Первый человек - Ксавье-Мари Бонно

— Так вот, мне жаль, но я должен вам сказать, что десять дней назад я не мог быть в Поркероле. В то время я находился в Соединенных Штатах. Я уехал туда три недели назад, а вернулся позавчера.

— Тогда почему вы оставили свой номер телефона капитану порта? Я вас слушаю!

Кайоль встал со своего места; он едва владел собой. Взгляд врача стал холодным, словно в его душе не было никаких человеческих чувств. Что-то страшное было в этом внезапном приступе ярости. Кайолю понадобилось несколько секунд, чтобы успокоиться. Де Пальма возобновил атаку.

— Я жду вашего объяснения.

— Я вам уже ответил. Как говорят на вашем жаргоне, у меня есть алиби.

— По-моему, вы недостаточно осмотрительны. Но я не отдам вас в руки правосудия, хотя закон разрешает мне это сделать. Однако знайте, господин психиатр: я считаю вас одним из тех, кто подтолкнул Тома Отрана к краю пропасти ради научного интереса. Я бы добавил — извращенного интереса.

— Наш разговор окончен. Я сейчас же звоню своему адвокату.

— Можете звонить хоть в Лигу защиты прав человека, если вам так хочется. Мне вдруг показалось, что с точки зрения закона ваше будущее выглядит очень мрачно. Но есть кое-что похуже. — Де Пальма направил на психиатра указательный палец. — Тома Отран близко отсюда. Я это знаю, я это чувствую. И я вам советую опасаться его, потому что он придет к вам. Я всего лишь старый сыщик — не колдун, не волшебник и еще меньше шаман, но я могу заверить вас, что он нанесет вам визит. В конечном счете это будет справедливое возмездие.

Ева возвращалась домой после долгой прогулки по тропе на горе Пюже и гребням скал над морем. Она ушла из дому одна вскоре после полудня, так она поступала часто. На перевале Козы она насладилась ветром, который летел через горы с Леванта по каменным ущельям.

Де Пальма заметил ее любовь к долгим прогулкам. Каждый раз, когда она возвращалась из очередного похода, он любовался ее смуглым от загара лицом и вдыхал запах кустов мастиковой фисташки, которым были пропитаны ее волосы.

— Ты сегодня рано вернулся, Прекрасная Голова. И твой взгляд слишком мрачен, — заметила Ева.

Де Пальма изобразил на лице улыбку.

— Ты охотился за плохими мыслями?

— Нет, Ева. Я пытался понять безумие одного человека.

— Того, который сбежал из сумасшедшего дома?

— Да.

Ева положила руки ему на плечи.

— По-моему, тебе надо отплыть к другим берегам. Тридцать лет в уголовном розыске. Тебе этого не достаточно? Почему ты стараешься его понять?

— Потому что не смогу жить, если буду говорить себе, что моя работа — просто засадить убийцу в каталажку. Так работать не годится; надо постараться понять, почему пролилась кровь и почему произошло убийство. И выяснять это надо без гнева. Вначале мне было достаточно исполнять приказы, которые мне давали. А потом я однажды задал себе этот вопрос. В конечном счете Отран мог бы быть моим сыном или братом. Я прочел целую кучу книг на эту тему.

Ева вызывающе повернулась к полке, на которой торжественно возвышалась коллекция книг по криминологии.

— И какой ответ ты нашел?

— У таких, как он, есть одна общая черта: они сильно страдали в детстве. Иногда тебе не удается увидеть это страдание, иногда ты не находишь его. Но оно существует и делает свое дело. Мы имеем таких убийц, каких заслужили. Во многих культурах нет таких убийц, подобных Отрану, потому что там люди умеют взглянуть на таких, как он, по-особому еще до того, как они сбиваются с пути. Есть культуры, в которых сумасшедшие живут среди здоровых членов общества. А мы ни на шаг не продвинулись вперед в этом отношении.

— Десять лет назад он чуть не убил тебя.

— Путь от человека обыкновенного к человеку настоящему прошел через человека безумного.

— Красивые слова.

— Это сказал Мишель Фуко [38].

Ева отодвинулась от де Пальмы.

— Я знаю все, что ты хочешь сказать, и это не причина, чтобы отказать ему в понимании. Он хотел убить не меня, а то, что я воплощал. В этой истории уже ничего не изменить. Пьеса доиграна, занавес опущен. Отрана казнят или запрут навсегда, что одно и то же. Мы не можем поступить иначе!

