радостной. Сегодня годовщина смерти мамы — день, который я всегда провожу с отцом и братьями.

Так что я с нетерпением ждала этого дня. С тех пор как я вышла замуж, я ни разу не была там. Интересно, будет ли все по-другому теперь, когда я фактически живу в другом месте.

Особняк Гриффинов точно не похож на дом. В нем есть пара вещей, которые мне нравятся — в основном, кинозал и бассейн. Все остальное всегда раздражающе опрятно, как будто кто-то с минуты на минуту придет снимать сюжет для журнала. Большинство диванов выглядят так, будто на них нельзя сидеть, забаррикадированы жесткими подушками и лишены удобных аксессуаров, таких как книги или одеяла.

Кроме того, персонал в доме просто огромен. Уборщицы, повара, прислуга, водители, охранники... Трудно чувствовать себя комфортно, когда знаешь, что в любой момент кто-то может зайти в комнату, всегда вежливо отступая, если видит, что место занято, но все равно напоминает, что ты не один и что ты в каком-то смысле выше их.

Я стараюсь разговаривать с «прислугой» — особенно с Мартой, поскольку вижу ее чаще всего. У нее семилетняя дочь, она слушает реггетон и делает макияж в стиле Микеланджело. Она кажется классной, как будто мы могли бы подружиться. За исключением того, что ей полагается прислуживать мне руками и ногами, как будто я Гриффин.