Приговоренный - Валерий Еремеев

Последний факт почему-то очень развеселил майора Сыча.

– А ты что думал, Тарас будет тебе в вагоне с углем трястись? – говорил Сыч в телефонном разговоре с майором Голобобовым. – Это ваши люди на такси в булочную не ездят. А наши не только в булочную – и куда подальше могут.

– Иди ты сам куда подальше, – огрызался Голобобов. – Я вообще не понимаю, чего ты веселишься. Тебе вон выговор светит, или вообще попрут с должности, а ты ржешь как конь.

– Можно подумать, тебе не светит.

– А мне-то за что? У меня косяков в роботе нет.

– Ой, Виталик! Ты не задавался вопросом, откуда у Тараскина рюкзак и деньги на билет?

– Мало ли. Дал кому-то по морде по дороге на станцию.

– Я проверял оперативку. Заявлений о гоп-стопе в том районе не было.

– Ну, может, пьяного какого тряхнул, который утром ничего не вспомнил.

– Да ты сам как пьяный. Ничего не помнишь. Когда ты свое образцовое задержание проводил, какие вещи у Тараскина с собой были?

– Сумка кожаная небольшая, – ответил после паузы Голобобов. – Что-то среднее между барсеткой и портфелем.

– И по-твоему, он с одной барсеткой за границу собирался ехать?

На другом конце повисло молчание.

– То-то! – воскликнул совсем уж обрадованный Сыч. – Это его собственный рюкзак. Он его в камере хранения оставлял. И ты при задержании обязан был об этом подумать. Так что готовь вазелин, Борисович!

Масштабные облавы и прочесывание города были прекращены. Поиски передвинулись в западные области.

– Поближе к границе, сволочь, рвется. Ничего, теперь ему кислород-то перекроют. И дня не пройдет, как его схватят, – пророчествовал Таратута на утренней планерке. – Жаль, конечно, что это будем не мы.

Сыч промолчал, думая, что этим своим молчанием совершает должностной проступок. Он-то прекрасно помнил, как в прошлом году они с Тараскиным, вычисляя одного злоумышленника, работали с вокзальными камерами наблюдения. Тарас прекрасно знал как их расположение во всех залах, так и слепые сектора. И если уж он и засветился перед объективом, то только потому, что сам этого хотел. Вывод: город Львов со всеми прилегающими к нему территориями – самое последнее место, где Тараскин объявится в ближайшее время.

Вернувшись в кабинет, он нашел на своем столе оперативку на Чикалюка.

Чикалюк Сергей Иванович, шестьдесят первого года рождения, закончил Качинское военное летное училище, служил в стратегической авиации, успел немного полетать вторым пилотом, но после обретения Украиной независимости, когда все стратегические бомбардировщики, безбожно порезав на куски, продали по цене обычного лома, подал в отставку. Четыре года служил опером в налоговой милиции, еще два – мелким чиновником в областном управлении транспорта, после чего на несколько лет выезжал в Россию. Вернулся два года назад. Оформил частного предпринимателя и завел автомастерскую по регулировке развала-схождения колес. Как специалист быстро завоевал хорошую репутацию, и в очередь к нему записываются за несколько дней вперед. Женат. Супруга служит в секторе делопроизводства налоговой милиции, где когда-то и познакомилась со своим будущем мужем. Имеют сына и дочь. Три месяца назад сыну делали операцию в немецкой клинике по пересадке костного мозга. Лейкемия. Операция стоила дорого. Деньги на нее собирали всем миром. Одно время даже давали объявления на местных телеканалах с просьбой к неравнодушным перечислить на указанный счет сумы пожертвований.

– Благотворительный фонд «Щит», возглавляемый Пасечником, давал деньги на лечение? – спросил Сыч у находившегося там же Качибадзе.

– Не выяснял. Узнать?

– Да. Потом. Сейчас поедешь со мной. Вернее я с тобой поеду. Покажешь, где работает этот чудесный автослесарь. Хочу с ним встретиться. Ты ведь на колесах?

Оперативник довольно потряс в воздухе коробочкой с витаминками:

– Мои колеса всегда со мной.

– Я имел в виду автомобиль, а не эту дрянь, которую ты постоянно жуешь. Утром, днем и вечером. Насквозь аптекой провонялся. Стоять рядом противно.

– Врачи советуют. Весна – опасный для здоровья период. Но если вы хотите, чтобы от меня вместо аптеки несло чесноком и луком, то только скажите. Лук тоже витамины.

– Фу! Если бы ты так о деле пекся, как о здоровье, у нас бы ни одного висяка не осталось.

Сыч хоть и ворчал, но в душе был очень доволен парнем, проделавшим большой объем работы. Он поднялся, достал из ящика стола ПМ, проверил обойму, спрятал пистолет в кобуру под мышкой. Подумал немного. Снова достал оружие, дослал патрон в ствол, поставил на предохранитель и снова спрятал.

