Сказки на всякий случай - Евгений Клюев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разговор затягивался — и Стрела‑Пущенная‑из‑Лука, решив положить ему конец, коротко ответила:
— Это меня не касается.
— Тогда посмотрите во‑о‑он на того Старого Воробья, сидящего на ветке. Через пару секунд Вы угодите прямо в него.
Стрела‑Пущенная‑из‑Лука задержалась ещё на мгновение, чтобы посмотреть на Старого Воробья. Старый Воробей действительно сидел на ветке и читал книгу «О вкусной и здоровой пище». Угодить прямо в него Стреле‑Пущенной‑из‑Лука вовсе не улыбалось.
— Может быть, всё ещё и обойдётся, — уклончиво сказала она. — Может быть, Старый Воробей в последний момент улетит.
— Он читает книгу «О вкусной и здоровой пище», — напомнили Стреле‑Пущенной‑из‑Лука. — А когда он читает такие книги, то забывает обо всём на свете. Даже о том, что умеет летать. Все мы забываем о том, что умеем летать, когда дело касается вкусной и здоровой пищи.
— Но я не могу изменить направления полёта! — воскликнула Стрела‑Пущенная‑из‑Лука. — Пусть этот Старый Воробей сам выбирает: или вкусная и здоровая пища, или жизнь!
— К сожалению, слишком многие в такой ситуации выбирают вкусную и здоровую пищу.
— Ну, что ж… — вздохнула Стрела‑Пущенная‑из‑Лука. — Тогда я ничем не могу ему помочь. Слишком поздно. До него уже один миллиметр!
— За один миллиметр можно много успеть… Стреле‑Пущенной‑из‑Лука за один миллиметр не удалось успеть много. Удалось только успеть заглянуть в книгу, открытую на странице сто двадцать шесть, где речь — судя по заголовку— шла о варениках с вишнями: Старый Воробей оказался сладкоежкой. Удалось ещё успеть заметить, что очки у Старого Воробья сползли на самый кончик клюва, потому что он задремал над варениками с вишнями. Удалось еще успеть услышать счастливый вздох во сне: видимо, снились Старому Воробью именно вареники с вишнями. Вот, собственно, всё, что удалось успеть Стреле‑Пущенной‑из‑Лука за один миллиметр.
Того, что она успела за один миллиметр, ей хватило только на совсем крохотный сдвиг в воздухе — полградуса, не больше. И, со всего размаха врезавшись в эти самые вареники с вишнями, виноватые во всём, во всём, во всём… — она вышибла книгу «О вкусной и здоровой пище» из лапок Старого Воробья, от неожиданности чуть не свалившегося с ветки. Увлекаемая тяжёлой книгой, воткнутая в неё Стрела‑Пущенная‑из‑Лука упала на землю и сломалась под тяжестью переплёта.
Оказавшись на земле и рассматривая оперение на хвосте, отлетевшем в сторону, Стрела‑Пущенная‑из‑Лука вспомнила, что так и не взглянула на того, кто говорил с ней наверху. Она посмотрела в небо.
Но в небе никого не было — кроме Старого Воробья, который, отдуваясь, летел в библиотеку за другой книгой.
УКАЗКА, КОТОРАЯ ЗНАЛА ВСЁ
Это так Указка‑Которая‑Знала‑Всё сама про себя говорила: я, дескать, указка, которая знает всё. Сперва, когда она во всеуслышание что‑нибудь подобное заявляла, ей не верили и не обращали на её слова никакого внимания. А потом стали смеяться над ней… Но в один прекрасный день смеяться надоело — тогда‑то к указке и пристало это насмешливое прозвище: Указка‑Которая‑Знала‑Всё. Впрочем, постепенно вокруг забывали, что это только насмешливое прозвище, и начинали думать, что такое у указки имя… а вскоре стали относиться к ней с почтением — как к указке, которая действительно знает всё: почему же иначе её, дескать, называют «Указка‑Которая‑Знала‑Всё?» Такие вот, стало быть, произошли перемены… и в них, вообще‑то говоря, нет ничего удивительного: так, к сожалению, часто случается.
Указка‑Которая‑Знала‑Всё работала в школе. Ею преподавали географию и историю.
Когда нужно было показать какую‑нибудь страну, какой‑нибудь океан или какие‑нибудь горы, всегда прибегали к её помощи. Указка‑Которая‑Знала‑Всё точно очерчивала соответствующее пространство на карте — и сомнений не оставалось: это и была Та Самая Страна, Тот Самый Океан или Те Самые Горы.
Или когда требовалось выяснить, какими путями достигали Европы путешественники и торговцы в древности, брали Указку‑Которая‑Знала‑Всё и опять вели ею по карте. И тут, конечно, тоже никаких сомнений не оставалось: именно Этими Самыми Путями путешественники и торговцы в древности и достигали Европы!
