За темнотой моих век - Евгений Сергеевич Никитин

число которых входил и ранее упомянутый, забаррикадировавшийся на кухне Измаил, мы начали штурм, ломая дверь, скрывающую хозяина заведения и по совместительству негласного руководителя маленькой ячейки узбекской диаспоры..

— Выходи, Измаил, — указательно выговорил Макс, наблюдая, как молодые по очереди пытаются вышибить дверь плотными ударами своих ног. — Копы, которые тебя крышуют, сегодня заняты и, очевидно, не приедут спасать тебя..

— Чего ты хочешь, шакал?! — С той стороны деревянной преграды послышался грубый мужской голос, высокий тембр которого злостным басом пробился сквозь бетон стен и закрытую дверь.

— Наказать тебя, крыса фараонова! — Жестокосердный тон Макса вырвался парно с подобием рычания зверя, превышая децибел стука громких ударов ног, безустанно таранящих проем раз за разом. — Или я сломаю твоих доходяг, или ты выходишь и несёшь ответственность за своих уродов!

Спустя полминуты, конечно же, Измаил вышел. Большой мужчина с широкими плечами, возрастом уже прожитых тридцати пяти лет, не без сопротивления был повален на пол нашими юными подопечными, которые, будто гиены напавшие на льва стаей, сокрушили дух его непокорности своими ударами, летящими со всех сторон.

Несколько минут они точечно прыгали у него на голове, избивая уже кровавую массу, безумно и беспощадно вкладывая всю силу в увечья, пока Макс командирским басом не прервал неминуемый смертельный порыв..

— Стоп! — Скопище гиен разошлось, в тот же миг послушно сделав по несколько шагов назад от поверженного зверя. — Если ты работаешь с копами, то ты ниже нас по достоинству, — Макс сел на корточки возле еле открывающего на него свой единственный оставшийся глаз Измаила, чьих эмоций было невозможно распознать из-за пелены крови и немыслемых рассечений. — И поэтому ты должен уважать любые авторитеты, коими для тебя являются даже эти молодые ребята, которых вы ночью жестко и по беспределу избили… Я сделал с тобой то же самое, чтобы ты на своей шкуре испытал несправедливость… Ведь все познается только лишь на собственном опыте, — Кот уничижительно сплюнул перед ним, а после поднялся, чтобы уйти. — Прекращай работать с копами, и возможно, такое больше не повторится..

Мы покидали это место не спеша, останавливаясь на парковке, чтобы перекурить произошедшее и успокоить ещё бушующую кровь, предусмотрительно зная, что вся полиция города стоит на ушах из-за той ситуации, случившейся в первой половине дня, и никто явно не отзовётся на вызов в одну из забегаловок, относящейся больше к базе узбекской криминальной семьи, чем к ресторану для обычного населения… Мы были раскрепощены до самых костей в тот день, свободные в действиях и вольные в думах..

— В такие моменты люди теряют самоконтроль; эти две парочки, безнаказанность и своеволие, не имеющие границ насыщения, окрыляют так сильно, что тебе кажется, когда ты иллюзорно паришь в небесах, что мир становится меньше, что он уже у твоих ног, такой сверху казалось бы крохотный, безымянный и до бренности всего сущего слабый.. — Я увлеченно вел речь и, не замечая за собой, то складывал широко расставленные пальцы веером вместе, то взахлёб жестикулировал ладонями вверх, изображая яркие полеты в облаках, как в описании слов, то с неким азартом покачиваясь в кресле вперед и назад, рассказывал о жестокости и насилии, с крадущейся улыбкой на лице, странной и не сочетаемой с содержанием кровавых историй. Но, закончив отдельно взятую мысль, я шутливо обратился к нему, этому никак не желающему заснуть лекарю душ. — Ну как вам? Бодрит в два часа ночи?

— Скорее ужасает, Ник, — глаза его были снова мрачны и причудливо щепетильны со мной, они хоть и пытались скрыть, но все же во всю полноту чувств соболезновали моему безразличному лику. — Вы же понимали, что эта одухотворенность может как возвысить вас, так и ударить в спину..

— В большинстве случаев люди быстро привыкают к хорошему результату, и мы, разумеется, были такими, — уже с горечью, что мигом обхватила мои голосовые связки под свои узда, я прошептал. — И нас, как и это большинство, опалило на самом пике..

После событий в чайхане мы, естественно, уже с умноженным составом вернулись к торжественной церемонии праздной гулянки, и к вечеру, уже знатно набравшись алкоголя и объевшись трапезой досыта, многие из нас разъехались по домам. Но Макс и я сидели до последнего, пока окончательно не остались один на один в пустующем зале. Мы беседовали о жизни, о том, что могли бы сделать, чего достичь, какими средствами… Поднимая все более глубокие вопросы друг другу, пока нас, двух пьяных друзей, не прервали..

— Извините, — трогательная скромница-официантка, легким, боязливым голоском привлекла наше внимание, стоя у нас за затылками. — Там мужчина пришёл, просит вас позвать..

— Представился? — Спросил я, отыскивая в себе крупицы трезвости.

— Нет, — она опустила голову вниз, когда мы оба обернулись на нее. — Я испугалась узнать его имя, он… Его глаза..

Тут девушка подняла свое лицо к нам, которое действительно переполнял страх, проявленный ранее в голосе, и вовсе не мы были его нерушимым фундаментом. Я кивнул ей, дав согласие, что мы скоро выйдем к неизвестному гостю, и она также незаметно умыкнула в дверях, как и явилась.

— Я зайду через главный вход, а ты иди к нему отсюда, — высказал свой план Макс, достав пистолет для меня из-за пояса брюк. — Прикроешь?

— Как и всегда.. — Ответил я и принял пистолет Макарова в руку.

— Жди звон колокольчика у входа и сразу же выходи в основной зал.. — Его ноги были настолько невероятно послушными, несмотря на долгие посиделки в компании с алкоголем, что я даже не успел опомниться, как через пару взмахов моих ресниц он исчез из виду и, уже скрывшись за запасным выходом, энергично шел вокруг здания. А ещё через пару секунд и вовсе прозвучал обусловленный звон, предвещающий мой выход.

Инкогнито расположился за самым центральным столиком, и так получилось, что мы с Максом двигались к нему на встречу с двух противоположных сторон: я с лица незнакомца, а он со спины. Испытал ли я страх, который премного напугал нашу официанту? Скажу честно, да. Мне пришлось первым из нас двоих с Максом узреть его поднятый на меня взор: мертвенно бледных, с серым оттенком глаз, цепких, как когти ястреба, и вечно блестящих одержимостью и голодом хищника на тощем кем-то сильно избитом лице, нахальном лике человека, какого исправит лишь смерть. Настолько он был самоуверен, что даже не обернулся на Макса, который бесшумно, как кошка, приближался к нему со спины.

— Максим, — голос его прорезал пространство ровно между мной и моим другом и был будто способен говорить так, чтобы его слышали только в радиусе досягаемости наших