Фаворитка Наполеона - Эдмон Лепеллетье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из Вены полковник Анрио и графиня Валевская отправились в Дофинэ через Альпы. Прошло уже две недели, как они ехали по дороге в город Гренобль. Они двигались очень медленно, принимали массу предосторожностей, вплоть до сокрытия своих настоящих имен. В это время стояли сильные холода, особенно в этих альпийских областях; всюду лежал снег. Однажды, подходя к дому, где они должны были переночевать, графиня Валевская, внезапно упав духом, ухватилась за руку Анрио и сказала ему сквозь рыдания:
– О, полковник, я хотела бы умереть! Я слишком устала… Хотя бы это кончилось поскорее!
– Смелее, графиня, смелее! – ответил Анрио, поддерживая молодую женщину. – Почему вы вдруг загрустили? Ведь мы вскоре доедем до цели нашего путешествия, и все наши трудности и усталости останутся позади!
– Меня мучает не настоящее, а будущее. Император был очень сдержан, слишком осторожен по отношению ко мне и к вам. Он не доверяет нам. Он не захотел связывать себя словом, что все наши усилия не пропадут даром и что он воспользуется нашими советами.
– Подобная осторожность была необходима, графиня. Он должен был сдержаться и не выказывать пред нами своих надежд. Вы не имеете права сомневаться в его доверии к вам. Он ьери1 в армию, понимает, что все гонения и притеснения, чинимые министром, невольно кинут к нему офицеров. Да и не все они остались служить при Бурбонах, те же, которые остались на службе, сделали это по необходимости. Маршал Лефевр, удалившийся к себе в Комбо, далеко не один. Я вскоре увижу его, поговорю с ним о Наполеоне. Как только мы соберем армию, я отправлюсь в Комбо.
– Вы надеетесь встретить в Гренобле поддержку? – спросила графиня.
– Да! Там гарнизоном стоит мой полк; я увижу своих офицеров, своих солдат. Армия жалеет, ждет, жаждет возвращения императора… А потом, промахи, делаемые маршалом Сультом и герцогом де Берри, подготавливают ожесточенную борьбу против роялизма… Вскоре мы увидим, как повсеместно восстанут войска, возглавляемые угнетаемыми ныне офицерами.
– О, я не сомневаюсь в тех преданных героях, которые сейчас же придут на помощь Наполеону, как только колесо фортуны повернется к нему. Я сомневаюсь в решительности самого Наполеона: он не верит уже в свою звезду!
– Не думайте так, графиня! Стоит только вспомнить, с какой лихорадочной горячностью он комментировал газетные сообщения, порицал правительство, уверял в близком перевороте в пользу герцога Орлеанского или Наполеона Второго под регентством Марии Луизы.
– Его сын! Мария Луиза! А, это тоже мое больное место! – сказала графиня, подавляя рыдания.
Тогда Анрио понял наконец истинную скорбь и страдания этой женщины, все мысли которой были устремлены к Наполеону и к ее собственному ребенку от него.
Слезы заливали ее красивое, изящное лицо. Брови нахмурились, губы слегка вздрагивали, но вся ее подавленная горем фигура дышала глубокой гордостью. Наконец она вытерла слезы и, протягивая руку Анрио, сказала:
– Простите меня, полковник, но я чувствовала себя очень, очень несчастной! Слезы успокоили меня. С того самого момента, как мы расстались с императором, они подступали у меня к горлу и душили меня. Спасибо вам за то, что вы поняли меня. Спасибо, я не забуду этого!
– Сегодня вечером я надеюсь получить кое-какие добрые известия. У меня имеются друзья, с которыми мы должны встретиться. Мы поговорим об императоре и подготовим его возвращение, если Франция готова призвать его обратно.
– Да услышит вас Господь! Пусть поскорее вновь взойдет звезда, померкшая на мгновение! Пусть мое личное счастье навсегда закатилось для меня, но я буду счастлива хоть издали видеть, что Наполеон снова завоевал свою утраченную власть. Я ничего не жду от него, не имею права надеяться на что-либо с его стороны… Но об этом я даже и не думаю; я рада служить императору, не рассчитывая ни на какую награду, не претендуя на счастье или благодарность.
Они подошли к лачужке, занимаемой какой-то старухой и пастухом, около Малижэ, на берегу Дюранс.
Женщина, увидев подходящих к ней путников, вышла за дверь и сказала:
– Стоит страшный холод, добрый барин и красавица барыня, и я совсем заждалась вас.
– Найдутся у вас хорошие постели? – спросил Анрио, отдавая поводья какому-то парню, подбежавшему к нему.
