Философская драма. Сборник пьес - Валентин Герман

Кидается к столу, роется в бумагах.

Вот! Глядите: прямо сказано… «Бог весть, с какой причины»… Да?.. Это значит, что он – однозначно не виновен! Причина-то – какая?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Какая?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Бог весть какая! Поняли? Все вопросы – к Богу…

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Да?.. Но мы же не по церковному ведомству… Не знаю… Вы нам велели разобраться, мы – и того… А надо – так мы его и обратно отвести можем.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Под конвоем?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Естественно.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Вот именно.

Форму-то надо соблюдать.

Не выдерживает и начинает хохотать, двое других смеются тоже.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Это даже очень обидно. Мы стараемся, а вы нас – прямо как детишек…

Все продолжают смеяться.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Ну, вы… не обижай… не обижайтесь…

Хохочет в голос.

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА: Ой, не могу!..

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Ладно, будет вам. Ихнее благородие ждут, а вы – вона что!..

Дылда возвращается за стол. Шинели отходят на почтительное расстояние.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Весёлый народ… С нами не соскучитесь.

(Попову)

А ведь и вы – тоже весёлый человек. Вон сны вам какие… игривые… снятся. Прямо карнавал какой-то… Прямо – по Бахтину… сто лет спустя…

ПОПОВ: Простите… А если не заглядывать так далеко… Нельзя ли?..

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Можно! Вам – всё можно. Вы здесь – как дома. Будьте, как говорится, как дома… Да это и есть ваш дом. А мы… мы тут только так… попИсать (то есть – пописАть) зашли… Мы – не более, как… обслуживающий персонал, что ли. Не хочется использовать слово «лакеи» (уж больно потасканное, повАнивающее, между нами скажу, слово), хотя… оно б точнее всего тут бы подошло.

Вскакивает, достаёт из кармана белый носовой платок и, повесив его себе на согнутый локоть, сгибается перед Поповым в полупоклоне. Потом берёт со стола пустую тарелку, бегло протирает её о локоть, подставляет Попову.

Угощайтесь, сделайте одолжение! А это вот…

Придвигает ещё одну.

…для косточек.

ПОПОВ: Да-да… Я согласен… Это всё очень… очень остроумно.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Как я рад, что вы – оценили!

Поворачивается к шинелям.

Он – оценил!

(Попову)

Они ведь тоже старались. Впрочем, вы как-то так сказали это слово… «остроумно»… несколько вяловато… Будто хотели продолжить: но… Неужели у вас, так сказать, за пазухой… ещё осталось спрятанным какое-то «но»?

ПОПОВ: Я хотел сказать: но… хотелось бы… поближе к делу…

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: И прекрасно! Опять, выходит, наши желания совпадают. И я жажду… я тоже жажду к делу перейти… Но мало ли, думал: вдруг Тит Евсеич не в настроении о делах сегодня говорить, так мы б и на более позднее время всё это перенести могли. Но – раз уж вы сами так вот прямо и рвётесь к делу…

Берет ручку и бумагу.

Фамилия?

ПОПОВ: Что?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Я спрашиваю: фамилия?

ПОПОВ: Чья? Моя?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Ваша.

ПОПОВ: Попов.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Как? Вот так просто: «Попов»?

ПОПОВ: Да. Вот так просто: «Попов»!..

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Тут… обе буквы «о»?.. Случайно, не – ПотАпов? А то ещё, знаете, бывает даже «Поповский» или «Попович». Ах, нет, «Попович» – это космонавт!..

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА: Раз у меня был даже «ПоповничЕнко»… Или – «ПоповнИченко»? Нет! «ПоповничЕнко». Представляете?.. Каких только фамилий на свете не бывает!

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да… Каких только не бывает… Хотя – чтО я?.. Ведь вы же и сами… мастер их изобретать… Просто – лепить, так сказать, из воздуха!.. Как? Как это там… у вас?

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (достает бумагу и читает):

«Явились тут на нескольких листах:Какой-то «Шмидт», два брата«Шулаковы»,«Зерцалов», «Палкин», «Савич»,«Розенбах»,«Потанчиков», «Гудим-Бодай-Корова»!..

Передает бумагу Коротышке.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«Делаверганж», «Шульгин»,«Строженко», «Драх»,«Грай-Жеребец», «Бабков», «Ильин»,«Багровый»,«Мадам Гриневич», «Глазов», «Рыбин»,«Штих»,«Бурдюк-Лишай»… и множество других.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Да!.. Вот это фамилии – так фамилии… «Бурдюк-Лишай»!.. Музы ка! Не то, что какой-то там… Попов!

