Дорога висельников - Наталья Резанова

Ее начали выпускать на сцену в раннем детстве – в образах ангелов, эльфов, духов и в прочих ролях, где требовался малый рост, а пуще того – малый вес и большая ловкость. В актерских семьях принято сызмальства приучать детей к ремеслу, и Верина не видела причин, почему она должна поступать иначе. Сайль не возражала, хотя призвания к актерскому ремеслу у нее не было. Она играла, потому что для нее это и была игра, только игрушки в ней были побольше, чем у других детей. Еще интереснее было узнавать, как действуют эти летающие колесницы и огненные драконы. Отец охотно объяснял ей, обнаружив, что дочь, при всем малолетстве, слушает его внимательнее, чем жена (хотя неизвестно, что Сайль из его рассказов понимала). В сущности, каждый из родителей тянул ее в свою сторону, но в ту пору противоречий между ними не возникало.

Росшая среди материнских нарядов, масок и бутафорских корон, а также отцовских чертежей, циркулей и реторт, Сайль была довольно странным ребенком. Например, имелись у нее проблемы с чувством страха, точнее, с его отсутствием. Многие дети не в состоянии понять, что такое реальная опасность, но у Сайль это непонимание доходило до крайней степени. Она могла пройти по узкому карнизу или краю скользкой крыши (просто так, захотелось, и все), забраться на дерево и спрыгнуть оттуда (по той же причине), в последний миг ухватившись за ветку, или спружинить в кустарнике. Ибо полеты на тонких, почти невидимых тросах и в божественных колесницах начисто убили в ней страх высоты. Дело усугублялось тем, что никто с ней не нянчился и не цацкался (мать не хотела, а отец не умел), и значительную часть времени она была предоставлена самой себе, видя и слыша то, чего не следовало бы.

В общем, для нее это были счастливые годы. Но мастера Лоренса скитания изрядно утомили, и он уговорил жену – без особого труда, ибо ей надоела бродячая жизнь – бросить труппу и осесть в Карнионе. Местом жительства он выбрал Нессу – тоже большой приморский город, только не на Севере, а на Юге. Там же он купил дом с мастерской. Постоянные заказчики, которых он нашел в Нессе, платили ему достаточно, чтоб вести жизнь состоятельного горожанина. Верину прельщала перспектива стать из комедиантки дамой. В Карнионе это было вполне возможно – при наличии денег и хороших манер. Деньги зарабатывал муж, а манеры она, переиграв без счета королев и богинь, приобрела такие, что знатные дамы могли бы позавидовать.

Но идиллия продолжалась недолго. Перед кем она могла бы блеснуть этими манерами? Ходить в гости к соседкам надоело, и все они дуры безмозглые, никогда не бывавшие дальше собственного околотка. К знати было не подступиться. Комедиантка, пусть и презираемая, могла быть звана во дворцы, а жена ремесленника, пусть и уважаемая, нет. Карнавалы, коими славилась Карниона, и Несса в том числе? Да насмотрелась она с юных лет на всяческие ряжения, тошнит уже!

Дочь Верину тоже разочаровала. С тех пор как с нее, вместе с именем Элисабетта, сошла, как змеиная кожа, миловидность, свойственная малым детям, стало ясно, что материнской красоты Сайль не унаследовала. Она стала нескладной и неуклюжей, и, что хуже всего, это ее нисколько не волновало. Какие там хорошие манеры! Вместо того чтобы обучаться тому, что могло придать ей хоть сколько-нибудь привлекательности, она предпочитала торчать в мастерской отца. Верина терпела существование этой мастерской, поскольку та служила источником дохода, но порога ее не переступала. Ее музыкальный слух не в силах был перенести металлического скрежета, и, кроме того, там воняло разными химикалиями. Сайль словно бы ничего этого не замечала, а Лоренс и не думал употребить отцовскую власть, чтобы наставить дочь на пусть истинный.

А сам Лоренс… годы шли, он старел, и с этим ничего нельзя было поделать. В мужья красивой женщине, которая много моложе его, он уже не годился. В этом, вероятно, и была настоящая причина того, что Верине постыло благополучное существование в Нессе. А раздражение из-за дурно воспитанной дочери и глупых соседок – лишь следствие. Она поговаривала о том, что слишком рано вышла замуж, что могла найти себе кого-нибудь получше Бенара – он же не единственный мужчина на свете!

Если б она просто завела любовника, это еще полбеды. Лоренс бы этого, скорее всего, не заметил. Но она с этим любовником убежала из Нессы, прихватив кое-что из мужниных сбережений.

История обычная, в Нессе она не произвела особого впечатления. Но не для мастера Бенара. Он в людях, в отличие от механизмов, не разбирался, и предательство жены стало для него страшным потрясением. Вероломная сущность женской натуры предстала перед ним во всей своей низости. Что ж! Лживая развратница обманула его, но зато она не сумеет развратить невинную душу дочери. Даже лучше, что ее теперь нет, говорил он Сайль.

Девочке было лет двенадцать, когда это случилось. Раскаялась ли Верина в своем поступке, пыталась ли вернуться к мужу или благополучно забыла о брошенной семье, Сайль так никогда и не узнала. Отец об этом не говорил. Зато охотно распространялся о порочности и подлости женщин. Возможно, в молодости он и читал трактат достославного Корнелия Агриппы «О достоинстве и превосходстве женского пола», но сейчас был бы солидарен с тем, кто обвинял автора в ереси.

Сайль отцу верила. Почему бы ей не верить? Он и раньше имел на нее влияние большее, чем мать (так же, как в мастерской ей было интереснее, чем на подмостках), сейчас же стал непререкаемым авторитетом. Школу Сайль не посещала (в просвещенной Карнионе, единственной из всех провинций империи, имелись школы для девочек помимо монастырских), но училась более старательно, чем монастырские пансионерки, – потому что училась тому, чему хотела. Она не способна была вдеть нитку в иголку или подобрать простейшую мелодию на клавикордах, оставшихся от Верины, зато успешно осваивала основы математики и естественных наук. Лоренса успехи дочери несказанно радовали. Теперь у него был помощник и продолжатель дела… ладно, помощница и продолжательница.

Было бы неверно думать, что Лоренс Бенар являлся человеком чрезмерно рассеянным или, хуже того, не вполне в своем уме. Нет, он прекрасно сознавал, что Сайль – дочь, а не сын, что ей нужно вести себя, как подобает девице из хорошей семьи, общаться с себе подобными, пристойно одеваться, посещать церковь, принимать гостей, а в перспективе, когда-нибудь, лучше позже, чем раньше, – выходить замуж. И он старался, чтоб все надлежащим образом соблюдалось. Если не забывал, конечно, и не был слишком занят работой. А Сайль подчинялась. Но, вернувшись с мессы или из гостей, с наслаждением стаскивала ненавистные наряды, переодевалась в удобное старье и удирала в мастерскую.