Покорение Финляндии. Том II - Кесарь Филиппович Ордин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жители прочих городов присоединенного края: Вазы, Тавастгуса, Гельсингфорса, Борго, Ловизы, Экнеса, Тамерфорса, Гейнолы, Нодендаля, Ништадта, Раумо, Биёрнеборга, Кристиненштата, Каскё, Гамле-Карлебю, Якобштата и Нью-Карлебю, — принесли присягу в тот же день, 10-го мая, после богослужения. Порядок был соблюден однообразный: сперва присягало духовенство, потом гофгерихт (в Вазе), губернаторы с дворянством, немдеманы и почетные крестьяне. Присягу принимали: в Вазе — гражданский губернатор Эмин, в Тавастгусе — генерал-майор Миллер, в Гельсингфорсе — генерал лейтенант граф Каменский 2-й, в Борго — генер. — майор Алексеев, в Ловизе — ген. — майор Брискорн, в Экнесе — ген. майор Тучков 3-й; во всех других — штаб-офицеры.
В следующее затем воскресенье, 17-го мая, приведены были к присяге живущие в уездах дворяне, пасторы и земские чиновники; а еще чрез неделю присягнули прочие — жители деревень, младшие чиновники и все крестьяне. Исключение, как в городах, так и в деревнях, делалось лишь для малолетних, не достигших» 15-ти-летнего возраста — они вовсе не присягали. Впрочем, принесение присяги продолжалось и позже со стороны лиц отсутствовавших, больных и т. п.
Посланные для принятия присяги должностные лица свидетельствовали вообще о доброй воле и готовности, с которыми население приносило присягу. Донесения эти были официальные, и некоторые финские писатели утверждают, что то была присяга подневольная, а потому не придают ей положительного значения. Конечно, трудно читать в душе людей, особенно при обстоятельствах столь необычайных, как перемена правительства. Жестокость партизанской войны и упорное противодействие мерам правительства, образцы которого приведены будут впоследствии. говорят в самом деле о том, что многие из присягнувших очень легко относились к произнесенному обету верности. Тем не менее тот факт, что при принесении присяги не было применено мер насилия, доказательно не опровергается и этими историками, и тем лишь худшими красками рисуются нравственные правила этих многих из присягавших. Во всяком случае событие включения Финляндии в состав русской Империи, возвещенное всему миру манифестом 20-го марта, завершилось клятвою верноподданства, — и этот акт не может быть вычеркнут из истории.
По принесении присяги главнейшие лица, согласно воле Государя, получили крупные награды: оба епископа Тенгстрём и Сигнеус украшены лентами и звездами св. Анны первой степени; той же почести удостоились президент Тандефельд и ландсгевдинги, т. е. губернаторы: абоский де-Троиль, тавастгусский Мунк и гейнольский бар. Лоде. Пробсты Сигнеус и Таваст награждены орденами св. Анны 2 ст.; бургомистрам: абоскому — Синебергу, гельсингфорсскому — Мартенсу и тавастгусскому Селину даны подарки[24]. Позднее и самому гр. Буксгевдену выражено монаршее удовольствие. В письме от 10-го июля, по обыкновению одобренному предварительно. Императором Александром, гр. Румянцев извещал главнокомандующего: «Его Величество изволил принять с особливым благоволением понесенные вами труды по сему случаю. Его Величество совершенно изволил одобрить весь порядок, который при сем происшествии повсеместно соблюден был по распоряжению в. сият-ва». Но благоволение это выражено не в собственноручном рескрипте, как можно и должно было бы ожидать в отношении главнокомандующего целою армией, андреевского кавалера и пр., а в письме министра. Интрига в. Петербурге не дремала, и граф Буксгевден чувствовал ее на каждом шагу.
За всем изложенным и не смотря на награды, розданные по принятии большинством населения присяги, были как сказано люди, притом далеко не одиночные, которые или уклонялись от ее принесения, или прямо ее нарушали. Весьма возможное и даже естественное в тревожные времена явление это имело значение в особенности потому, что в него, входили элементы беспокойные и даже опасные. Испытывались серьезные затруднения со стороны тех, кому оказано было наиболее доверия, именно военнопленных, распущенных по домам под простые подписки с обязательством лишь не враждовать против России. восстание пылало кругом, а освобожденные военнопленные являлись в нем весьма нередко не только участниками, но и руководителями; очевидно эти люди не давали цены своим обязательствам. Присяга имела бы, может статься, большее значение, но от неё они отказывались ссылаясь на данные уже подписки. О затруднениях своих Буксгевден писал в Петербург и ждал указаний.
Непредусмотрительно-либеральная мера отпуска пленных имела очевидно в корне своем все тоже уверение знатоков Финляндии, что местное население только ищет случая отложиться от Швеции и соединиться с Россией. И однако эти знатоки, и во главе их Спренгтпортен, явились теперь, когда действительность не оправдала их уверений, первыми порицателями оказанной пленным милости. «Очень ошибочно было— писал Спренгтпортен гр. Румянцеву 31-го мая — предоставить подонкам военнопленных взятых в Свеаборге разбрестись по стране. Эти бродяги, у которых нет ни кола ни двора, большею частью иностранцы умирающие с голоду, вместе с несколькими негодяями из наиболее голодных корельцев, произвели беспорядки в Саволаксе. Необходимо под разными предлогами собрать их и употребить в работы».
Это указание не было, однако, принято в Петербурге в уважение. Главнокомандующий имел другой взгляд, и Император Александр одобрил его. Те из пленных, которые имели свои дома в Финляндии, должны были принести вместе с их семействами «присягу на верность новому своему Монарху, к державе коего отчизна их присоединена на вечные времена». Тех же, которые в отказе от присяги будут упорствовать, назначено выслать в Россию в виде военнопленных.
Это было собственно в отношении нижних чинов. К офицерству, пользующемуся казенными имениями (бостелями), гр. Буксгевден предлагал применить более строгую меру. Положение было действительно крайне ненормальной. Многие офицеры из финляндцев последовали со шведскими войсками и сражались против Русских. В то же время жены и дети их оставались в бостелях на присоединенной к России территории и пользовались всеми с них выгодами и доходами. Сначала думали, что забота о сохранении этих выгод повлияет на настроение офицерства. К этой цели стремились как объявлением в прокламациях о преимуществах, ожидающих финских офицеров, если они оставят шведские войска и. перейдут к России, так и непосредственным обращением Буксгевдена к шведскому главнокомандующему с приглашением прекратить сопротивление. И то и другое как известно не сбылось; по позднейшему сознанию самого автора этих мер, — офицеры-финляндцы решительно остались при своих местах в шведской армии. Теперь Буксгевден просил разрешения применить к шведским офицерам-финляндцам более действительную меру: отобрать бостели у их семейств и отдать под присмотр местного начальства, которое будет собирать с них доходы.
Это предложение, сделавшись известным Спренгтпортену, тем менее могло пройти без порицания, что касалось того сословия к которому сам Спренгтпортен принадлежал. Он спешил, поэтому
