Деньги большого города с доктором Курпатовым - Андрей Курпатов

Вот так — по книге в месяц, и так «попадать» в массового читателя, чтобы каждая новинка расходилась сразу же полумиллионом экземпляров, — не могут. Факт! Донцова нашла способ быть востребованной миллионами читателей, и, разумеется, она не бедствует. Хотите заработать те же деньги — напишите.

Впрочем, не хотите как Донцова, напишите как Достоевский…

С другой стороны, кроме отсутствия банального уважения к чужому интеллектуальному продукту, у нас еще нет и эффективных инструментов, которые бы позволили оценить его реальную стоимость, его ценность. У нас все как партизаны сидят в засаде и ждут, когда кто-нибудь «авторитетный» придет и скажет: «Вот это дорого, а вот это дешево». И тут тогда низкий старт и давай — восхищаться, деньги тратить немыслимые! В общем, сумасшедший дом — все восхищаются и делают вид, что понимают. Причем желательно, чтобы предмет восхищения умер, иначе может какой-нибудь случиться конфуз…

И до того доходит, что многие картины в России одни деньги стоят, а на Западе — совершенно другие, причем как в ту, так и в другую сторону. Россиянам кто-то сказал, что голландцы прекрасны — и те давай скупать их за бешеные деньги. И живопись XIX века салонную. Ее никто в целом мире не покупает, а наши тратят деньги, потому что им кто-то сказал, что это хорошая живопись. До чего дошли, что «Сотбис» — несчастные — вынуждены русские торги устраивать. Иностранцы на эти торги не приходят, потому что не понимают, почему надо «это» покупать за «такие» деньги. А наши… Ух, разговаривай, Рассея!

Мы не умеем оценивать то, что не измеряется в пудах и погонных метрах. Не умеем, потому что тут вникать надо и разбираться. А нам лень. Мы вот так сели — или поплевали не разобрав во что, или повосхищались не поняв чему. И все довольны.

В мире же не мода диктует ценность интеллектуального продукта и не частное мнение отдельного специалиста, там есть целые уважаемые институты оценки ценности того, что в погонных метрах не меряется. Не государственные, а частные и общественные — разного рода ассоциации прежде всего. У нас ассоциации — они все больше для галочки, чтобы их президенты могли себе на визитке написать: «Я президент ассоциации…» А на Западе совсем другой смысл профессиональных ассоциаций — там это общественные организации, которые реально представляют для общества ту или иную профессиональную группу.

Хорошая или плохая статья — будучи неспециалистом, сказать трудно. Только профессионалы могут это оценить (если, конечно, они со своим снобизмом способны справиться, что для России, кажется, трудность непреодолимая). И на Западе профессионалы друг друга оценивают, а у нас нет этой оценки. И там журналисту много платят не просто потому, что «так сложилось», а потому, что эти ассоциации — в частности и кроме всего прочего — мониторят читаемость его материалов. И вот тебе уже эффективный критерий…

Вот у меня берут десятки интервью. И я могу сказать, что три из них хорошие, а восемь — пустые и бестолковые. Но это очень сложноизмеряемые вещи. А внутри самой индустрии у нас этого контроля нет.

Или вот необыкновенно популярный модный журналист пишет обо мне статью, она выходит в очень престижном издании. Причем статья талантливая, умная — смерть! Расцеловать. Он правда очень хороший писатель! Но он же о человеке пишет… И вот я читаю в этой статье, что, мол, хороший я доктор, всем замечателен, только в книжках пишу про одну вегетососудистую дистонию (это ладно, я действительно часто ее упоминаю, но, надо признать, не только об этом мои книги), а также веду психотерапевтические консультации по телефону за какую-то там сумму. И причем пишет об этом с гадливостью, я бы так сказал.

Разумеется, никаких платных консультаций по телефону я не веду, не вел и вести не буду. Но на тот момент у меня взломали сайт и какие-то… не знаю, как их назвать, разместили там информацию об этих телефонных консультациях от моего имени — мол, переводите деньги, я — «доктор Курпатов» — вам позвоню, утром деньги, а вечером стулья, и так далее. Причем все так грубо, косо и рассчитано на наивность небесную.

В общем, взлом, дезинформация и мошенничество. А журналист печатает это как новость! И еще меня характеризует, исходя из этой новости… Я потом с ним познакомился, причем очень приятная была встреча и все такое. Он тут же повинился — мол, не знал, извините… Ну слушай, у тебя есть книга, в книге — телефон Клиники доктора Курпатова, позвони, а? Спроси — ведет или не ведет доктор такие консультации? Но нет, зачем? Напишем сразу, не проверив! А какая разница, что этому доктору люди верят, что им это — как тряпкой по мордасам? Наплевать на это. Напишу, и супер-супер!