Помолчав.

Имя?

ПОПОВ: Что вы?

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Имя ваше?

ПОПОВ: Тит.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Отчество?

ПОПОВ: Евсеевич.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Чин какой имеете?

ПОПОВ: Советник.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Советник… Хороший чин. Благородный. Не так чтобы слишком высокий, но и не маленький. Как раз между министром и каким-нибудь там… Да… Ну, в общем, есть куда падать, если что… Не так ли? Да… Я всегда с гордостью говорю: «Советник Попов!». Ведь я – тоже советник. И тоже – Попов. Вот совпадение, а?.. Хотя – вы правы – это к делу не относится. А вот – что относится? Как вы думаете?

ПОПОВ: Не знаю. К сожалению.

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Не знаете?.. Ну что ж, так и запишем…

Задумывается.

Не любите вы нас. Это нехорошо. Не для вас, конечно. Вам-то – что? Мы – страдаем! Ну ладно. Давайте взвесим всё это на беспристрастных весах Фемиды, как говорится…

Берёт тарелки, которые он ранее предлагал Попову в качестве угощения, ещё раз протирает о локоть, сдувает пыль. Делает знак. Шинели приближаются. Дылда вручает тарелки Женщине.

Закрой глаза. Нет, так не пойдёт. Платок у кого-нибудь есть? Какой-нибудь платок?.. Что?.. Нет?.. Ах вы, растяпы!..

(Попову)

Тит Евсеич! Платочек не одолжите? Мы вернём, не извольте сомневаться.

Попов достаёт из кармана платок. Коротышка завязывает глаза Женщине и отходит в сторону. Она стоит с завязанными глазами, держит перед собой руки с тарелками (как чаши весов).

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Вот и давайте рассудим… Искренности мы от вас… Ждали? Ждали.

Заглядывает в первую тарелку.

Увы, милейший Тит Евсеич!.. Увы… О любви… Молили? Молили…

Заглядывает во вторую.

И опять же могу повторить то же самое: увы!.. О любви – не меня ли вы мило молили и в туманы лимана манили меня?.. И – увы!.. Увы, милейший Тит Евсеич!.. А ведь вы – и не любите, и не говорите прямо, что… дескать… не люблю! Или там – ненавижу! Или – хоть бы и помягче: не испытываю, мол, особой… перед вашей особой… особой какой-то симпатии. Да?.. Ни то, ни сё, ни кукарЕку!.. Как же нам быть с вами? Подскажите…

Попов пожимает плечами.

Ну это мы тоже умеем…

Пожимает плечами; потом делает знак Коротышке.

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает по бумаге):

«Небесный свод сиял, так юн и нов,Весенний день глядел в окно, так весел,Висела пара форменных штановС мундиром купно через спинку кресел…».

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (читает):

«И – в радости – уверился Попов,Что их Иван там с вечера повесил».

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (продолжает):

«Одним скачком покинул он кроватьИ начал их в восторге надевать.– То был лишь сон! О, счастие!О, радость!..Моя душа, как этот день, ясна!..».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА:

Стоп!.. Что? Как там?

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:

«Моя душа, как этот день, ясна!..»

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА:

«Ясна», говорите?.. «Счастие»?«Радость»?..

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА:

Ну, да!

(Читает)

«Не сделал я Бодай-Корове гадость!Не выдал я агентам Ильина!..».

ШИНЕЛЬ-ЖЕНЩИНА (читает):

«Не наклепал на Савича! О, сладость!Мадам Гриневич мной не преданА!..».

ШИНЕЛЬ-КОРОТЫШКА (читает):

«СтражЕнко – цел, и братья ШулакОвыПостыдно мной не ввержены в оковы!..».

ШИНЕЛЬ-ДЫЛДА: Стоп!.. Как вы сказали? «Постыдно»?..

Берет у него бумагу и сам читает.

«Постыдно мной не ввержены в оковы!».

А!.. Каково? «Постыдно мной не ввержены…».

(Попову)

Так вы уж не со стыда ли… Так… так… Сердечный вы человек… Так? Или – не так?.. Только – как же это совместить? То у вас «душа ясна»… а тут же у вас и что-то такое… постыдное… возле этой души корячится… Как это? Ну-ка!..