Исповедь шлюхи - Андрей Анисимов

— Хули, я должен идти мэром? Я что, похож на придурка? Продолжил удивляться Данило Прокопьевич.

— Не гоношись. Вот для того, чтобы прикрывать наши затеи из кабинета мэра, Стеколкин полезнее на свободе. Что случись, спросят с него. Видишь, какие дела в стране творятся. Не знаешь, при каком строе утром проснешься…

— Пожалуй. — Согласился Максюта. — И снова зашептал: — Но от девки все равно стоит избавиться.

Курдюк тоже перешел на шепот:

— Уберет Постного, поговорим.

— Чего говорить, убрать ее следом и все дела.

— Забыл, она с афганцем дружбу водит. Скорей всего затащила парня к себе в койку. Пусть его роль прояснится. Потом к этому вопросику вернемся. — Курдюк махом влил в себя стакан компота и поднялся: — Ладно, пойду, послужу родине.

Максюта кивнул, медленно допил свой компот и ложечкой доел фрукты. Его кабинет находился в здании мэрии, и он от службы родине и в обед не отрывался.

Одноногий дед Корольков не только дежурил на лодочной станции под деревней Щеглы в качестве сторожа, он теперь в ней и жил. Хозяин кооператива Николай Матвеевич Солохин разрешил инвалиду занять маленький чуланчик в самом здании. Корольков быстро обустроился. Лежанку он соорудил себе из трех спасательных кругов, связав их между собой, чтобы ложе во сне не разъезжалось. На круги уложил поролоновый коврик, предназначенный для загара посетителей. На дворе стояла осень, никто уже загорать не пытался, и коврик до следующего лета оставался вакантным. Одеяло и подушку Николай Матвеевич привез сторожу из дома. Из обрезков досок, оставшихся после строительства, дед сам сколотил столик и лавку. Одежды он носил немного, и шкафа не понадобилось. В каморке имелась лампа без абажура и розетка для кипятильника. Электрической плиткой Солохин сторожу пользоваться не разрешил. Хозяин знал о слабости своего работника к горячительным напиткам и опасался пожара. Кооператор много отсутствовал, закупая на базах оборудование для станции и выправляя бумаги. Он уже приобрел четыре водных велосипеда, а еще раньше закупил десять лодок. Лодки долго стояли на прицепе и, вполне возможно, оставались бы на нем до следующей весны, но Николай Матвеевич очень серьезно готовился к пикнику по случаю вступления в должность мэра города. Он понимал — создав условия для отдыха городского начальства, заслужит их благосклонность. А это в его начинающемся бизнесе имело большое значение. Для нормальной работы требовались всякие формальности, связанные с безопасностью клиентов. При желании начальство всегда сумело бы найти причину станцию закрыть. После праздника Солохин мог надеяться, что подобного желания у них не возникнет. Поэтому и спустил лодки на воду.

После того как они оказались в реке на причале, Королькову дремать в беседке уже не пришлось. Угнать лодки по воде куда проще. Это могли сделать и мальчишки. Необязательно с целью воровства, а для того, чтобы покататься. Правда, весла хранились на станции, но малолетних разбойников это вряд ли смущало. Подростки из деревни Щеглы часто торчали на берегу, поглядывая на новенькие лодочки с видимым интересом. Среди мальчишек имелось несколько отъявленных хулиганов, и сторож вынужден был постоянно проявлять бдительность. Но старик знал, что долго на воде лодки и велосипеды не пробудут. На зиму их поднимут на берег, и он сможет расслабиться. Расслаблялся дед при помощи жигулевского пива, нередко повышая градус добавкой, как он говаривал, «белого вина». Получая небольшую зарплату, инвалид мог себе раз в неделю это позволить. Корольков никогда не напивался до полного свинства, иначе Солохин не рискнул бы предложить ему работу. Дед выпивал понемногу, предпочитая находиться в благодушном настроении круглые сутки.

Сегодня сторожа никто не тревожил. Солохин вчера уехал в Москву получать свидетельство на свой лодочный кооператив, и Корольков на три дня остался за хозяина. Мальчишки с утра учились в школе, а два пенсионера, дремавшие на берегу с удочками, опасности не представляли.

Дед выпил натощак бутылку пива, сварил в кружке с помощью кипятильника яйцо вкрутую и старательно корявыми пальцами лишал его кожуры. Трапезничал в беседке, откуда мог обозревать территорию. Он разрезал яйцо на две части, уложил на ломоть черного хлеба и, пережевывая остатками зубов свой бутерброд, любовался пейзажем. Бутылка пива уже согрела его внутренности и настроила на блаженно-лирическую волну. Он размышлял на тему своей одинокой жизни. Наконец и он дожил до настоящего счастья. Инвалид имел кров и, к небольшой пенсии, зарплату сторожа. Хозяин не слишком допекал его поручениями, а во время службы, работник мог дышать свежим воздухом, рыбачить и наслаждаться прекрасными видами. Сегодня над рекой стелился утренний туман, обещая теплый осенний день.

Станция расположилась на высоком берегу Глуши. До поворота, где виднелись сваи разрушенного моста, река текла медленно. Еще до большевиков там стояла мельница Василия Прохорова. Мельник прославился тем, что вырастил одиннадцать сыновей и всем дал образование. Один из его сыновей после революции даже служил заместителем наркома легкой промышленности, но затем, в тридцать седьмом, сгинул. Посадили и остальных братьев. Сам Василий Прохоров попал под «раскулачку» и умер в Сибири. Мельницу деревенская беднота разграбила, и в наши дни от нее даже фундамента не осталось. Но в месте, где она стояла, сохранился омут, который так и звали «прохоровским». А чуть дальше торчали опоры бывшего мостика. За ними начинались пороги, и Глуша спокойный нрав меняла на бешеный. Бесилась она метров двести, затем затихала и, насколько видел глаз, несла свои воды медленно и степенно.

Корольков до поворота прогулок не совершал. Тропинку вдоль берега рыбаки протоптали, но хромать по ней на костылях, инвалиду не хотелось. Покончив с трапезой, он аккуратно собрал яичную скорлупу в пакет, а пустую бутылку от пива поставил в уголок под лавку. Бутылки старик сдавал и относился к стеклянной таре бережно.

Туман постепенно поднимался, и солнце начинало припекать. Корольков снял телогрейку, положил ее на скамью беседки и хотел уже вздремнуть, как услышал треск мотоцикла. Мотоциклист приближался не со стороны Щеглов, а с дороги, ведущей в Глухов. Старик видел, как он переехал мост и свернул к нему. Хозяин никаких распоряжений насчет гостей не давал, но сторож на всякий случай поднялся и, прихватив костыли, из беседки вышел. Лихо развернув своего железного коня, мотоциклист притормозил у здания лодочной станции, огляделся и, заметив сторожа, газанул к нему. Внешность парня показалась Королькову знакомой. Но вспомнить конкретно, кто прикатил, он не смог. Инвалид в лицо помнил почти всех жителей города, но далеко не всех знал по имени.

Тем временем молодой человек спешился, поставил свой мотоцикл на подпорку и широко улыбнулся:

— Привет, дедушка! Не помешал?

— Как мне можно помешать, я, видишь, ничего такого здесь не делаю. — Улыбнулся в ответ сторож, обнажив несколько желтых от табака сохранившихся зубов.

— А я еду мимо, смотрю, красотища какая. Раньше тут пустой берег, а теперь и лодки, и беседка… Никак станцию открыли?

— Еще не открыли. — Ответил старик. Но восхищение парня ему пришлось по душе. Корольков с недавних пор станцию считал своим домом, и похвала парня его радовала.

Мотоциклист тем временем быстро оглядел беседку, заметил в углу, под лавкой, пустую бутылку пива:

— Вижу ты, дед, «жигулевское» уважаешь. У меня его нет, а вот пару банок немецкого всегда при себе имею. Давай их откупорим на природе.

— Ты же за рулем. Дух пойдет, — напомнил Корольков, но глазки у него засветились.

— Ничего, пока с тобой посижу, проветрится, — успокоил заботливого инвалида мотоциклист и извлек из кармана две банки: — Открывать умеешь?

— Королькова заграничным пивом иногда угощали, и он с банкой быстро управился. Парень поднялся в беседку, посасывая пиво, внимательно осмотрел причал, про себя быстро пересчитал лодки и водяные велосипеды, пристегнутые цепями к сварным перилам, после чего уселся на скамейку и позвал сторожа:

— Присаживайся, дедуля. Я на двух ногах стоять не люблю, а тебе на одной и подавно не в масть…

— Да я на трех, как видишь. — Пошутил инвалид, но поднялся и на лавку присел.

— Один скучаешь? — Поинтересовался мотоциклист.

— А чего мне скучать? Сам сказал, тут красотища. А один давно. Бабка у меня еще шестнадцать лет назад погибла, с тех пор и кукую. Привык уже…

— Я тебя в городе часто видел.

— Да я тебя тоже где-то видел, только не припомню где. — Ответил Корольков.

— Меня Игорьком зовут. — Представился парень. А где видел, там меня уже нет…

— Сидел, что ли? — Предположил сторож, оглядывая богатую татуировку на обеих руках нового знакомого. На пальцах левой руки он даже успел сложить слово «Хруст».