Теперь ты понимаешь, почему я говорю — не «талантливый журналист», а «талантливый писатель»? Потому что журналист должен был проверить ту информацию, которую публикует…

Меня этот пример поразил. Это не профессионально настолько, что даже не поддается оценке. Одна из первых заповедей уважающего себя журналиста: проверить информацию, прежде чем использовать ее в своем материале. А уж писать о человеке, не пообщавшись с ним… Без комментариев.

— Во всем мире есть профессиональные ассоциации психотерапевтов разных направлений. И эти ассоциации декларируют, какие методы терапии используют представители данного направления, какие недуги они лечат. Они берут на себя ответственность за возникновение неприятных казусных ситуаций. Я, входя в ассоциацию, подписываю некий пакт: я принимаю правила игры, а меня будут защищать. Все довольны. Всем всё удобно.

Почему люди хотят прийти к Курпатову? Потому что остальные специалисты непонятно чем занимаются, и обращаться к ним просто страшно. А психотерапевты (большинство) бравируют тем, что у них какие-то особые, оригинальные методики. Но это говорит не о таланте, а о незрелости. Интеллектуальный труд без внутренней культуры организации этого дела — это ерунда получается. Недостаточно быть умным, надо еще и о людях подумать.

Так что наличие большого заработка в интеллектуальной профессии — это в целом может вызывать вопросы. Мало профессионалов, да мы и не понимаем — что такое профессионалы. Вот и вопрос — откуда деньги? И в этих условиях зарабатывать интеллектуальным трудом — это…

— Подвиг? — подсказываю я.

— В общем-то да.

Я решила, что на этой оптимистичной ноте можно закончить разговор. Герои мы, чего уж там. И стесняться этого не следует.

А пару дней назад встретилась с давним знакомым. У меня с Артемом, как у Светы с однокурсниками: редкие встречи с преуспевающим топ-менеджером превращаются в те самые отчеты о достигнутом. Разумеется, мне кажется, что первым начинает «выпендриваться» он. Вот и в этот раз Артем завел разговор о том, что присматривает себе квартирку в Испании: «Очень уж красивый город — Барселона, часто летаю туда на выходные».

Я взяла себя в руки. Ни слова о деньгах. Никакого хвастовства. «А у меня все выходные заняты. Пишу с психотерапевтом Андреем Курпатовым книгу… Да, с тем самым… Да, уже вторую — первая разошлась большим тиражом».

«Деньги — это чеканная свобода».

Мне кажется, что этой фразой Федор Михайлович ответил на вопрос о комплексах, связанных с деньгами. Он так ответил на этот вопрос самому себе, и так, вероятно, следует отвечать на него нам, если мы хотим покончить с собственными «денежными» заморочками.

Мы мало об этом знаем, у нас же неприлично говорить про деньги. О деньгах в жизни Достоевского рассказывают нам западные исследователи — «для них-то ничего святого нет!» Правда, говорят с уважением, но все одно — подлецы, это понятно. А у нас эдакий романтизм, знаете ли… Если послушать россиян, то складывается впечатление, что «великие люди» ни проблем с желудком никогда не испытывали, ни в деньгах никогда не нуждались — питались воздухом, видимо, а костюмы у них где-то на специальных деревьях росли, и те их снимали как яблоки с яблони — по мере надобности. Но это же чушь…

Впрочем, может быть, как раз от этого романтизма мы считаем, что труд писателя, ученого, художника может не оплачиваться?

Федор Михайлович Достоевский — первый коммерческий или, если угодно, профессиональный писатель в России. То есть первый писатель в России, который отважился жить только за счет своих авторских гонораров — ни поместий, ни приисков своих, как у Толстого, Тургенева да Некрасова, у него не было. И надо было зарабатывать. Сейчас как-то странно даже представить, что такое вообще могло быть, но Федор Михайлович искренне сокрушался: «Умел бы я писать, как Тургенев! Ему по четыреста рублей за лист дают, а мне — двести».

Всю жизнь Достоевский писал, чтобы заработать на жизнь. Это буквально, даже если не рассматривать всю эту ужасную эпопею, связанную с казино (он же мечтал разбогатеть на казино, «схемы» разрабатывал и так далее). Федор Михайлович писал фельетоны, переводил для заработка Бальзака… А все эти сюжеты его романов! «Преступление и наказание» — оно же задумывалось как коммерчески успешный детектив: убийство, расследование — разоблачат или не разоблачат?