Ясно, что Указку‑Которая‑Знала‑Всё в школе ужасно боялись — и всегда тщательно готовились к урокам, чтобы не сердить её.
Потому‑то со временем Указка‑Которая‑Знала‑Всё стала считать себя ну‑у… если не самим Господом Богом, то, во всяком случае, правой рукой Господа Бога. Как будто всё вокруг принадлежало ей одной…
Она прямо так и говорила:
— Ну‑ка, посмотрим, где тут у меня Индия?
Или:
— Куда же у меня Люксембург сегодня запропастился?
Или:
— Надо проверить, на месте ли мои Гималаи!
Ужас, одним словом. И ни к чему хорошему это, конечно, привести не могло… так что уже довольно скоро к Указке‑Которая‑Знала‑Всё стали обращаться с куда большим трепетом: дескать, простите, пожалуйста, за беспокойство, но не покажете ли Вы нам, где находится Ваш Северный Ледовитый Океан?
А Указка‑Которая‑Знала‑Всё ещё и капризничать начинала:
— Я же только позавчера вам Северный Ледовитый Океан показывала! Сколько ж раз надо показывать‑то? Могли бы запомнить наконец!
И так вот капризно далее…
А ещё через некоторое время поблизости от доски появилось странное такое объявление:
«Объявление.
Северный Ледовитый Океан и прочие океаны, а также озёра и большие реки будут отныне показываться только раз в неделю — по понедельникам, с 9.00 до 10.00. Горы, хребты и возвышенности можно увидеть по вторникам, с 11.00 до 12.00. Равнины, низменности и подобную чушь показываю только по средам, с 14.30 до 15.00. Показ государств и столиц — по четвергам, с 16.45 до 17.00. Остальные дни — выходные. Подпись: Указка‑Которая… и так далее».
Хочешь не хочешь, а с объявлением этим приходилось считаться. Спросит кто‑нибудь учителя в пятницу: где, скажем, находится Индонезия, — а учитель в ответ: «В следующий четверг покажу». Вот и жди аж целую неделю! Но делать, как говорится, нечего…
Дальше — больше. Рядом со старым объявлением стали появляться другие. Например, такое:
«Объявление.
Доступ в горы отныне закрыт навсегда. Подпись: Указка‑Которая… и так далее».
Теперь уж приходилось смиряться с тем, что школьники никогда не узнают, где находятся те или иные горы. Но поделать было ничего нельзя: с Указкой‑Которая‑Знала‑Всё не поспоришь!
…а однажды в понедельник в класс пришла новая учительница. Познакомившись с учениками, она спросила:
— Кто покажет мне, где находится Индонезия?
И один Двоечник ответил:
— Это у нас раньше четверга никак не получится…
Тут Учительница рассмеялась, вызвала его к карте, дала ему Указку‑Которая‑Знала‑Всё, и Двоечник отправился в Северную Америку и стал там искать Индонезию: Указка рассеянно бродила по карте и никак не могла сообразить, куда ей двигаться…
Тогда все ученики очень удивились и заявили Учительнице:
— Это ужасно странно! Потому что раньше Указка знала всё.
И всегда всё правильно показывала.
А Учительница покачала головой:
— Ни одна на свете указка ничего не знает. Все указки на свете только указывают. А знать и указывать — это совершенно разные вещи, дорогие мои!
С этими словами Учительница сама взяла Указку‑Которая‑Знала‑Всё и правильно показала ею, где находится Индонезия. К слову сказать, Указка очень сильно сопротивлялась, потому что по понедельникам никогда не показывала государств. Учительница даже была вынуждена нажать на Указку, чтобы та не крутилась. Тут Указка‑Которая‑Знала‑Всё и сломалась пополам.
Так что во вторник Учительница пришла в класс с новой указкой. Указка эта была очень симпатичная и совсем молодая. Когда‑нибудь и ей, конечно, тоже предстояло превратиться в Указку‑Которая‑Знала‑Всё. Правда, ещё очень не скоро!..
ФРАК СО СТАЖЕМ
Фраки бывают очень старые — просто настолько старые, что порой только диву даёшься: до чего же, дескать, старый фрак! Мало того, что давно никуда в гости не ходит, — даже и сидит плохо… И не помнит ничего! Про такие фраки как раз и говорят: фрак со стажем…
А стаж — это сколько лет фрак прослужил. Если десять лет прослужил — десять лет стажа, если двадцать, то двадцать лет… и так далее — скажем, до ста лет. Больше ста лет ни один фрак не прослужит: вытрется весь или порвётся… непригодным, одним словом, станет!
Итак, фраки бывают очень старые. Это, кстати, потому, что их, вообще‑то, берегут: свой собственный фрак редко кто заводит — нечасто ведь фрак в жизни нужен бывает. А когда бывает нужен, его всегда напрокат можно взять. Так все и поступают… правда, конечно, делают вид, будто фрак их собственный и вообще новый. Только какой же он новый, когда сидит плохо и не помнит ничего?
