Червь (СИ) - Лагутин Антон

Зайдя в лес поглубже, мы ощутили запах стоялой воды и плесени. Духота обступила нас. Пройдя еще метров десять, я почувствовал, как на меня посыпались капли. Словно пошёл дождь, но это было нечто иное.

Подняв голову, я увидел ветви деревьев, заплетённые в сетку матушкой природой, но вот покрывавшая их пена была явно инородным. Тысячи мелких белых пузырей обвивали тонкие веточки, словно сладкую вату намотали на палку. И вся эта пена истощала скверный запах и капала на землю. Капала на меня. Капала на Роже.

Капала и капала.

— Что это? — спросил я.

— Это гнезда кусачих мух. Они скоро вылупятся и сюда прилетят птицы со всей округи. Поговаривают, что именно из-за этих гнёзд… пердун… — тут она покраснела, опустила глаза, но я ясно увидел улыбку, — здесь живёт.

— Зачем?

— Никто не знает.

Рубашка начала прилипать к телу. Платье Роже увлажнилось, стало тяжелее, от того сильнее прилегало к телу. Мне стали видны её соски. Она не носила лифчика, и что-то мне подсказывает, тут и слова такого не знают.

— Ты куда уставился?!

— Никуда! Смотрю под ноги! — неловко вышло! Инстинкты, их никуда не денешь!

Перебегая от дерева к дереву, мы приблизились к дому. Осмотрелись — никого. Осмелившись, я подбежал к стене. Прильнул руками к влажным брёвнам и побрёл вдоль стены, к ближайшему окну. Роже шла следом, спотыкаясь о выпученные корни, подло прятавшиеся в плотной листве. Тут главное самому не улететь вперёд, мало ли еще чего скрывает листва.

Аккуратно, ступая мелкими шашками, мы добрались до первого окна. Я выпрямился, и уже собирался заглянуть внутрь дома, но тут Роже прям присела на измену, и как давай тараторить:

— Что ты собрался делать? Ты хочешь заглянуть в окно? Зачем? Пойдём домой, скажем, что ведро потеряли, слышишь меня, Отто! Не надо туда лезть! Скажем маме…

Хватит! ЗАТКНИСЬ! ПОЖАЛУЙСТА, ЗАТКНИСЬ!

Если я начну слушать охваченных страхом баб — хорошего ничего не выйдет, и нового в жизни я ничего не узнаю, а знания — это сила!

— Успокойся, я только посмотреть хочу, — но меня уже разбирало любопытство, и я был готов не только посмотреть, но и залезть внутрь. Заинтриговал меня этот дедок!

Подняв глаза над подоконником, я принялся изучать дом изнутри. Мрачное место. Берлога холостяка: квадратный стол по центру комнаты, на стенах полки, поросшие сантиметровым слоем пыли, тройка деревянных стульев, грязное тряпьё разбросано по углам, и классика — паутина была везде, куда не дотягивалась рука человека.

— Роже, — говорю я, — не хочешь тут остаться, привести дом в порядок? — и тихонько ржу.

— Не хочу! — шепчет она. — Что за глупости ты говоришь?

— Да какие тут глупости, ты посмотри, здесь не хватает женской руки…

Любопытство страшная вещь, сложно устоять. Роже подошла ко мне и заглянула в окно.

— Ну и бардак, — протянула она.

— Давай, я тебя подсажу, ты залезешь внутрь, наведёшь порядок, а когда старика вернётся, он так обрадуется, что отдаст нам ведро, и угостит конфетами! Согласна?

— Отто, ты пугаешь меня!

— Да я шучу!

Хруст сухих веток и шуршание листвы раздались из-за угла дома. Испугавшись, мы присели, прижались к стене. Сердце колотилось так, что еще пару ударов и проломит грудную клетку насквозь! Я пробежался глазами по лесу — никого. Но кто-то явно приближался. Приближался с боку дома, шёл к двери.

— Отто, — пискнула Роже, — пойдём домой. Пойдём пока не поздно! Это он пришёл…

— Трусиха, не бойся! — моя уверенность пугала даже меня.

— Я не трусиха!

— Тогда сиди спокойно!

Смерив меня взглядом, она поджала губы, состроила максимально недовольное лицо и замолчала. Вот и поговорили! Я вернулся к наблюдению, но надо быть аккуратнее. Я уже чувствовал, как мои надпочечники подобно автомобильным форсункам впрыскивает капли адреналина в мои жилы. Мне хотелось дать газу, впрыснуть больше адреналина. И я давлю тапку.

Встаю. Заглядываю в окно.

