Старшая сестра - Любовь Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девочки быстро оделись и, захватив голубой конверт, исписанный крупными буквами, побежали на завод.
– Только скажите, что плохого ничего не случилось, – предупредила Зина дежурного в проходной завода, который взял телефонную трубку, чтобы вызвать Стрешнева. – Мы получили письмо от бабушки – вот и пришли. А плохого ничего, а то он ещё испугается…
Дежурный переговорил по телефону и подозвал девочек:
– Отец велел вскрыть конверт и прочитать, а сам он выйти сейчас не может.
Тут же, выйдя из ворот, девочки вскрыли конверт.
«Здравствуйте, дорогой мой сын Андрей и дорогие внучки мои Зинаида, Антон и Катя! Желаю, чтоб вам бог послал здоровья…»
«Бог послал!» – улыбнулась Зина.
«Вы пишете, чтобы я приехала. Когда всю жизнь прожили, то я была тебе, сынок, не нужна. А как нужда приспела, то и мать вспомнили. Трудно мне тревожить свои старые кости – ну, бог даст, соберусь с силой. Колхозники наши во вторник повезут в Москву картошку на рынок и меня захватят. Во вторник и приеду. Затем до свидания, желаю всего хорошего и в делах ваших успеха.
Устинья Стрешнева».– Во вторник! – Зина и Фатьма поглядели друг на друга. – Завтра, значит!
Неожиданно какое-то неприятное, смутное чувство тронуло сердце Зины.
– Я боюсь! – вырвалось у неё.
– Что ты! – удивилась Фатьма и засмеялась. – Чужая она, что ли? Своей бабушки боится!
Вечером пришла Дарима.
– Хочу ваше хозяйство проверить, – сказала она отцу, улыбаясь и сверкая зубами. – Новая хозяйка приедет – ругать будет. Там грезно, там плохо… Надо, чтобы квартира как зеркало блестела!
Проворные, сильные руки у Даримы! Всё она перебрала, всё заново перемыла, перечистила. Нестираные Антоновы рубашонки и платьица Изюмки забрала с собой: «Выстираю дома…»
А наутро приехала бабушка. Дома никого не было. Соседка Анна Кузьминична открыла ей дверь, помогла втащить узлы и корзинки. Бабушка вошла в комнату, взглянула в один угол, в другой.
– Что ж это – и перекреститься не на что! – сказала она. – Эхе-хе, выгнали бога, а потом обижаемся, что жить тяжело…
– Вот именно! – подхватила Анна Кузьминична. – Все очень умные стали… Да, признаться, и я, старая, свои иконы в самоваре сожгла…
– Ой! – охнула бабушка. – Да как же это ты?
– А все жгли, ну и я… Как съездила в Лавры – давно, ещё в старое время. Со стариком своим ездили…
– В Киево-Печерские?
– Да, в Печерские. Пошли мы там угодникам поклониться. Гляжу я, а один-то гроб со святыми мощами не закрыт. Говорят, сушить выносили да закрыть-то не успели. Я и заглянула. Батюшки! Гнилые кости, а больше и нет ничего. «Вот так святой! – думаю. – Да такие-то кости и от меня останутся, не хуже!..»
Анна Кузьминична засмеялась. Усмехнулась и бабушка Устинья:
– Греховодница ты, я вижу, Кузьминична! Ну, увидела кости – и молчи. Зачем же людей-то смущать! Раз говорят тебе – мощи, ну ты и молись. А чего тебе надо в гробы-то заглядывать?
– Ну, «чего, чего»! Поглядела – да и всё. А с тех пор и не молюсь. Бог-то – он, может, и есть, а угодникам не верую. Ну и пожгла иконы.
– И руки не отсохли?
– Ещё чего! И не подумали. – Анна Кузьминична показала бабушке Устинье свои старческие, жилистые, ни ещё крепкие руки. – Вот они! Всё сама делаю, без помощи обхожусь. А ты, сватья, давай-ка бросай тут свои узелки, да пойдём ко мне чай пить. Варенье есть, вишню варила.
– Да неплохо бы, – согласилась бабушка Устинья. – Сейчас лепёшки достану. Тут у меня сдобные, на сале…
Бабушка Устинья достала из мешка две большие лепёшки, и они с Анной Кузьминичной отправились пить чай. Анна Кузьминична была довольна: вот наконец-то в квартире будет с кем поговорить, поспорить, посудачить, вспомнить прежнее житьё-бытьё и свои молодые годы…
Возвращаясь из школы, Зина увидела, что на улице, у калитки их дома, стоит Антон. Он стоял и помахивал своей школьной сумкой, румяный, с покрасневшим носом, с инеем на ресницах.
– Ты что стоишь? – удивилась и встревожилась Зина.
– Ничего. Тебя жду.
– Почему это вдруг?
– Пойдём домой вместе.
– А почему один не шёл?
– Потому… – Антон опять начал раскачивать сумку. – Там же бабушка…
– А! – Зина улыбнулась и взяла его за руку. – Ну, пойдём. Ты ведь нашу бабушку никогда не видел. А чего ж её бояться? Она же наша бабушка, не чужая! Ох, и глупый же ты, Антон, ну и глупый!..