– Что, все так серьезно? – удивился Качибадзе.

– Не знаю. Зато я знаю, в каком виде нашли Лапова и Пасечника. И ты знаешь.

– Так может, АКС в дежурке получить, а? Мало ли.

Подумав немного, Сыч кивнул:

– Сходи получи. Если таскать не лень. Жду тебя внизу.

– Не лень. Я быстро.

Качибадзе провозился гораздо дольше, чем нужно, и Сыч, с трудом засовывающий свои длинные ноги в салон «Таврии», отругал его за медлительность.

Мастерская Сергея Чикалюка находилась на западной окраине города. Она занимала небольшую часть длинного гаражного бокса, где проводились разного рода ремонтные работы. Очередь из автомобилей к Чикалюку была самой длинной. Как при коммунистах за туалетной бумагой.

Сам автослесарь был лысеющим человеком, который при своем достаточно невысоком росте тем не менее производил впечатление мужчины сильного, как физически, так и морально. Настроение у него было приподнятое. Работая, он что-то напевал вполголоса и широко улыбался своим постоянным клиентам. Впрочем, непостоянным он улыбался тоже.

В очередной раз выбравшись из смотровой ямы, он наконец обратил внимание на Сыча и Качибадзе, которые стояли в сторонке и до поры до времени ни во что не вмешивались.

– Вы ко мне? – спросил он, подходя ближе.

Сыч кивнул.

– Менты, что ли?

– С чего вы взяли?

– Ха! – с довольным видом ответил проницательный Чикалюк.

– Вы правы. Мы расследуем гибель полковника Лапова.

– Для следователей у вас слишком спортивный вид.

Сыч развернул и дал почитать Чикалюку удостоверение.

– УБОП? Уважаю, – весело отреагировал Чикалюк. – Даже был знаком с некоторыми из ваших. Как там Валерий Лаврентьевич? Еще тянет лямку?

– На пенсии.

– Ну да, столько времени прошло. А Володя Ситник, смуглый такой?

– Перевелся в столицу. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.

– О чем речь, зададите, – ответил Чикалюк и рассмеялся так искренне и весело, что Сыч даже растерялся, не понимая, что могло так развеселить собеседника.

Смеялся тот, впрочем, недолго и, став очень серьезным, спросил:

– Но разве вы не выяснили, кто преступник?

– Подозреваемый – это еще не преступник, вам это должно быть хорошо известно.

Чикалюк посерьезнел еще больше.

– Точно. Известно. Но я тут при чем? Я-то уж точно полковника не убивал. Я с ним даже знаком не был. У меня алиби, в конце концов.

– Не буду ходить вокруг да около и вам, как бывшему сотруднику органов, скажу честно. По одной из версий, убийц на полковника навел кто-то из тех, кто знал, что он отправляется на охоту. И не обязательно, что это было сделано специально, – соврал Сыч.

– Я тоже не буду ходить вокруг да около и тоже скажу вам честно: хреновая у вас версия. По крайней мере применительно ко мне, но, как бывший ваш коллега, я согласен ответить на все ваши вопросы. Можете только еще немного подождать? Еще с одной машинкой разберусь и закрываюсь на обед. Так, чтобы нам наверняка никто не мешал.

– Валяйте.

Чикалюк опять рассмеялся и показал рукой водителю зеленой «Лады-2114», чтобы тот въезжал на регулировочный стенд.

Настроив оборудование, Чикалюк скрылся в яме.

Майор, достав из пачки сигарету, вышел на солнышко покурить. Качибадзе, потея в плаще, под которым был спрятан автомат, остался внутри бокса. Там было прохладнее.

«Что-то он больно радостный какой-то, – думал Сыч о Чикалюке. – Впрочем, если мои догадки верны, я на его месте тоже бы веселился».

Из раздумий Сыча вывел громкий и неожиданный крик:

– Стой!

Кричал Качибадзе. Сразу вслед за криком взревел мотор стоящей на стенде «Лады», заскрипела резина протекторов и автомобиль резко выехал из ворот, развернулся, разбив при этом правую фару черного «фольксвагена», следующего в очереди, и, набирая скорость, рванул с территории автосервиса.

Сыч бросился внутрь, подскочил к стенду. Чикалюк лежал на дне смотровой ямы с мерзкой красной дыркой в лысеющей голове. Убийца, очевидно, использовал оружие с глушителем, раз Сыч не слышал выстрелов, а только крик своего товарища. Последний сидел в углу бокса, опершись на стену, и широко открытым, перекошенным от боли ртом хватал воздух.

– Давидка, живой? Я сейчас! – воскликнул Сыч, садясь рядом на корточки. – Сейчас, родной, потерпи.