Тайна поместья Эбберли - Кейт Латимер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дэвид помрачнел.
– Ты говорил с тем новым доктором? Помнишь, я присылал тебе номер телефона?
– Да, говорил. – Руперт взял стакан с водой и отпил немного. – Он сказал то же, что доктора до него. Врождённое заболевание, деградация нервных волокон, проблема в двигательных нейронах, ничего не поделать…
– А что насчёт клиники в Нью-Йорке?
Руперт, который только что взял в руку вилку, с грохотом положил её на стол:
– Давай не будем сейчас об этом. Я признателен тебе, но сомневаюсь, что дамам приятно слушать про мои болезни. Я уже всё решил. Мне осталось не так уж много. Хочу прожить эти годы не на больничной койке, а как счастливый человек: побыть с женой, с детьми… Как, кстати, с этим у тебя?
Дэвид опустил глаза:
– Пока никак.
– Ну конечно, – усмехнулся Руперт. – Тебе-то некуда торопиться. У тебя вся жизнь впереди.
Айрис чувствовала себя здесь ужасно лишней; разговор был явно не для её ушей. А Руперт… Он говорил какие-то жуткие вещи таким тоном, словно обсуждал результаты скачек или погоду. И этот немного циничный и откровенный тон ему невероятно шёл; в этом было тревожное, трудно определимое, но очарование.
Руперт наверняка нравился женщинам, несмотря на хромоту и скрюченную спину. Было в нём что-то… Его нельзя было назвать красавцем, скорее молодым человеком приятной наружности, но мимика, выражение лица, улыбка были завораживающими. Худой и невысокий, с непослушными тёмно-русыми волосами, которые не желали укладываться в причёску, он напоминал Питера Пена – если бы тот повзрослел: смелый, весёлый, бессердечный. Энид говорила, что он был обворожительным ребёнком. Айрис даже сейчас это видела.
Руперт был твёрдо намерен сменить тему разговора:
– Чудесное платье, Энид, – сказал он. – Что это? Кристиан Диор?
Энид почти смущённо оглядела себя, точно впервые видела своё шёлковое антрацитово-серое платье с элегантным бантом на шее.
– Спасибо, Руперт. Это Шанель.
– Послушай, Дэвид, можно я устроюсь к тебе секретарём? – тут же повернулся Руперт к брату. – Мы с Кристиной пока не можем позволить себе вещи от Шанель. Но очень хочется.
Несмотря на то что в глубине души Айрис немножко злорадствовала, ей стало жаль Энид. Руперт сделал комплимент только для того, чтобы потом сказать гадость – напомнить о том, что она и её мать жили на деньги Вентвортов.
Вместо Энид ответил сэр Дэвид:
– Если тебе чего-то не хватает, Руперт, например платьев от Шанель, ты всегда можешь сказать об этом мне.
– Чтобы ты облагодетельствовал меня новым чеком? – спросил Руперт задиристо и издевательски.
– Чтобы я узнал, что ты в чём-то нуждаешься.
* * *
– Это был самый странный обед за всю мою жизнь. Я почти не ела, так всё это было неловко.
– Хотите приготовим вам сэндвич? – заботливо спросила миссис Пайк. – Могу принести говядину в сли…
– Нет-нет, миссис Пайк, ничего не нужно, – покачала головой Айрис. – Разве что чай.
– Пойдёмте тогда ко мне, – сказала миссис Пайк, поняв намёк. – Я как раз в это время пью чай.
Когда они пришли в маленькую, тёмную, но очень уютную гостиную миссис Пайк, та поставила чайничек кипятиться, а потом нетерпеливо спросила:
– Что, Руперт устроил представление?
– Я бы не сказала, что это было представление. Но он… Он довольно острый на язык и обо всём говорит так, словно… Словно это вина его брата, что он болен или что он не настолько богат.
– Руперт такой, да, – закивала миссис Пайк. – На самом деле он хороший мальчик. Но он всегда честно говорил, что думает. Поэтому Энид с мамашей его и не любят. Нет-нет да скажет, что они приживалки. И что его дом заняли.
– Какой ещё дом?
