Похищенное сердце - Барбара Картленд

– Вы так не любите британцев?

– По мне, они слишком старомодны. Своим успехом я обязан тому, что в моих жилах течет американская кровь.

«Да он просто несносен», – подумала Аманда.

Тем временем Макс Мэнтон не оставлял вниманием изысканный ужин и немало пил. Кроме шампанского перед ужином, он выпил белого вина, затем кларета, а к кофе налил себе большой бокал бренди.

– Я начинаю чувствовать себя лучше, – произнес он, закуривая сигару.

– Я так рада, – мягко проговорила Аманда.

– Но я не спросил, как вы себя чувствуете.

– О, прекрасно! – ответила она. – Как всегда, когда я прохожу босиком по пять-шесть миль морозными ночами.

Ему стало неловко.

– Я не неблагодарный и не бесчувственный. Вы же мне ничего об этом не сказали.

Это был довольно ловкий выход из положения.

– Я стараюсь не говорить о неприятных вещах, – сказала девушка, – и даже не вспоминать о них.

При этом Аманда поняла, что своими словами дата ему повод думать, что готова забыть о его поведении по отношению к ней.

– Вы должны рассказать мне о картинах, – поспешила она сменить тему.

Макс Мэнтон с удовольствием рассказал ей, как его отец купил свою первую картину современного художника, когда ему было двадцать лет, как современники смеялись над ним, говоря, что у него плохой вкус. Но он упорно продолжал покупать, тратя даже больше, чем мог себе позволить.

– Унаследовав коллекцию, я понял, что ее цена все время растет, – сказал Макс, – Сезанн, Ван Гог и Ренуар стали самыми дорогими лотами на аукционах, и я подсчитал, что их цена удвоится за десять лет. Но я ошибся. Цены выросли в четыре раза.

– Вы любите вашу коллекцию? – спросила Аманда.

– Я очень горжусь ею, – сказал Макс. – Не знаю, видели ли вы февральский номер журнала «Коннуассёр»: в нем помещены фотографии многих картин из моей коллекции и большая статья о них.

– Вас заботит что-нибудь, кроме вашей карьеры? Вам приятно то влияние, которое вы приобрели в Америке? – немного раздраженно спросила Аманда.

Макс Мэнтон затянулся и проговорил:

– Любопытный вопрос! Никогда об этом раньше не думал. Да, полагаю, карьера стоит для меня на первом месте. Мне нравится думать, что я, Макс Мэнтон, известен во всем мире и люди боятся меня.

Внезапно он рассмеялся:

– Думаю, на самом деле вы хотели узнать, был ли я когда-нибудь по уши влюблен?

– Нет, нет! Я даже не думала об этом.

– Не надо, не надо, не обманывайте меня на сей счет. Ни разу еще я не встречал женщину, которую это не интересовало бы. Конечно, у меня много подруг, очаровательных молодых девушек, которые с удовольствием проводят со мной время, но они мало значат для меня. Нет ни одной, с кем я хотел бы прожить, «пока смерть не разлучит нас».

Он и вправду несносен, подумала Аманда. Так тщеславен, так доволен собой! Ей страстно захотелось сказать, что он вряд ли найдет женщину, которая полюбит его, а не его деньги и положение в обществе.

Они поднялись из-за стола, и, чтобы не говорить все время о картинах, девушка наводила Мэнтона на рассказ о разных его приобретениях: мебели, зеркалах, коллекции драгоценных табакерок, выставленных в гостиной на столе с мраморной столешницей.

Часа через полтора, поняв, что уже почти десять часов, она встала и сказала:

– Я все-таки чувствую себя еще страшно уставшей. Уверена, что и вы тоже.

– Не спешите, – нетвердо проговорил Макс Мэнтон, наливая себе еще бренди. – Так приятно беседовать с вами. Вы очень умная девушка.

– Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи и идти спать. Надеюсь, что к утру память ко мне вернется и вам не придется устраивать меня в Ницце.

Макс Мэнтон поднял бокал.

– За вашу память! За ее возвращение! – произнес он. – Нет причин терять ее. Еще слишком рано.

– Я устала, – повторила Аманда. – Спокойной ночи.

Она вышла из комнаты, прежде чем он успел возразить, и пошла наверх в свою спальню. Заперев дверь, Аманда разделась и легла в постель. Она намеренно выпила две или три чашки кофе после ужина и теперь совершенно не хотела спать.

Ей нужно было услышать, как Макс Мэнтон тоже поднимется наверх.

Несмотря на кофе, через некоторое время Аманда почувствовала, что глаза у нее слипаются. Она встала, наполнила ванну холодной водой и залезла в нее.

Вода согнала с нее сон, зато снова заныли порезы на ногах.

Она вытерлась, надела ночную рубашку и халат, подошла к двери и прислушалась. Казалось, все вокруг стихло. Была почти что полночь. Аманда решила, что, пока она была в ванной, Макс Мэнтон поднялся наверх. Она просто не услышала, как дверь за ним закрылась.

«Он будет спать, как сурок», – подумала девушка, осторожно поворачивая ключ в замке. Снаружи стояла абсолютная тишина, через незанавешенные окна холла струился лунный свет, ложился серебряными дорожками на мраморный пол.

Очень-очень тихо Аманда начала спускаться по лестнице. Она была босиком, толстый ковер делал ее шаги совсем неслышными.

В гостиной на полках стояли книги, и на случай нежелательной встречи сошло бы объяснение, что она спустилась, чтобы взять что-нибудь почитать.

Наконец Аманда подошла к гостиной. В свете луны хорошо были видны темные полотна в белых и золоченых рамах.

Она направилась к двум заранее намеченным картинам. Уже подойдя к ним, Аманда через окно взглянула в сад, и у нее перехватило дыхание.

Двое мужчин в форме держали на поводке большую восточно-европейскую овчарку. Это были охранники, видимо, из специальной организации, которая обеспечивала безопасность банков и частных лиц, имевших в своих домах большие ценности.

А сколько еще охранников могло дежурить у ворот?

Во рту у нее пересохло. Аманда чувствовала, что задыхается.

У нее не было ни малейшей возможности осуществить свои намерения. Это был как раз тот случай, который Айван Джексон не мог предвидеть. Этих людей здесь раньше не было. Макс Мэнтон, вероятно, договорился об усилении охраны еще перед ужином.

Это было поражение! Ему удалось избежать справедливой расплаты.

Девушка сердито вскрикнула. Ей безумно захотелось подняться наверх и сказать Максу все, что она о нем думает. Но в деле были замешаны Айван Джексон и, возможно, Вернон, поэтому Аманда постаралась взять себя в руки, вздохнула и отошла от окна. Охранники в этот момент разошлись в разные стороны, осматривая сад. Но даже если бы ей удалось проскользнуть мимо одного из них, другой обязательно ее увидел бы.

– Черт, черт, черт! – почти беззвучно произнесла Аманда, глядя на Ренуара почти с ненавистью, готовая изрезать его на куски, просто чтобы досадить Максу Мэнтону. Но она знала, что никогда в жизни не сделает этого. Только тщеславное ничтожество вроде Макса Мэнтона могло воображать, что произведение искусства – это его собственность. На самом деле оно принадлежит всему миру!