Храмовый раб - Дмитрий Чайка

А в это время в лагерь ассирийцев, с другой стороны, заходили части, пришедшие из Куты. В центре разбили шатер великого царя, куда привели связанного Нергал-Нацира и бросили на колени. Синаххериб сидел на возвышении, разглядывая того, как диковинную зверюшку. Несмотря на звериную жестокость и вспыльчивость, переходящую всякие границы, великий царь Ассирии был очень умным и образованным человеком, покровителем искусств и литературы. Высокомерие и властность сочетались в нем с прозорливостью и отвагой, а единственный способ управления, который он признавал, был непрекращающийся террор. С одной стороны, перестроив и украсив столицу страны Ниневию, он превратил ее в город с садами, площадями и прямыми, как стрела, улицами. С другой же, за нарушение линии при постройке дома, горожанина сажали на кол прямо на крыше этого дома. Царь не терпел беспорядка. И вот этот человек, восседая неподвижно, как статуя, смотрел на Нергал-Нацира немигающим взглядом. Рядом стоял вельможа, служивший голосом царя. Ибо немыслимо для повелителя четырех сторон света говорить лично с ничтожным пленником.

— Царь Синаххериб, царь великий, царь могучий, царь множеств, царь Ассирии, царь Вавилона, царь Шумера и Аккада, царь четырех стран света, вещает моими устами свою волю. Великий царь отдает должное твоей храбрости и являет свою милость. Тебе надлежит покориться и принять службу, заняв место в Царском отряде. Позднее, оценив твои старания, великий царь даст тебе место по достоинству.

— Великий царь множеств и всех сторон света, какие есть, очень милостив ко мне. Спасибо ему за это. И посему я, ничтожный, припадая к его стопам, покорнейше прошу его отсосать у меня. И после этого я стану ему вернейшим воином, потому что он уже вознаградил меня.

В шатре установилась звенящая тишина. Воины занесли копья, чтобы проткнуть наглеца, но царь резко поднял руку.

— Ты ищешь легкой смерти, — сказал вельможа. — Твоя хитрость не удалась. Тебя казнят завтра, и смерть твоя будет жестокой.

— Ты ничего не понял. Я уже умер, — усмехнулся Нергал-Нацир.

Стража выволокла его на улицу.

— Сдирание кожи великий царь считает достаточным наказанием за его дерзость? — склонился в поклоне Голос царя.

Великий царь медленно наклонил голову в знак согласия.

Наутро, построившиеся войска вавилонян и эламитов увидели сколоченную на скорую руку деревянную конструкцию. К ней подвели обнаженного Нергал-Нацира, привязали ему веревку за ноги и быстрым движением повесили вверх ногами. Потом палач одним движением отсек мужское достоинство и прижег рану раскаленным прутом. После этого он сделал круговой надрез в районе пояса, а затем- два разреза вниз до подмышек, и двумя быстрыми движениями сорвал кожу, превратив ее в два жутких фартука, закрывающих голову. Обнаженные мышцы палач густо засыпал солью. Нергал-Нацир издал утробное мычание, но не опустился до крика.

Потрясенные войска вавилонян двинулись вперед, не дожидаясь команды. В центре ассирийского войска, сверкая медью щитов, навстречу шагнул Царский отряд.

Отборная гвардия царя, его личные головорезы, комплектовались из рослых и сильных бойцов. Каждый из них имел чешуйчатый доспех и конусовидный заостренный шлем, что было немыслимо дорого. Передняя шеренга была закрыта ростовыми щитами, вторая и третья несли более легкие круглые щиты. Вперед было выставлено три ряда копий. Первая шеренга держала копья у бедра, вторая- у пояса, третья- на уровне плеча. Сзади шли воины, готовые заместить раненых и убитых.

Монолитный строй, закрытый огромными щитами и доспехами, ощетинившийся тремя рядами копий медленно и неудержимо, не обращая внимания на ливень стрел, шел на вавилонян, выкрикивая свой клич:

— Ашшур!

И эта сила, в количестве пятнадцати тысяч человек, просто проломила жидкую вавилонскую фалангу, переколов ее копьями и перерезав узкими короткими мечами из редкого и дорогого тут железа. Лучники, бесполезные в ближнем бою, побежали, бросая снаряжение. За ними устремилась конница, рубя их в спину и проламывая головы окованными бронзой палицами. Вавилонский царь ударился в бегство одним из первых, бросая жен, наложниц и свое добро. Глядя на него, побежала пехота. Ахемен, собрав свои сотни, подозвал младшего брата и сказал:

— Камбис, брат, пора. Боги все решили, и они на нашей стороне. Ты знаешь, что делать. Встречаемся в нашей пещере. Охраняй серебро и жди меня.

— Да, брат, — тот склонил голову, и, гикнув, умчался со своими бойцами.

— Братья мои, — сказал Ахемен командирам, — Боги отвернулись от царя Апла-иддина. Он бежал как трус, бросив своих жен. А разве мы должны умирать за труса? Мы уходим, у нас будет новая жизнь.

И отряд персов вышел из боя, обойдя Киш по широкой дуге, и поскакал в сторону Куты, чтобы вытащить Макса. Теперь-то уж у Ахемена не было ни малейших сомнений, что этот парень может пригодиться. Да и слово он давал. А слово настоящего перса было куда дороже какого-то серебра, это знал каждый. Битва шла еще пару часов, армия царя добивала оставшиеся в строю части вавилонян. Но вскоре и они погибли или сдались в плен.

По полю битвы ходили группы по два писца из канцелярии царя. Они вели учет убитых врагов, чтобы увековечить великую победу. Учет велся по головам, причем в прямом смысле. Головы под счет выкладывали в кучи, а писцы старательно заносили их количество в документы.

Изредка они переговаривались между собой и с сопровождающими их солдатами.

— Тридцать две кучи по сто голов.

— Тут девяносто две, несите еще.

— Этот ранен, с ним что делать?

— Идти может? — задал писец встречный вопрос.

— Эй, ты идти можешь? — спросил воин, пнув лежащего ногой. Раненый отрицательно покачал головой.

— Не может.

— Дорезать и голову в кучу. Мы так до утра возиться будем.

Писцы работали по парам, фиксируя все на двух языках. Один писал клинописью на глиняной табличке, второй — на арамейском, используя папирус. Империя тогда уже была двуязычной, а великий царь любил порядок во всем.

Волны панически бегущих воинов прибежали к Вавилону, который в ужасе стал ждать войско великого царя Синаххериба. Лучшие люди города проявили благоразумие, собрав выкуп за свою жизнь и неприкосновенность имущества. Город никто оборонять не стал, тем более что и сам царь Мардук-апла-иддин бежал так быстро, что остановился только в Эламе, где его приютил давний соратник, царь Шутрук-Наххунте, второй этим именем, ну дальше вы поняли.

Войдя