– На самом деле это не его дом, конечно. Но все знают, что леди Клементина в завещании отписала его Руперту. Дом в Кенсингтоне. Он ей тоже достался от какой-то тётки или вроде того. Она там никогда и не бывала. Говорят, небольшой, но в хорошем месте, стоял пустой несколько лет. А Роберт, младший мистер Вентворт, с семьей жил в каком-то пригороде, в тесной квартирке… Я уж не знаю, Роберт попросил или Мюриэл добилась, но леди Клементина разрешила им занять дом. Там у них и доктор был рядом, и школа для девочек хорошая, да и условия, конечно, не чета старым. В общем, они туда все вселились, документы оформили, и говорят, по этим документам они вообще ничего ни платили! Не то что леди Клементине, а даже за содержание дома. Так и не платят до сих пор. Леди Клементина деньги-то никогда не считала, все расходы взяла на себя… А Мюриэл устроила там театр… – миссис Пайк неодобрительно скривилась. – Разыгрывала из себя аристократку. Обзавелась знакомыми среди соседей, все богатеи, сливки общества. На последние деньги устраивала для соседей то пикники, то ужины, а дети потом неделями впроголодь сидели, на галетах и консервах. Очень хотела, чтобы её там своей считали… Не напрасно, надо сказать. Старшая дочка так и вышла замуж за сына какого-то богатея, в поло играет, на яхте катается. Говорят, что не очень ладно живут, но дети есть, двое уже…
– А что, Руперт заранее знает, что ему достанется?
– Да, леди Клементина не скрывала. Что какому университету, какую картину в какой музей… Большая-то часть, конечно, сэру Дэвиду отойдёт, но даже слугам кое-что отписано. До шиллинга мы не знаем, но много. Несколько тысяч фунтов.
– Как странно, что это так обсуждается…
– Когда столько денег, ничего не странно. Надо же ими распорядиться: тому родственнику что-то дать, другого не обидеть.
– А получается, что сейчас Руперт ничего не получает? Он жаловался, что не хватает денег.
– Ему ещё мало?! – возмутилась миссис Пайк. – Не знаю, сколько он получает, но его точно не обижают. Просто он… Понимаете, у людей, кто тяжело болен, всегда характер портится. Он же знает, что скоро совсем ходить не сможет. Всё хуже делается. Он с детства такой был… Например, мяч поймать не мог, иногда голова кружилась. Зато лазил по крышам и по деревьям что мартышка. Мы даже внимания не обращали на такие мелочи. Подумаешь, немного неловкий, с равновесием чуть-чуть неладно. Дети такое перерастают. А потом вон что… Конечно, он озлобился. А кто бы не озлобился? Дэвиду и деньги, и здоровье, и титул. Но Руперт неплохой человек, мисс. Болезнь ещё не то с людьми делает.
– Вы его любите, да? – улыбнулась Айрис.
– А как же? Своих детей бог не дал, я хоть на чужих поглядела. На моих глазах росли. Дэвид… Он себе на уме, не поймёшь, что и думает. А Руперт весь нараспашку был, что злится, что радуется – всё на лице написано. Бывало, натворит что-то или накричит, но потом всегда придёт прощения просить. Обнимет и смотрит снизу… Такие глазёнки у него ясные, чистые.
Миссис Пайк улыбалась, но уголки губ подрагивали, словно она того и гляди, растрогавшись от воспоминаний, заплачет.
Айрис уже долгое время мучил один вопрос, и она решилась его задать. Ей показалось, что момент подходящий.
– Знаете, миссис Пайк, я читала статью в «Пикториал», про Вентвортов…
– Знаю я ту статью! – гневно воскликнула миссис Пайк, мгновенно переменившись в лице.
– И мне показалось, что кто-то, кто рассказал журналистам о леди Клементине и детях, очень не любил Руперта.
– Это Дороти! – сказала, точно выплюнула, миссис Пайк. – Мы все тут так решили. Она. Не она одна, конечно, но она точно постаралась.
– А кто такая эта Дороти?
– Горничной работала раньше. А потом вышла история нехорошая… Дороти уволилась, но… – миссис Пайк поморщилась.
– Она считала, что с ней нехорошо обошлись? – спросила Айрис.
– Не с ней, с женихом её. Он тоже тут работал, шофёром у леди Клементины. Вилли Дженкинс. Толковый парень, старательный. Всё у него хорошо было, а потом приехал Руперт на каникулы. Он в Швейцарии тогда учился, в пансионе… Мальчики Вилли давно знали, он с шестнадцати лет помощником садовника работал. А тут они с Рупертом прямо-таки сдружились. Я ему говорила, и мистер Лилли, это лакей наш, тоже говорил, что не дело это. Они господа, мы слуги. Вилли Руперта то туда возил, то сюда.





