Гарем - Патриция Грассо

— О, Халид! Как хорошо, что ты здесь, — наоборот, с искренней радостью и облегчением в голосе воскликнул Мурад.

— Привет, племянник, — Нур-Бану тоже была обрадована его появлением.

Сколько бы раз не бывал в гостях у тетушки Халид, он всегда поражался роскоши, которой она себя окружала. Потолок был щедро украшен резьбой, стены завешаны драгоценными коврами, невероятных размеров и вычурной формы бронзовая жаровня источала тепло и одновременно благоухание от курительных палочек. Будучи матерью престолонаследника, Нур-Бану пользовалась особым расположением супруга.

— Благодарю за теплый прием, тетушка, — обратился Халид к баскадин султана.

С кузеном Мурадом он в знак дружбы традиционно расцеловался. Наконец он оказал внимание и матери, спросив:

— А где Тинна?

— Твоя сестра там, где ей положено находиться, — ответила Михрима. — Не хочешь же ты, чтобы она присутствовала на семейном совете, когда речь идет об убийстве.

— Нет. — Халид вновь обратил свой взгляд на султаншу. — А где дядюшка Селим?

— У Линдар, — с нескрываемым презрением сообщила Нур-Бану. — Она недавно произвела на свет колченого уродца и нарекла его Каримом в честь твоего покойного брата.

— Расскажи Халиду про покушение, — приказала Михрима племяннику.

— Где это произошло? — спросил Халид.

— На базаре.

— Кому могла быть на руку твоя смерть?

— Вероятно, Кариму? — неуверенно произнес Мурад.

— Ты подозреваешь младенца? — изумился Халид.

— Младенец тут ни при чем, но вот его мать… — вмешалась Нур-Бану. — Линдар готова на все, лишь бы добиться власти для своего щенка.

— А что ты думаешь, мать? — поинтересовался Халид.

— Линдар слишком тупоголова, чтобы устроить западню и додуматься нанять убийцу, — высказала свое мнение Михрима и ту же сменила тему. — Отсюда, где я сижу, твой шрам совсем не заметен. И все же жаль! — Она вздохнула. — Ты был красивым мужчиной. И жаль твоего брата, который безвременно сошел в могилу.

Халид стиснул зубы, а шрам, пересекавший его щеку, побелел от гнева.

Как он мог хоть на мгновение забыть, что мать винит его в гибели брата. Слова матери ранили его так, как не смог бы и вражеский ятаган.

— Халид все равно красив, шрам вовсе не портит его внешность, — миролюбиво произнес Мурад. Ему претило то, что женщина оскорбляет в его присутствии своего единственного оставшегося в живых сына. — Карим доблестно сражался и пал на поле боя. И в том нет вины Халида.

— А мой шрам никакого отношения не имеет к тому, о чем мы собрались поговорить, — добавил Халид. — Я убежден, что в покушении не замешана женщина. Оружие женщин не ятаганы и копья, а злые языки.

Михрима притворилась, что не заметила стрелу, пущенную в ее адрес. Ее не так легко было заставить замолчать.

— По закону, сыновья султана с врожденными увечьями не имеют права занимать трон. Что выиграла бы Линдар, устранив Мурада?

— Специальная обувь могла бы скрыть от глаз подданных империи, что у ребенка одна нога короче другой. А легкую хромоту можно объяснить тем, что он растянул лодыжку, — продолжала Нур-Бану.

Мурад со снисходительной улыбкой взглянул на мать.

— Твоя любовь ко мне столь велика, что тебе мерещится опасность даже там, где ее нет и быть не может.

— А что думаешь ты сам? — обратился Халид к кузену.

— Я полон веры в твою способность докапываться до правды и наказывать виновных, — без колебаний ответил Мурад.

Тут все четверо замолкли, потому что служанки внесли подносы с угощением. Девушки расставили на столе вазочки с вареньем, засахаренными фруктами и пирожными, а также крохотные чашечки с крепчайшим кофе.

После того как прислуга удалилась, Михрима поинтересовалась:

— Разве Малик не сопровождает тебя, Халид?

— Нет, но он скоро прибудет в Стамбул. А ты сделала то, о чем я тебя просил?

— Евнух уже ожидает тебя в твоем доме. Но зачем тебе вдруг понадобился евнух, говорящий по-французски и по-английски?

— Чтобы опекать мою пленницу-англичанку, — поведал Халид равнодушно, как о факте, не заслуживающем внимания.

— Твою пленницу? — раздались одновременно три голоса.

— Аллах неожиданно подарил мне возможность отомстить Форжеру.

— Ты упустил возможность расправиться с ним раньше. Почему же ты уверен, что тебе удастся совершить это благое дело сейчас?

— У меня припасена наживка, на которую он непременно клюнет. Малик захватил в море его корабль, а вместе с грузом и невесту Форжера, весьма своенравную особу, родом из далекой Англии. Он подарил ее мне, и я волен распоряжаться ею как мне вздумается. А мне пришло в голову известить Форжера, что он может купить ее на торге, который состоится через месяц.

— А как выглядит эта англичанка? — поинтересовался Мурад, всегда озабоченный пополнением своего гарема. Если девица хороша собой, то он купит ее для себя и за ценой не постоит.

— Маленькая дикарка обладает острым язычком, почти как у моей матери. — Вторая стрела была пущена сыном в адрес Михримы. Халид знал слабость Мурада к женскому полу и принялся дразнить его: — Волосы ее ниспадают ниже округлых ягодиц, и цвета они, как у зрелого апельсина. Груди, как налитые соком яблоки, а глаза, как зеленый виноград.

— Неплохо, — кивнул Мурад, а Халид продолжал:

— Однако носик ее покрыт желтыми точечками, что зовутся веснушками, а ведет она себя за столом по-дикарски, так что я не мог вкушать пищу в ее присутствии. Но для Форжера она вполне подходящая пара.

— Что-то я не пойму, красавица она или уродка? — Мурад был озадачен. — Или ты хочешь отговорить меня от покупки рабыни, или…

— Я хочу, чтобы на торг явился Форжер, — таков был быстрый ответ Халида.

— А если я приму участие в торге? Ты помешаешь мне?

— Я тебе не советую этого делать.

— А если Форжер махнет рукой на свою невесту и не явится на торг? Как ты поступишь с пленницей?

Женщины с любопытством следили за беседой двух принцев. Особое чутье, унаследованное от прародительницы Евы, подсказывало им, что подчеркнутое равнодушие, с которым Халид отзывался о пленной англичанке, доказывает лишь, что он в ней весьма заинтересован.

Много стараний эти женщины приложили, чтобы женить Халида, но он был всегда занят войной, политикой и усмирением мятежных племен. Он избегал женщин и был скрытен, когда речь заходила о его пристрастиях.

— Моя рабыня не подходит для приличного общества, — заявил Халид. — Она нападала на меня с кинжалом и даже с ятаганом. Она роняла кушанья на мои шаровары, и манеры ее как у свиньи. Совесть не позволяет мне продавать это дикое существо кому-либо, кроме мерзкого Хорька. Недели две — не меньше — потребуется, чтобы обучить ее хорошим манерам. Пока я держу ее прикованной, чтобы она в порыве ярости не разрушила мой дом и не потрясла основы нашей великой империи.