Огонь в крови - Барбара Картленд

– А тебе удалось побывать в театрах или в Опере? – спросила Пандия, стараясь вспомнить все, что слышала о Париже. Оказалось, что общаться с графом во время обеда легче, чем она думала, и прежде всего по той причине, что он сам любил поговорить, а ей оставалось только слушать.

– Нет, в эту поездку я там побывать не смог, слишком уж коротким оказался визит!

А потом граф пустился в длинные россказни о своих былых парижских поездках, еще до свадьбы, и о тех увеселительных местах, куда его приглашали французские друзья.

Если бы не нервозное состояние, Пандия бы с удовольствием выслушала все эти повествования о жизни, которая ей была совершенно неизвестна: о приключениях ведущих французских актрис, с их перьями страуса на огромных шляпах, об экстравагантных пирушках в честь знаменитостей!..

– Но мне вряд ли следует рассказывать тебе о подобных вещах, дорогая, хотя, знаешь, мы, мужчины, иногда так глупо ведем себя с этими женщинами…

– И они все очень красивы? – поинтересовалась Пандия, но граф смешливо фыркнул:

– По сравнению с тобой – нет, красотой они не блещут, но есть в них некое обаяние, почти мальчишеская шаловливость, в очень таком французском духе, и поэтому они, конечно, весьма привлекательны!

И он говорил об этом так, словно вкушал паштет из гусиной печенки!

То внимание, с которым она его слушала, а также – вкусная еда и хорошее вино явно поощряли красноречие графа. Пандия не сомневалась, что, как большинство стариков, он любит поразглагольствовать в обществе благодарных слушателей, и в результате обед так затянулся, что Пандия начала сочувствовать слугам, с явным нетерпением ожидавшим, когда же господа, наконец, удалятся в гостиную. Она никак не могла дождаться момента, когда ей удастся отправиться к себе в комнату, оставив графа наедине с портвейном, но когда она хотела встать, он запротестовал:

– Нет, дорогая, останься. Мы не так уж часто бываем наедине! Даже не заглядывая в записную книжку, могу с уверенностью сказать, что завтра мы то ли даем званый обед, то ли сами отправляемся к кому-то в гости…

А так как у Пандии не было ни малейшего представления о том, какой именно визит могли предпочесть граф и графиня, она снова промолчала, но граф продолжил:

– Кстати, я часто подумываю, что крайне редко тебя вижу, и хотя это – своеобразная расплата за мои успехи на политическом поприще, ты ущемлена в своем праве доставлять другим удовольствие любоваться твоей красотой. Ну а я теряю возможность быть полезным премьер-министру, так как много времени провожу с принцем Уэльским!

– Надеюсь, да я просто уверена, что ты для них… незаменимый… помощник!

– Что касается принца, то я всегда могу его позабавить и развлечь, а кроме того, я ему просто полезен, так как за последние полгода с моей помощью он приобрел кругленькую сумму! Не претендую на исчерпывающие знания, которыми обладают Ротшильды и Кассели, относительно финансовых инвестиций, но очень рад тебе сообщить, что мои советы заставляют «удачу ему улыбаться».

Пандия припомнила слухи о том, что принц всегда в долгах и нуждается в помощи друзей. Но она не знала, что супруг Селены настолько богат и является ведущей фигурой в мире финансов, поэтому побоялась сказать что-то неосторожное и лишь тактично заметила:

– Ты, значит, очень умен, если действуешь успешнее тех богатых джентльменов, о которых упомянул?

– Я рад, что ты положительно оцениваешь мои способности, – вдруг довольно сухо отозвался граф, – но твои слова, Селена, заставляют меня вспомнить, что принц был чрезмерно внимателен к тебе, когда мы недавно обедали в Марлборо-хауз. Нынче всем известно, – голос графа зазвучал весьма резко, – что репутация принца, когда дело касается красивых женщин, очень уязвима, и разреши со всей ясностью тебе заявить: если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что он начал с тобой фамильярничать, я отправлю тебя в наше сельское имение, и тебе придется коротать там не один сезон!

Тон его заставил Пандию вздрогнуть, но, взяв себя в руки, она с негодованием воскликнула:

– Как ты можешь даже думать о таких вещах! Его Королевское Высочество не питает ко мне подобного интереса! У него для этого есть другие… знакомые дамы!

Все это она выкрикнула, не зная в точности, как обстоят дела в действительности, но ее ответ явно пришелся графу по вкусу.

– Да, все это верно, но, как тебе известно, я очень ревнив и не потерплю браконьеров в собственном лесу!

«Господи, как бы он взбесился, узнав, чем сейчас занимается Селена», – подумала Пандия и содрогнулась при мысли, какому жестокому наказанию он подверг бы сестру. Для Селены заточение в сельской глуши или изгнание из светского общества было бы равносильно казни. Надо обязательно предупредить Селену, что ее легкомысленное поведение может закончиться катастрофой.

– Мы можем перейти в гостиную, – сказал граф, рывком отодвигая кресло, – ты, наверное, устала, поэтому надо пораньше лечь спать, тем более мне завтра предстоит длинный трудовой день.

– Почему… длинный?

– Я ведь говорил тебе еще до отъезда в Париж, что должен вернуться пораньше для встречи с премьер-министром. А еще нужно успеть посетить прием, правда, не припомню, по какому поводу и где…

– Да, говорил, – поддакнула Пандия, надеясь, что он не станет углубляться в подробности, и действительно, направляясь в гостиную, граф заговорил совсем на другую тему:

– Наверное, наш Фрагонар уже вернулся после реставрации? Тебе он понравился? Ты же всегда говорила, что это твоя любимая картина!

– Да, я в восторге! – воскликнула Пандия. – Картина выглядит гораздо лучше, чем раньше!

Она понятия не имела, какой картина была прежде, и, опасаясь дальнейших рассуждений о Фрагонаре, поспешно спросила:

– Ты видел в Париже картины, которые хотелось бы приобрести?

Граф моментально отвлекся от Фрагонара:

– На этот раз ничего такого не приметил. Кстати, в обществе сейчас все смеются над группой художников, которые оказались еще бо́льшими шарлатанами, чем импрессионисты. Лично я бы не дал и шестипенсовика ни за одно из их «творений»!

– А что изображено на их картинах? – и тут уж граф сел на своего конька под названием «модернистское искусство», которое практиковали, по его мнению, «безумцы и молокососы без капли таланта».

Устав от этой гневной тирады, Пандия вскоре переключила его красноречие на другую тему – классическую живопись, которую он искренне любил и желал бы пополнить подобными полотнами свою обширную коллекцию, которая была размещена в сельской усадьбе.

Незаметно взглянув на каминную полку с часами, Пандия заметила, что уже почти одиннадцать вечера, и с облегчением вздохнула: