Любовь со второго взгляда - Алла Сурикова

Пробовалось много хороших и разных актрис: Женя Глушенко, Лена Проклова… Но поскольку главной нашей задачей было найти Героя, то героиню, партнершу искали для него, единственного.

И так как долгое время этим единственным был Гена Хазанов — ему было комфортно, интересно и радостно с Верой Глаголевой. Мы ее и утвердили.

Потом Гена ушел, а Вера осталась. И сыграла роль театральной актрисы.

Красивая, умная, хрупкая… мастер спорта по стрельбе из лука — это все она…

До конца, до последнего кадра Вера боролась за то, чтоб ее героиня ходила в брюках и была положительной. Идея брюк не была для меня главной. Поэтому я легко пошла навстречу актрисе. А вот что касается «положительности»… Для меня было принципиальным, чтоб возлюбленная Паши оказалась потребительницей, покруче иных откровенных прохиндеев. Чтобы ее внешняя утонченность, интеллектуальный камуфляж, спекуляция на остатках романтизма бывшего астронома оказались бы роковыми для «мастера жизни».

Героиня Веры — это следующее поколение: расчет и выгода — и никакой ностальгии по утраченному

Лариса Удовиченко сыграла небольшую роль — жену героя. Это наша единственная совместная законченная киноработа, если не считать музыкального эксперимента «А вот и я!». Но эта актриса многое может, и, думаю, главные ее роли еще впереди, хотя мне очень нравятся ее работы у Леонида Филатова и Петра Тодоровского.

Кошка, которая гуляет сама по себе, — это про нее. В ней такой изгиб, напускная наивность, обвораживающее жеманство…

Я видела, как мужчины тают рядом с ней.

Художником на картине была Ирина Шретер. Старая школа. Внучка художника Нестерова. Она жила на Сивцевом Вражке в доме с красивой витой лестницей. На стенах висели картины деда. Она была очень естественна во всех поступках, что, как мне кажется, есть глубинное проявление внутренней культуры и высочайшей интеллигентности. Ирина Николаевна искренне и самоотверженно относилась к работе.

Привел ее на картину оператор Сева Симаков. Я поначалу притихла — она мне показалась «бабушкой на чайник». Потом я устыдилась своих первых ощущений. Работала она спокойно, профессионально и за десятерых молодцов.

Когда проходит время и картина начинает жить самостоятельно, из памяти уходит все, что вызывало горечь и раздражение. Остается благодарность. Я с удивлением наткнулась недавно на записные книжки того времени.

…Директор забрал с площадки машину и уехал по своей «нужде».

Начали снимать объект «Ресторан» — все не подготовлено.

Нужны карточки-визитки на пиджаки «научных» мужей — их нет. Даю Олегу Киселеву деньги — привезти хотя бы десять одинаковых наукообразных значков. Он привозит значки-«кораблики». Цепляю их на лацканы пиджаков участникам съемки вверх дном — получается нечто непонятно-загадочное.

На столах нет воды.

Приборы грязные.

Нет костюмов для певиц.

Редактор не утверждает тексты песен, а эпизоды под фонограмму уже сняты.

Кто-то отпустил актера — не можем снимать.

Кресла и диваны очень драные. Прикрыть нечем — только спинами массовки.

Автор уехал отдыхать в Пицунду.

Директор снова забрал машину с площадки по своим большим и малым надобностям.

Массовка съела все яблоки.

Купила Соломину шляпу за свои 11 рублей.

Осветители пьяные на площадке.

У актрисы под носом болячка.

Идет дождь. Плохо. Потом солнце никак не зайдет. Снова плохо. Сняли!

Макет сделали в четыре раза больше, чем я просила.

Ролан сорвался. Лечится в Ленинграде.

Посмотрела материал Поликлиники. Что на глаз казалось смешным — увы…

Чугунная решетка упала на Соломина. Еще бы чуть… Я же просила починить ее!..

Виталий разошелся… импровизирует. Утром я ему «повменяла», что от него с экрана — никаких флюидов… Вот он их поднакопил и выдал…

Оператор ударил правую ногу… Ну что ж, будет снимать одной левой…

Смотрела «Кинопанораму». Рязанов цитировал Мандельштама. Счастливый… Читает… У него есть время читать. Суп, чистая рубашка, кран, гвоздь его не отвлекают. Мне нужна своя «жена», чтоб оставалось время на Мандельштама…

А потом еще одна фраза:

Очень устала… Но надо «шевелить органикой»…

Нужно было снять эпизод, где на экскурсию в обсерваторию приходят священники.

Можно было приклеить бороды, нарядить статистов в рясы, и — вперед. Но врать не хотелось. Аня Москвина, второй режиссер, пугала — нельзя вообще снимать такой эпизод… Это богохульство.

Я набралась нахальства и позвонила в Патриархию.

— У меня такой эпизод в сценарии. Это не противоречит?

— Нет.

— Значит, можно?.

— Можно.

— А дадите?

— Дадим.

Пришли пять священников. Красивые. Умные. Образованные.

Один окончил духовную академию, другой — завотделом проповедей в епархиальном журнале, третий — бывший капитан дальнего плаванья, четвертый — бывший инженер, отец шестерых детей, и еще один с фотоаппаратом. Шутят и отвечают на шутку

— Вы все такие красивые! Мои девушки отпали.

— Раньше надо было отпадать. Теперь поздно.

— Почему?

— Мы все женаты. А развод нам запрещен.

Мы думали, они денег за съемку не возьмут, но все же выбили им ставку для эпизодников, на всякий случай, поприличнее — аж 12 рублей на человека. Взяли. И даже больше взяли бы — если б мы им дали…

Но зато мы их не пользовали как обычных артистов, а организовали по-честному экскурсию. Я попросила настоящего сотрудника обсерватории рассказывать о настоящих звездах. Тот испугался:

— Но это же не по Библии.

— Не волнуйтесь. Участи Джордано Бруно вы избежите. Рассказывайте все как есть.

Священникам очень понравилось. Задавали много вопросов. Вели себя очень естественно в кадре — им было интересно.

Картина монтировалась тяжело. Было несколько финалов, несколько вариантов «генеральной линии» героя, было много опустошающих худсоветов, перечеркивающих предложения и оценки друг друга…

Худсоветы — советы худеющим.Я же форму свою берегу.И мечтать я, и жить, и надеятьсяПо советам чужим не могу…

Однажды в загородной электричке — я сбежала на природу, в лес, в тишину — встретила одну умную кинокритикеКсу. И решила — вот может выйти достойное применение: пришить ее ум к моему делу… И устроила ей просмотр материала, ожидая Большого Полезного Совета.

Она посмотрела… Потом, забросив ногу за ногу, плела нечто о сорокалетних, которые хотят себя проверить, а попадают в руки девочек, а это и есть жизнь… Она как бы писала статью о картине, которой еще нет. И ничего по делу… Делать кино и писать о нем — разные-разные вещи…