Я вижу, как дед входит в дом. Лицо худое, увешанное бледными складками. Под глазами бледно-желтоватые мешки, да и вообще, общий его вид больше подходит пациенту с диагнозом — “желтуха”. Он ставит моё ведро у стола, подходит к полкам. Открывает дверцу, что-то достаёт, прячет в карман и уходит на улицу. Я выглядываю из-за угла дома, и провожаю деда взглядом до маленькой гнилой будки, смахивающей на сортир. Дед заходит внутрь и захлопывает за собой дверь.

Отлично! Думаю, он там надолго. Поссать можно и под дерево, а вот если хочется посидеть, насладиться процессом — то только в четырёх стенах за закрытой дверью.

Не теряя времени, под возмущения Роже, я полез в дом. Я только хочу забрать ведро, мне больше ничего не надо, тем более чужого! Я так и говорю Роже:

— Я только забрать ведро!

— Так бери его уже, и побежали домой!

— Постой на стрёме!

— Постоять на чём?

— Так, встань на угол дома и следи за дедом. Как выйдет — кричи мне.

— Поняла.

Оказавшись внутри, я сразу замечаю множество голубиных перьев, устилающих пол. Среди них я вижу вороньи. Пушистый ковёр уходил в соседнюю комнату. Меня начинает раздирать любопытство, но я противлюсь. Подхожу к столу, нагибаюсь за ведром, но любопытство берёт верх.

Роже меня не видит, а значит можно и по дому погулять без лишних нравоучений!

Я иду по пушистому ковру. Перья липнут мне на сандалии. Там кухня. Картина, представшая передо мной, мне не понравилась. На двух верёвках, тянущиеся под потолком от стены до стены, висели вниз головами птицы. Увидев голубей, я ничего не испытал, но вот при виде ворон, со связанными лапками, выпотрошенных, и частично ощипанных, мне стало не по себе. Мне было их жалко. Искреннее. Словно увидел родных мне людей.

Странное чувство, как будто мне досталась частичка вороны…

Мгновение, и на меня накатило безразличие.

Утолив любопытство, я вернулся в комнату. Подошёл к столу, наклонился к ведру. Оно тяжёлое, наполненное какой-то густой херью! И куда это девать? Ладно, похер! Содержимое выливаю на пол. Мутные струйки просачиваются в щели в полу, текут по извилинам в досках, и затекают под стол, унося на себе перья.

Я уже собирался юркнуть в окно, как вдруг услышал звуки. До боли знакомые звуки. Под столом, из-под досок доносилось натужное дыхание человека.

Когда вам на грудь давит двадцатикилограммовая бетонная плита — вам приходиться прикладывать гораздо больше усилий, чтобы сделать вдох. Вы со всей силой вдыхаете воздух, пытаясь его запихнуть в ваши лёгкие, а груз на вашей груди его быстро выдавливает, как зубную пасту из тюбика.

Когда очередной снаряд попадал в жилой дом и складывал его как карточный дом, мы слышали стаккато дюжины вздохов и выдохов. Проходил час, два, и вздохов становилось меньше.

Всё меньше и меньше людей продолжали дышать, вдыхая бетонную крошку. Когда мученическая симфония прекращалась, люди расходились, прекращая разбирать горы развалин. Никто уже не переживал. Все привыкли. Мы даже кого-то спасали.

И вот мне опять захотелось помочь. Может я еще смогу помочь! Надо помочь! Я спасу!

Я уже начал двигаться в сторону стола, как вдруг Роже прошипела:

— Отто! Он вышел!

Я быстро вернулся в реальность. Подбежал к окну. Швырнул ведро, чуть не прибив Роже. Опёрся руками о подоконник и выпрыгнул наружу. Схватил Роже за руку, поднял ведро, и мы побежали в лес. Быстро, не оглядываясь назад. Не смотря под ноги.

Старик точно кого-то прятал. Скорее всего, у него под полом подвал, или погреб. Надо будет сказать отцу. У меня нет никаких сомнений, что там сидит человек. Возможно, против воли.

Из леса мы выскочили на поляну, и побежали сквозь высокую траву, дарившую нашим ногам бритвенные порезы.

Мы жадно хватали ртом воздух и мошкару, летающую над травой. Горели мышцы, но, не смотря на всё, мы продолжали бежать. Адреналин поддерживал силы, но уже чувствовалось как он отпускал. Чувствовалось, что еще чуть-чуть и заряд иссякнет. И бежать мы больше не сможем. Я посмотрел на Роже и увидел, что она улыбается. Страха не было. Я улыбнулся в ответ. Между ладонями хлюпал пот.