Шпионка для тайных поручений - Лариса Шкатула

— У вашей княжны могла быть просто бессонница, — высказал предположение Григорий; в его голосе явственно прозвучало осуждение любопытству графа. — Может, она захотела взять в кладовой какую-нибудь старую книгу, дневник. Понятное дело, она не ожидала, что за нею станут шпионить в собственном доме!

— Ты, Грегор, как всегда, суров к человеку, — вступился за рассказчика Себастьян. — Я бы тоже до срока не стал себя обнаруживать… И вообще, не мешай рассказу, потому что всякий раз граф сбивается с настроя, а от этого история не выглядит такой захватывающей.

— Господа, я вовсе не собирался ее пугать или шпионить за нею, это произошло невольно. Я понимаю, что поступать так не следовало, но любопытство оказалось сильнее меня. Словом, когда я со всеми предосторожностями подкрался к двери в кладовую, княжна обеими руками упиралась в каменную кладку каморки, а сразу за полками медленно отходила в сторону эта самая каменная стена…

— Там оказался тайник?

— Берите выше — потайная комната!

— И как вы себя обнаружили?

— Просто сказал: «Бог в помощь!»

— Представляю, как испугалась бедная девочка! — пробурчал Тредиаковский. Он бы с удовольствием залепил кружкой в лоб этому самодовольному павлину.

Отчего-то чем подробнее рассказывал граф о своем знакомстве с Софьей, тем большую антипатию у Григория он вызывал.

— А с чего вы взяли, что она — бедная? Понятное дело, от неожиданности она вздрогнула, но не более. Зато, не было бы меня рядом, кто знает, отыскала бы она там семейное золото. И уж точно после нашего визита в эту потайную комнату она, да и ее брат с матерью перестали быть бедными.

— Но вы-то, граф, вы! — тараторил в возбуждении де Кастр. — В какой момент почувствовали к ней интерес? Уж не тогда ли, когда вам в глаза блеснуло золото?

— Разве я сказал, что беден? Я и до знакомства с княжной не считал, что деньги в жизни — все, и после не стал требовать приданого, хотя ее брат обещал все по чести разделить между собой и ею, — оскорбился Разумовский. — Кстати, Даша — моя бывшая невеста — была не менее богата, но и у меня богатейшее поместье под Москвой…

— Простите, граф, я увлекся своими предположениями, так что нечаянно заподозрил вас в корыстолюбии. Но вы ведь сами сказали, что поначалу княжна вам не понравилась. Когда же вы почувствовали к ней расположение?

— Смешно сказать, когда мы с нею мыли в умывальной найденный нами слиток — он-то и оказался золотым. Первое, что я почувствовал, это запах. От нее пахло молоком, как от грудного младенца! А ее коса! Представьте себе, толстая, в руку, золотая коса, не в прическе, не присыпанная пудрой, а которую так легко представить себе расплетенной… Я никогда прежде не замечал, как чувственны могут быть женские волосы… А какие у нее были губы, когда она, вымыв руки, плеснула холодной водой себе в лицо. Влажные от воды, алые… мокрые щеки. И капелька воды на ресницах… Потом ей пришлось протискиваться мимо меня — в умывальной было трудновато разминуться, и княжна невзначай задела меня бедром. В этот миг во мне будто взорвалось что-то. Я едва не задохнулся от охвативших меня чувств…

— Как это прекрасно! — проговорил барон.

А Тредиаковский готов был задушить самовлюбленного, как он считал, графа.

— Я схватил ее в объятия, прильнул к губам и забыл обо всем на свете. И только тогда понял, что любовь не всегда может проявлять себя с первого взгляда, но, наоборот, чем больше узнаешь любимого человека, тем сильнее привязываешься и вскоре уже не мыслишь себе жизни без него…

— И все же вы покинули ее, свою единственную любовь, — ехидно подсказал Григорий.

— Что поделаешь, я совершил много ошибок, — согласился Разумовский, — но тем более глупо, ежели я не попытаюсь хоть частично их исправить… Иной раз мне приходит в голову мысль, что я недостоин ее любви, что я слишком эгоистичен и труслив… Да, если бы я не сбежал за границу… Или хотя бы попытался увезти ее с собой…

— А вы узнали, где теперь ваша княжна? — затеребил его барон. — Вы едете по ее следу или у вас во Франции какое-то другое дело?

— Так получилось, что у меня в руках оказалось письмо от одного французского маркиза более чем полувековой давности, адресованное деду моей любимой…

— Извините, Леонид, что я вас перебиваю, — опять вмешался Тредиаковский, но теперь, сдерживая раздражение, он говорил чуть ли не просительным тоном: — Не будет с моей стороны бестактным спросить: а каким образом попало к вам в руки это письмо?

Разумовский несколько смешался, но все же на вопрос ответил:

— Оно оказалось в кармане Дмитрия Воронцова, которого я убил на дуэли. Мы подумали, это его завещание или еще какое-то распоряжение… Я собирался отдать письмо княжне, но события понеслись вскачь, так что я не успел даже увидеть ее перед своим отъездом в Стокгольм. Но именно оно сыграло свою роль в моих розысках…

Разумовский выпил кружку вина, которую перед тем машинально вертел в руках, вытер усы и продолжил свой рассказ:

— Я попросил своего дядю в Петербурге узнать, где сейчас княжна. Он сообщил мне, что в связи со скандалом, замешанными в который мы все оказались, она вынуждена была спешно уехать во Францию. Я предположил — у меня были на то все основания, — что княжна попытается разыскать родственников дедушкиного приятеля. Меня согласился сопровождать мой друг — большой любитель приключений, бретер и гуляка, — и, таким образом, неделю назад мы очутились в Дежансоне.

— В Дежансоне, — повторили в один голос Тредиаковский и барон де Кастр.

Причем последний тут же принялся рассуждать, какие на свете бывают совпадения.

— Надо же, у нас с Грегором тоже в Дежансоне дело, касающееся… — начал было рассказывать он, но, получив под столом пинок от Тредиаковского, весьма неуклюже увел разговор в сторону, — …наших с ним общих интересов…

Но Разумовский не обратил на его заминку никакого внимания. Он и сам увлекся собственным рассказом, переживая вновь то, что с ним недавно приключилось.

— Так вот, я все рассчитал правильно: в Дежансоне действительно отыскались следы моей княжны, но кто мне об этом сообщил, вы бы знали! Маркиза Агриппина де Баррас, бывшая служанка, да что там служанка — бывшая крепостная моей возлюбленной! Она сказала, что скорее всего княжна уехала в Нант, туда, где теперь живет ее бывшая гувернантка Луиза…

12

Незнакомец в маске слишком много говорил, и в этом была его беда.

Понятное дело, он старался Соню успокоить, примирить с тем, что должно было здесь произойти. Она и в самом деле успокоилась, но вовсе не смирилась с неизбежностью происходящего. Несмотря ни на что, надо попытаться найти выход из опасного для ее чести положения. Не впасть в истерику, не лишиться чувств, как большинство женщин в подобной ситуации, а именно противостоять этому Зевсу, чего бы он сам от нее ни ждал.