Брандвахта - Александр Викторович Горохов

— Надя, надо её перевязать.

— За что ты меня ударил?

Кажется, моя дражайшая в ярости.

— Извини, моё счастье. Не ударил, а оттолкнул. Чтобы ты под случайно пулю не попала.

— Никогда больше так не делай! — после секундной паузы потребовала она и выглянула в коридор.

— Не буду. Но и ты больше не лезь под выстрелы.

— За что ты его?

— А ты предлагаешь, чтобы я смирно ждал, когда он меня продырявит из карабина? Ты же слышала, что он выстрелил первым. Да за то, что он собирался сделать, его мало один раз пристрелить!

— А что он собирался сделать?

— Воспользоваться тем, что никого из мужчин, кроме Васьки, вместо которого мне пришлось остаться, на брандвахте нет, и вывезти все наши запасы. Все! Подчистую! Вон, Римму спроси: у неё накладные на то, что по приказу этого говнюка нужно кому-то отдать и оставить нас здесь подыхать с голода.

Это уже, конечно больше для остальных женщин, чем для моей. С ней-то я всегда смогу объясниться, а те реально смотрят на меня, как на взбесившегося маньяка, начавшего убивать уже своих.

— Риммка, правда, что ли? — округлила глаза Икрамова.

— Не знаю. По накладным — отгрузить практически всё, что у нас на складах… Ну, кроме всяких варений-солений и рассыпных круп из домов. Шамиль Фаридович приказал… Они с Юлией Эдуардовной с какими-то оптовыми покупателями договорились. Те уже минут через сорок приедут…

Кажется, до этой деревенской девчонки начал доходить смысл приказа «директора». Как, блин, до утки — на третьи сутки!

— Юлька, так, что ли? — перекосился рот Натальи.

Фельдман лишь высокомерно отвернула от неё мокрое от слёз, искажённое гримасой боли лицо.

— За то, что твой козёл сделал, я сама прослежу, чтобы вас всех самым гнусным уродам в подстилки отдали.

— Юля, что ты такое говоришь⁈

Бивалькевич даже бинтовать раненую перестала.

— Вы и до этого ничего лучшего не заслуживали, а теперь… теперь, когда он Шамиля убил…

— Надя, заканчивай её бинтовать, и отведите в каюту. Пусть отлёживается.

У гадюки вырвали зубы. И если, когда вернутся наши, она будет способна что-то рассказать, то, как мне кажется, мы услышим много интересного о том, что задумала эта парочка. А пока нужно срочно поднять трап, чтобы предприимчивые «партнёры» этих аферистов не смогли просто так зайти на борт брандвахты.

24

Травмированная нога, зараза, болит, даже несмотря на плотную, давящую повязку. Так что до лебёдки, поднимающей и опускающей трап, я ковылял очень осторожно. Покрутил рукоятку, зафиксировал сколоченную при моём активном участии конструкцию в максимально высоком положении. А для верности ещё и заблокировал шестерни каким-то болтом, попавшимся под руку, положив его между «зубами» одной из шестерёнок. Всё. Надо заниматься организацией обороны.

Господи, с кем обороняться-то? С горсткой перепуганных женщин, большинство из которых никогда оружия в руки не брали? Если не считать учебного на уроках НВП. У кого в школе оно было. Ну, хорошо: Наталью я немного поднатаскал обращаться с пистолетом Макарова и «калашом». Но реально она ни из того, ни из другого не стреляла. Надя Бивалькевич, как военнообязанная, стреляла в институтском тире из «мелкашки». Ах, да. Лиля Икрамова говорит, что её брат научил стрелять из «газовика». «Почти такого же», как я нашёл в кармане у Шамиля перед тем, как попросил девчонок перекатить его тушку на кусок полиэтилена и замыть кровь на полу. Стены брандвахты достаточно тонкие, и если какая-то из них высунет нос в окошко, чтобы пальнуть, то её с лёгкостью «снимут», прострелив стенку ниже окна. Если у «партнёров» имеется что-нибудь серьёзнее обреза или даже двустволки. Да даже из ружья пуля с пятнадцати-двадцати метров пробьёт её «на счёт раз».

Рассчитывать можно только на самого себя. А значит, нельзя позволить убить себя. Не только потому, что своя шкура ближе к телу, и дырки в ней, не предусмотренные конструкцией, штуки очень болезненные. Это значит, наше имущество всё равно достанется другим, но уже в придачу с моей тушкой. И мразь Фельдман точно отыграется на остальных женщинах. И в первую очередь — на Наташе, чтобы отомстить мне.

— А может, всё-таки отдать им что-нибудь, чтобы нас не трогали?

Это Вафина. Девочка явно невеликого ума. К тому же, перепуганная нашей с Мусихиным стрельбой и угрозами Юльки.

— Римма, включи мозги! Если их впустить на брандвахту, тогда они заберут всё. Просто грохнут меня, чтобы под ногами не мешался, и заберут.

Пистолеты — Наталье и Лиле. Остальным, пригодным хоть к чему-то, автоматы, у которых лично выставил переводчик огня на стрельбу одиночными и приказал не касаться оружия до первого выстрела снаружи.

Почему именно такое распределение оружия? Да потому, что пистолет нужно ещё и уметь держать. Нам в части при обучении обращению с ним всю плешь проели тем, что при неправильном хвате затворная рамка «пестика» вырывает мясо между большим и указательным пальцем. А у автомата, если его не совсем уж извращенческим способом держать, дёргающийся при выстреле затвор ничего не повредит.

Пригодные хоть к чему-то — это Надежда и Фая. Туповатая и перепуганная Римма и малолетняя Рита — вне игры. Какое им оружие? Пусть молча валяются под кроватями и не шевелятся. Молча! Без каких-либо панических визгов, на чём я особо настоял.

— Девочки, ваша задача — просто лежать на полу и раз в пять-десять секунд стрелять в открытое окошко. Повторяю: просто лежать и время от времени стрелять в воздух. Неприцельно. Просто для того, чтобы снаружи были слышны выстрелы. Если узнаю, что кто-то решил геройствовать и высовывался в окошко, чтобы в кого-нибудь попасть, самолично отхожу вот этим ремнём по голой пятой точке! И хоть зажалуйтесь после этого своим мужикам: мне кажется, они не только меня одобрят, но и сами добавят.

— Что, Мохначёв, на чужие женские задницы полюбоваться захотелось?

Вот язва!

— Ревнуешь? Значит, любишь.

— Да люблю, люблю! Вынудил всё-таки признаться…

А ведь верно. Никогда моя ненаглядная мне таких слов не говорила.

— И я тебя люблю. Но слова про наказание за «героизм» и тебя касаются. Ты мне нужна тёпленькая, а не остывшая, как Шамилька.

Ну, вы помните нашу семейную хохму про то, что два индейца под одним одеялом не замёрзнут.

— И ты себя береги. Ты же, как я поняла, «гостей» на открытой палубе будешь встречать.

На палубе. Но не на такой