Полуночное солнце - Рэмси Кэмпбелл

Конечно, он никак не мог почувствовать тень, однако же ему вдруг стало холоднее. Он опасливо двинулся по хрустевшей под ногами дорожке, которую обрамляли заросшие сорняками цветочные бордюры, и остановился на крыльце между таинственно узким окном гардеробной и давно немытым окном в эркере под балкой оттенка свинца. Когда-то входная дверь казалась ему входом во владения великана, и она до сих пор была на несколько голов выше его. Пока он нашаривал замочную скважину, с двери слетела чешуйка краски, выставляя напоказ дубовую древесину. Сунув ключ в замок, он ощутил запах старого дерева и услышал, как ошметки краски шуршат под ногами. Он повертел ключом туда и сюда, однако тот никак не мог войти в механизм замка. Тогда Бен в сердцах толкнул дверь, и она открылась вовнутрь, словно отпертая кем-то с другой стороны.

В дверном проеме он видел лишь темноту, настолько глубокую, что ей, казалось, нет конца. Опустив ключ в карман, Бен выждал, пока привыкнут глаза. Он еще сильнее, чем раньше, чувствовал себя ребенком: словно проснулся посреди ночи, чтобы увидеть, как изменяется дом, и вот теперь не в силах дышать, оттого что сердце бьется где-то в горле. Понемногу он начал различать кое-какие контуры: толстые перила, начинавшиеся в пустоте в нескольких шагах впереди и исчезавшие где-то во мраке наверху, края двух приоткрытых дверей и их рамы справа от себя. Он рассмотрел бы больше, если бы кухонная дверь в дальнем конце коридора была открыта, но он и так достаточно хорошо припоминал обстановку, чтобы шагнуть вперед и потянуться к латунному выключателю рядом с гардеробной. Рычажок мгновение сопротивлялся, затем щелкнул, опустившись в своем гнезде, едва заметно перекошенный влево. Все здесь было в точности, как он помнил, вот только свет в прихожей не загорелся.

Бен даже видел лампочку, выпуклость, парящую в полумраке. Он прошел вперед по истертому ковру и широко распахнул ближайшую дверь. За ней оказалась лишенная мебели комната в двадцать квадратных футов, с голой лампочкой под потолком. Он зашлепал ладонью рядом с дверным косяком и нащупал прохладный выключатель, однако лампочка не зажглась. Должно быть, электричество в доме отключено. Он не мог вспомнить, где находится щиток, к тому же опасно искать его без фонарика. Вздохнув, Бен вышел из комнаты, и тут с грохотом закрылась входная дверь.

– Ну, ладно, раз тебе так больше нравится, – произнес он.

Конечно, это порыв ветра – ему показалось, он слышит, как слабо поскрипывают деревья за кухонной дверью, – но впечатление было такое, словно сам дом велит ему остаться. Бен держался за столбик перил, дожидаясь, пока сердце немного успокоится, и рассматривал узоры света на полу комнаты, длинные косые полосы, настолько призрачные, что он усомнился, видит ли их на самом деле. Обещание света манило его в комнату.

Эхо его шагов сделало комнату гораздо просторнее, чем она была. Если бы не круг на потолке, из которого свисала лампочка, круг с лепным орнаментом, сложным даже в темноте и всегда наводившим его на мысль о готовом растаять морозном узоре, он запросто поверил бы, что потолок здесь выше самых высоких деревьев в лесу. Когда он остановился под орнаментом, ему показалось, он сделал очень много шагов, чтобы пересечь комнату, как это было в детстве. Это впечатление и огни Старгрейва в окне справа от него вызвали дрожь во всем теле, настолько сильную, что ему показалось, он сбрасывает камень с души.

– Господи, – прошептал он.

Бен не видел Старгрейва, только его огни. В таком виде город казался всего лишь символом, ключом, способным отпереть его память. Примерно в это время года эта комната бывала полна света, стеклянные цветы сверкали на елке, которую Стерлинги приносили из леса, и сейчас вид Старгрейва заставил его поверить, что все, пережитое когда-то комнатой, до сих пор царит вокруг него в темноте. Он едва не услышал голос деда, рассказывающего зимние сказки, от которых, казалось, снежинки начинали плясать на горных кряжах и ветер колыхал лес и вереск на пустошах под звездами. Эти сказки дед брал из книги Эдварда Стерлинга, подумал Бен, да и сам он пересказывает их в собственных книгах, они до такой степени сделались частью его, что он не понимал, откуда они приходят. А теперь ему казалось, он упускает их главную суть, он чувствовал, как что-то в темноте готово предстать перед ним. Внезапно слишком разволновавшись, чтобы стоять неподвижно, он вышел обратно в прихожую.

Она показалась уже не такой темной, или же более знакомой. Он дошел до двери кухни и распахнул ее. На стенах висели открытые шкафчики, заполненные темнотой; очертания раковины и плиты поблескивали в свете поджарого полумесяца над лесом. Помогать на кухне бывало настоящим приключением, особенно перед Рождеством: ему позволяли протыкать жареную птицу гигантской вилкой, а дед обещал позже научить его украшать пирог в честь солнцеворота, на котором сам он вырисовывал глазурью такие узоры, что от одного взгляда на них у Бена кружилась голова. Как же он мог все это позабыть? На мгновение он поверил, что если оглядеться по сторонам, то увидит этот узор, поблескивающий где-то в темноте. Он развернулся спиной к лунному свету и распахнул дверь столовой.

Просторная комната была лишена мебели, однако он мог вообразить, что большой круглый стол из дуба по-прежнему здесь, в темноте, мог вообразить, что его родные ждут, пока он присоединится к их кружку, чтобы они все вместе одновременно взорвали хлопушки, подавая сигнал к началу танца, который исполнял его дед, трижды огибая стол в одну сторону, а затем в другую. В конце ужина дедушка разрезал пирог и давал первый кусок Бену, приговаривая: «Впусти в себя немного зимы». Бен нервно хохотнул, поражаясь, сколько всего он забыл. И когда комната засмеялась вместе с ним, он вышел в прихожую.

На этот раз он заметил дверь под лестницей. Ну, разумеется, в этом чулане находятся распределительный щит и главный рубильник. Он мог бы включить свет, но теперь предпочел этого не делать – воспоминания проведут его по дому; и еще он подумал, они получаются такими живыми частично благодаря тому, что он не может рассмотреть комнаты в подробностях. Воспоминания начали казаться важными лишь потому, что были средством добраться до конца, но какого конца? А еще надо выяснить, что же такое он видел в окне своей прежней спальни.

Поднимаясь по ступенькам и держась за ледяные перила, он ощущал, что тьма на