Зина уговаривала Антона, посмеивалась над ним. Однако и сама, чем меньше оставалось ступенек на лестнице, тем нерешительнее шагала. Но, может, бабушка ещё не приехала?
В квартире бродили новые, незнакомые запахи. Пахло деревенскими сдобными лепёшками, и как будто овчиной, и сеном – тёплые, волнующие запахи, пришедшие сюда по лесным и полевым дорогам. Из комнаты открылась дверь, и навстречу Зине и Антону вышла бабушка – толстая, румяная, с белой головой и чёрными, как сливы, глазами. На ней была широкая синяя юбка, на плечах лежал чёрный, с яркими цветами платок, а обута она была в добротные деревенские валенки. Бабушка раскрыла руки, протянула их к детям.
– Ах, сиротки мои, горемычные мои… – В голосе её начались всхлипы. – Идите, идите ко мне, под моё, под сизое крылышко…
– Бабушка, здравствуй! – обрадованная ласковой встречей, закричала Зина и бросилась обнимать её. – Ой, как хорошо, что ты приехала!
Антон же стоял и ждал, когда бабушка обернётся к нему, а сам поглядывал, стараясь понять, где же у неё эти сизые крылышки, под которые им, сироткам, надо идти.
ТАМАРИНА ВЫСТАВКА
Вот наконец открылась в школе выставка по сельскому хозяйству. Каждый класс выставил свои материалы – картины, репродукции, фотографии, рисунки, статьи, очерки, рассказы, и большой зал во время перемен гудел, как улей.
«Вот теперь увидим, что будет, – думала Тамара Белокурова, весёлыми глазами окидывая стены зала, – чья выставка окажется самой лучшей! Ага! А вот и нет ни у кого таких картинок, как у шестого класса, – не в каждом классе есть девочки, у которых дома найдёшь заграничные журналы! Ага!»
Если окинуть взглядом стены выставки, то сразу видно, что самый яркий и нарядный уголок – это уголок шестого класса. Солнечные зелёные луга и рощи, синие озёра, белые гуси на синей воде… А внизу – какие-то необыкновенные машины, яркие, как реклама.
Тамара стояла около окна, недалеко от своей выставки, и волновалась: заметят ли? Похвалят ли?
Выставку шестого класса заметили. Девочки спешили подойти именно к этому уголку – как тут всё было красиво и ярко! Правда, задерживались они здесь недолго, но подходили новые, и уголок этот не пустовал.
– Как бабочки на цветы, – улыбнулась Марья Васильевна. – Летят туда, где поярче… Но боюсь, что они там не найдут ничего, кроме удовольствия посмотреть пёстрые картинки.
– Вам не нравится? – насторожилась Ирина Леонидовна. – А по-моему, очень красиво сделано. И ведь знаете: это всё Тамара Белокурова сделала почти одна.
– Это видно. – Марья Васильевна с неопределённой усмешкой кивнула головой.
Ирине Леонидовне, по молодости, очень хотелось отличиться, хотелось, чтобы в школе чувствовалось её влияние, чтобы опытные учителя признали в ней талант руководителя, вожака, умеющего с одного взгляда распознавать людей. Она жаждала похвалы, и всякое замечание огорчало её. Лицо её приняло немножко обиженное выражение, как у маленькой школьницы, получившей не ту отметку, которую она ожидала. После занятий на выставку пришли все учителя. Вера Ивановна ходила по залу, разглядывала большими холодными глазами одинаково равнодушно и телят, и пшеницу, и столбики диаграмм, и сложные комбайны. Это был чужой, непонятный для неё мир. Каждый делает своё дело. Вера Ивановна преподаёт в школе, а те люди работают на земле. А есть люди, которые прокладывают железные дороги. А есть, которые добывают уголь. Неужели Вере Ивановне надо всё это знать и понимать? И не всё ли ей равно, гнездовым или не гнездовым способом будут сажать картошку? Это их дело. Вера Ивановна прочитала решение Пленума ЦК – и хватит.
Ирина Леонидовна, подметив скучающее выражение на её лице, огорчилась ещё больше:
– Вам не нравится, Вера Ивановна?
– Почему же? Это очень интересно, – ответила Вера Ивановна. – Особенно шестой класс… Такие пейзажи!
Ирина Леонидовна просияла:
– Вот видите! А Марье Васильевне не нравится. Сделала всё почти одна Тамара Белокурова. Способная, талантливая девочка!
– Да, – согласилась Вера Ивановна, – я тоже заметила, что эта девочка стоит выше своих одноклассниц. У неё благородный образ мышления. А ведь когда-то я отсылала её из класса за опоздания, за неряшливость… Вот что значит правильное воспитание – никогда не давать поблажки, – оно и сказалось… Я очень рада.
Ирина Леонидовна, улыбаясь, подошла к Тамаре:
– Всем очень нравится твоя работа. Думаю, что мы отметим это на дружине.
