Предатель. После развода - Арина Арская

и ее совсем не тревожил вопрос новой женщины у меня.

А она же принципиальная.

Только вот на несколько секунд я и она были лишены всех принципов, обид, сомнений, и нас накрыло.

Я принял тот факт, что мне с Анфисой больше не светит ничего кроме напряженных встреч и разговоров, в которых сквозит холодная язвительность.

Но теперь она спит в моей кровати, а я не хочу, чтобы она просыпалась.

Пусть этот тихий спокойный момент, в котором я смотрю на дочку и бывшую жену, продлится вечность.

Анфиса не позволит мне свернуть на дорогу понятной и простой жизни, в которой я все контролирую и знаю, чего ждать.

Конечно, она сейчас резко отстранится и опять закроется в себе, но потом мы с ней вновь столкнемся и нас встряхнет.

Контроль даст сбой.

Покраснеет, улыбнется, скажет какую-нибудь глупость, и меня понесет как дикого жеребца.

Афинка открывает глаза и переводит на меня сонный взгляд. Хмурится. Садится, неуклюже поправляет на плече Анфисы одеяло, зевает, прикрыв рот ладошкой и вновь смотрит на меня. Медленно моргает.

— Чего проснулась? — тихо спрашиваю я.

Задумчиво трет щеку.

— А ты чего смотришь? — отвечает сонно и сипло Афинка. — Вот и проснулась.

— Потому что смотрел?

— Угу, — кивает и шепчет. — Ты тоже хочешь спать? Ложись, — похлопывает по матрасу. — Тут много места.

Когда Борька был ее возраста, мы часто втроем засыпали в одной кровати после обеда в выходные дни.

Он много вертелся, задавал кучу вопросов, переворачивался, но потом все же засыпал, и мы вместе с ним. Я помню то сладкое чувство сонного уюта и тепла, и где-то в сердце тянет глубокой тоской.

— Ложись, — Афинка убирает локон со лба и вздыхает, — можно.

— Не думаю.

— Можно, — едва слышно повторяет Афинка. — Пока мама спит, то можно.

А затем в ожидании моргает.

Такая сладкая булочка.

Если я сейчас откажусь от ее соблазнительного предложения поспать рядышком и выйду, то я разобью ее маленькое сердечко.

А я разве могу так поступить?

Афинка заползает обратно под плед, аккуратно складывает ручки на груди и косит на меня хитрющий взгляд:

— Мама спит.

Я обхожу кровать.

Я должен выйти.

А потом я объясню Афинке, что мы с мамой не вместе, поэтому мы не можем спать на одной кровати.

Но я правда не против вздремнуть.

Как-то резко навалилась усталость, а на диван в гостиной я не хочу. И комната — моя. Кровать тоже — моя.

Афинка расплывается в улыбке и довольно щурится, когда я бесшумно сажусь на край кровати.

Осторожно откидываю плед, замираю и смотрю на Анфису.

Спит?

Наверное, если бы не спала, то уже бы демонстративно встала и торопливо вышла, поэтому я делаю вывод, что она спит.

Ложусь рядом Афинкой и накрываюсь пледом.

— Тогда еще немножко посплю, — Афинка сладко зевает и закрывает глаза. — И ты, папа, спи.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Обнимаю Афинку и смыкаю веки.

Даже если потом мне прилетят крики от возмущенной Анфисы, когда она проснется, то все равно: мое решение подремать будет стоить этой цены.

— Папочка, а поцелуй меня.

Целую Афинку в щеку:

— Теперь спи.

— Ладно.

Воцаряется густая и теплая тишина. Сейчас весь мир для меня сократился до одной спальни, в окна которой льется солнечный свет. Он пробивается через тюль и рассеивается мягким потоком.

И насильно такой тихий и умиротворенный момент не вытянешь из женщины. Не потребуешь.

Как остановить время?

Почему мне это волшебство не подвластно?

Мне остается только запомнить эти минуты и сохранить их в памяти, потому что иллюзия домашнего уюта скоро будет разрушена.

Но это будет потом.

Сейчас я пойду на поводу своего эгоизма и посплю под сопение дочки и бывшей жены. Урву кусочек семейного тепла.

Потому что я по нему истосковался, как бездомный зверь, и если есть возможность погреть свои бока, то я не откажусь от нее.

— Не нужна нам никакая другая тетя, — вздыхает под моей рукой Афинка. — У нас есть мама.

Глава 38. У нас же есть мама

Открываю дверь, захожу и замираю. В прихожей в окружении игрушек сидит Афинка. Улыбается:

— Бойя…

— Бойя, Бойя, — киваю я и стягиваю шапку с головы, а после скидываю рюкзак с плеч. — Ты сегодня к нам? А где мама? Папа?

Что-то как-то тревожно. В квартире тишине, а Афинка одна сидит и играет.

Они поубивали друг друга, что ли?

Могли же.

Афинка прижимает пальчик к губам:

— Тссс…

Я недоуменно вскидываю бровь.

Что, блин, происходит?

— Папа и мама спят, — поднимает с пола розового зайчика, вертит его в руках и откладывает. — Сони, — вновь смотрит на меня, — а я опять проснулась. И вот ты пришел. Бойя, — расплывается в улыбке.

— В смысле, спят?

Спят?

Я реально нифига не понимаю. С какого перепугу они решили устроить себе тихий час, когда обычно разговаривают друг с другом сквозь зубы и на грани бешенства?

Афинка встает и шагает ко мне.

Пока я недоумеваю в тишине, она меня обнимает и поднимает лицо:

— Подними меня.

Обычно я ною, что Афинка тяжелая, но сейчас, пребывая в шоке, я молча ее поднимаю на руки. Ладно, чуток покряхтываю.

— Бойя.

Афинка смачно чмокает меня в щеку и крепко обнимает за шею:

— Сегодня все целуются.

— Вот как?

— Угу. Даже мама с папой, — отстраняется и шепчет, — я все видела. Они целовались.

Медленно моргаю.

Я мало, что понимаю в детях, но, может, Афинка сейчас вошла в тот возраст, когда дети много фантазируют?

Я скорее поверю в летающих единорогов над Москвой-сити, чем в то, что мама и папа поцеловались.

Нет, версия того, что они поубивали друг друга, более реалистичная и понятная.

— Да, целовались, — упрямо повторяет шепотом Афинка и хмурится, — мама говорит, что это секрет, но я не умею хранить секреты. Вот.

Вздыхает и прикладывает теплую ладошку к моей щеке:

— Ты холодный.

— На улице прохладно.

— Хочу кушать, — поглаживает по щеке. — Я голодная.

Так.

Недоумение меняется растерянностью. Мне надо покормить Афинку? А чем ее кормить?

— Хорошо, — неуверенно говорю я и спускаю Афинку на ноги. Она шмыгает, наблюдая, как я снимаю куртку. — Мне сначала надо переодеться, помыть руки…