Ева села на софу. На ее ладонях были царапины — следы, оставленные колючками горных кустов.

— В одной из твоих книг я читала, что безумие можно понять и лечить с помощью поэзии, — сказала она. — Это мне показалось интересным.

— Мне тоже, — ответил де Пальма и стал перебирать диски с музыкой на других полках.

Он достал с полки «Электру» и вставил диск в проигрыватель.

Вот он, наш час, — тот час,Когда они тебя зарезали —Твоя жена и тот, кто с ней спитВ твоей постели.В твоей царской постели.

Ева встала.

— Пойду приму душ, а потом сходим куда-нибудь поесть. От прогулки по холму у меня всегда просыпается аппетит, и к тому же мне не хочется играть роль жены у очага под музыку, которая когда-то вызывала восторг у моего прадедушки.

— Это так красиво!

— Никто этого не отрицает.

Они убили тебя в твоей ванне,Твоя кровь лилась тебе на глаза,И от ванны шел пар — тепло твоей крови.

Де Пальма смотрел, как Ева исчезает в коридоре — уходит своей упругой походкой, чуть покачивая бедрами, как в юности. Ему показалось, что он живет в другом, параллельном мире, вместе с людьми, которые ему дороги, а таких было мало.

Несколько последних дней казались ему вечностью. Ему было трудно расставить по порядку то, что он нашел на пути Отрана.

Отец, Агамемнон! Твой день настанет.Как время вечно течет со звезд,Так прольется на твою могилу кровь из сотни горл!

Мать Кристины и Тома разбилась насмерть на дороге Терм, там, где от нее отходит меньшая дорога, ведущая к месту под названием Регаж, расположенному недалеко от Пейпена и городка Греаск. Де Пальма набрал номер телефона жандармерии Греаска. Ему ответил молодой голос.

— Де Пальма, из полиции Марселя, бригада уголовного розыска, — представился майор.

— Чем могу вам помочь?

— Просто дайте справку. Когда у вас на дороге Терм происходит автомобильная катастрофа, кому положено убирать автомобили с проезжей части?

— Подождите немного, сейчас я это выясню.

Де Пальма стал ждать. Автоматика играла «Маленькую ночную серенаду» и через каждые десять секунд объявляла: «Вы находитесь на связи с государственной жандармерией, пожалуйста, не кладите трубку». Это произносил нежный, почти эротичный голос.

— Простите, что вам пришлось ждать. Этим занимается гараж Жильбера в Пейпене, с разрешения жандармерии.

Мертвые ревнивы: вместо женихаОн прислал мне ненависть со впалыми глазами.

27

Пройдя через застроенный виллами квартал План-де-Кюк на северо-востоке Марселя, департаментская дорога пересекла главную улицу поселка Ложис-Нёф и побежала мимо его последних домов, прилепившихся к белой скале, и их аккуратных садиков на нескольких сотках рыхлой земли, которую им уступил холм.

Де Пальма не хотел рисковать. Вместо того чтобы заниматься опасной настройкой радио «Джульетты», он взял с собой свой цифровой проигрыватель и теперь слушал песни Цемлинского [39]в исполнении Анны-Софии фон Оттер [40]. Эта запись казалась ему неплохой. Особенно ему нравилась «Песнь Девы».

Каждой плачущей душе, каждому проходящему грехуЯ открываю среди звезд свои милостивые руки.

Дорога, причудливо извиваясь, поднималась к каменным уступам горной цепи Этуаль и горы Гарлабан и выходила к перевалу. После пожаров здесь остались покрытые черной чешуей обугленные стволы. Теперь они возвышались среди покрывавших землю зарослей грибов-цветохвостников [41].

Ни один грех не выживает, когда заговорила любовь,Ни одна душа не умирает, когда заплакала любовь.

Если подняться выше, на плато, то увидишь точно на востоке залитый светом бастион Сент-Бом, на севере — горящую огнем заката вершину Большого Этуаля, а еще — просторную долину Ориоль и рассекающее ее, словно шрам, шоссе Обань — Экс-ан-Прованс.

И если любовь сбивается с пути на земных дорогах,Ее слезы находят меня и не пропадают.

За окном машины появился указатель «Пейпен», и Барон с сожалением выключил музыку. Мастерская Жильбера находилась у въезда в городок. Синяя вывеска выцвела от солнца, но не слишком. Два больших платана с узловатыми ветвями. Перед мастерской стоял автомобиль технической помощи с хромированной нижней частью кузова. Из-за искалеченного БМВ вышел механик, лицо у него было сердитое.