– О, что касается хороших постелей, то я соврала бы, если бы сказала, что таковые найдутся у меня! Но зато что касается ваших лошадей, то им будет хорошо на конюшне, за это-то я ручаюсь. Не правда ли, Матюрен? Зато и огонек я развела для вас, вот уж увидите!
– Ну, и ладно! Войдем поскорее в дом!
Анрио подал графине руку и прошел вслед за ней в низенькую комнату лачужки.
В очаге горел жаркий огонь; путников сразу охватила приятная теплота. Графиня подошла к очагу, уселась на шаткую деревянную табуретку пред огнем и вытянула руки и ноги к пламени, весело игравшему по раскаленным углям. Лицо Валевской смягчилось. В его нежных чертах уже не отражались страдания, которые еще недавно мучили графиню.
Анрио с радостью видел, что ее душа отходила в этой атмосфере благодатного покоя, а затем подумал о свидании с друзьями, назначенном в этом уединенном месте.
Они с графиней прибыли ранее назначенного срока – тех еще не было; поэтому они принялись за ужин.
Работник все время торчал сзади них. Он с любопытством наблюдал за ними, следил за всеми их взглядами, за их отрывочными словами, как бы желая прочитать мысли, остававшиеся невысказанными, и превратить в стройные фразы брошенные путешественниками отрывочные слова.
Они и не замечали этого наблюдателя. Пастух был невелик ростом, очень коренаст, кривоног, с непомерно большой мохнатой головой. Вытянув шею, прищурив глаза, опустив плечи, он был очень похож на охотничью собаку в стойке. Казалось, что он подстерегал прибывших посетителей словно добычу.
Чего он ждал? Что делало его таким сосредоточенным и серьезным?
Подойдя к очагу, Анрио заметил Матюрена, но не обратил на него внимания. Он повернулся к крестьянке, которая собирала посуду и подавала свои незатейливые блюда, и сказал ей ласковым тоном:
– Итак, милая, значит, вы ждали нас?
– Да как же было не ждать! Ведь я не знала наверное, когда именно вы пожалуете.
– Нам пришлось сильно задержаться в пути. Во-первых, дороги у вас плохие, затем идет снег, а главное – мы не знали как следует дороги.
– Вам, вероятно, хочется навести справки о местных жителях? – вмешался Матюрен. – Здесь это не очень-то удобно. Все волком смотрят друг на друга; полиция не любит шутить, когда говорят об императоре.
– Об императоре? Что вы хотите сказать этим, друг мой? Я не понимаю вас!
– Э, барин, Господь с вами, это так просто! С тех пор как его заперли там, на острове Эльба, находятся порядочные люди, которые не перестают думать о Наполеоне. Говорят, что Бурбоны делают такие вещи, которые не следовало делать. Полицейские крючки рады были бы заставить замолчать всех тех, кто думает об императоре, ну, да это не так-то уж легко сделать… Можно быть последним нищим и все-таки иметь свое мнение. Никогда, никогда – слышите ли вы? – не было у Наполеона столько приверженцев, как с тех пор, когда его прогнали. Но он вернется, это уж во всяком случае!
– Вы так думаете, друг мой?
– Да, следует, чтобы он снова взял в свои руки управление страной, а го духовенство уже показало нам свои лапы, да и король старается отобрать все наше добро.
– А, значит, и вы так смотрите на вещи? – спросила графиня, плохо скрывая радость при этих словах Матюрена.
– Да, сударыня, я держусь такого мнения. Да и не один я, как мне кажется.
– А почему вы думаете, что император еще может вернуться? Недостаточно надежды нескольких бедняков, чтобы вернуть прежнего государя, ныне оставшегося без поддержки и без вооруженной силы.
– Это правда; но всем известно, что за это дело взялось много солдат и даже генералов. Мне не раз приходилось слышать об этом. Говорят, что…
– Ты лучше сделаешь, если отправишься в конюшню и посмотришь, все ли там в порядке, – перебила его старуха крестьянка. – Сам видишь, что твоя болтовня надоела доброму барину и красавице барыне. Ты еще навлечешь на нас разные беды всеми этими разбойничьими россказнями. Запрещаю тебе мешаться в политику. Наш король – это король, а кюре уверяет, что Наполеон – просто бесноватый, демон, бандит, способный на всякое преступление.
Матюрен только что собирался ответить старухе, как снаружи раздался троекратный стук в дверь. Он отправился открыть, а затем, отходя в сторону и пропуская троих путешественников, сказал:
– Добрый вечер, господин Робер! Вы пришли вовремя, чтобы заступиться за святое дело, и вы будете в силах сделать это лучше, чем я, так как у меня и слов-то не хватает.
Затем он скромно скрылся, отправившись на конюшню, чтобы позаботиться о лошадях и осмотреть, заперты ли двери, засунуты ли запоры и спущены ли собаки во дворе.