Имя нам – Легион - Александр Сивинских

Под низким хмурым небом расстилалась равнина: гладкая, без сколько-нибудь заметных неровностей рельефа. Равнину сплошь покрывала буроватая стелющаяся растительность. Лишь кое-где на ней виднелись проплешины, присыпанные блестящим белым песком. Из центра проплешин торчали «усы» многометровых «бамбуков». Это ждали своего часа боевые перфораторы.

Навстречу нам летела редкая снежная крупа. Одним словом, был этот кусок параллельного мира чем-то вроде тундры.

Мелькнул табунок животных. Завидев вереницу транспортеров, они не бросились бежать, а легли – и тотчас исчезли, слившись с растительностью. «Интересно, – подумал я. – Прячутся. Похоже, что зверушки знакомы с воздушными хищниками. Вот бы посмотреть на такого орлика!»

Наш транспортер пошел на посадку неподалеку от одного из перфораторов. Другие – разошлись широким полукругом, преимущественно вправо от нас. Мы, таким образом, оказались почти на самом левом фланге.

– Капрал, держись возле меня, – сказал Генрик и совсем другим, откровенно «командным» голосом рявкнул: – Взвод! Земля!

Корсеты откинулись, щелкнув замками, и мы выскочили наружу. Транспортер взмыл и завис на высоте метров десяти-пятнадцати над нашими головами. Легионеры развернулись цепью и залегли в жесткое переплетение красноватых веточек с твердыми, мелкими, как у брусники, листочками.

– Капрал, оптику еще не выключил? – спросил Генрик.

– Нет.

– Ну, тогда смотри. Триста – триста пятьдесят метров от нас, направление юго-запад. Видишь нору? Сейчас крысы посыплются.

Я развернулся к югу. Нора – «клякса» канала, была значительно крупнее той, через которую мы с Генриком ходили на разведку. Даже крупнее той, через которую прибыли сюда транспортеры. Не искусственное творение перфоратора, а природное образование. Золотой бахромой она была не богата, и цвет побледнее – скорее темно-серый, чем черный. Одним из «потеков» она касалась земли; в месте соприкосновения клубился пар.

«Ага, пошли, родимые», – сухо сказал кто-то.

Из канала начали выпрыгивать розовые фигуры онзанов. Сразу, едва ступив на землю, они разбегались в стороны, приседали, выставив вперед длинные стволы пищалей и поводя усами. Я с удивлением заметил, что цвет их панцирей начал меняться – темнел, приобретая окраску окружающей растительности.

– В прятки решили поиграть, – сказал Генрик. – Ладно. Все равно. – И скомандовал: – Четвертый взвод! Сканеры – на тепло и феромоны!

Тем временем прибывали основные силы онзанов. Они выплескивались из раздутого чрева «кляксы» колышущеюся, многоногой мраморной массой – раз, другой… десятый. Действовали они очень слаженно, подчиняясь или командам, или заранее обговоренному плану. Первыми двигались авангардные, совсем уже изменившие окраску, онзаны: подымались из зарослей, быстро перебегали на несколько метров вперед, снова опускались. Затем маневр повторяли первая волна прибывших, потом вторая, третья и все последующие. За считанные минуты они преодолели большую часть разделявшего нас расстояния. До прямого – лоб в лоб – столкновения осталось теперь метров сорок-пятьдесят, не больше.

Легионеры не особо прятались. Часть залегла, но большинство, подобно мне, стояли на одном колене, вскинув карабины к плечу.

– Страшно, Капралов? – с ехидцей спросил меня кто-то, кажется, Волк.

– Непонятно, – отозвался я. – Что за представление? Психическая атака? Неужели они не видят нас? А транспортеры?

– Видят, конечно, – включился в переговоры Наум. – Только как опасность не воспринимают. Наверное, не приходилось еще сталкиваться. А средств массовой информации у них пока нет. Вот и прут напролом.

– Ну, сейчас мы им устроим! – с явным удовольствием воскликнул Волк.

В этот самый момент все и началось.

«Бамбуки» боевых перфораторов вдруг задрожали, заныли тонко, наклонились в сторону рачьего войска и метнули с макушек ветвистые грязно-зеленые разряды. Разряды впились в почву, охватывая скопление онзанов кольцом, сплелись в сетчатую стену с ячеями неправильной формы, запульсировали ритмично. Раздался громкий звук, похожий на вздох, и огромный участок тундры встал на дыбы, завернулся исполинским куском брошенной в огонь бересты и покатился к входу в канал: сминаясь, роняя комья земли, обрывки растительности и что-то еще – бесформенное, неприятное, мокрое. Транспортеры ринулись вслед, поливая оголенную почву слепящими, как сварочная дуга, струями пламени.

Я сглотнул и закрыл глаза. Это ужасное избиение напомнило мне почему-то старые художественные фильмы о войне, в которых десятки нацистских самолетов совершенно безнаказанно истребляли колонны вооруженных только трехлинейками советских солдат. И другие, более новые, документальные – о войне во Вьетнаме: с ковровыми бомбардировками, потоками напалма и облаками «оранжада».

Ветер донёс до нас огромные пластины жирной копоти. Одна прилипла к моему рукаву, ее мохнатый краешек шевелился точно живой. Я принялся оттирать ее перчаткой, но только размазал. Пятно походило на раздавленное насекомое. Почудился даже скверный запах, исходящий от него. Дьявольщина! Мне вдруг здорово поплохело.

Я откинул забрало, и меня вырвало.

– Закрой щиток, придурок! – зло сказал Генрик. – Блевать потом будешь. Если захочешь, я тебе даже компанию составлю, а сейчас вперед! – Он врезал мне ботинком под зад. – Вперед, Капралов, или я за себя не ручаюсь!

Я сплюнул, вытер рот тыльной стороной перчатки и опустил прозрачную броню. Транспортеры уже висели неподвижно. Проход исчез, заваленный огромной горой парящей земли с торчащими белесоватыми волосами корней. Легионеры медленно двигались, обходя распаханное пятно со всех сторон.

– Единичные онзаны могли остаться среди кустарника. Смотри в оба. Они, если заметят тебя первыми, жеманничать не станут. А убойная сила пищалей – тонны две, не меньше. Броня, конечно, спасет, но кости будут переломаны, как пить дать! – сказал Генрик уже гораздо более миролюбиво.

– Есть смотреть в оба, мастер сержант! – отозвался я и двинулся вперед.

Шагать по проволочному, хаотично перекрученному кустарнику было нелегко. Значительную часть времени я уделял не поискам уцелевших врагов, а непростой задаче удержаться в вертикальном положении. Поэтому встреча с первым настоящим, живым (вернее, полуживым) онзаном стала для меня полной неожиданностью.

Я едва не уткнулся в него носом.

Он дернулся, хотел убежать, но запутался в тенетах «брусники» и замер. Клешней у него уже не было. На их месте болтались трубчатые обломки с торчащими из рваных краев ярко-красными клочками мышц и сухожилий. Корявые ручки онзана были прижаты к телу, короткие узловатые пальцы судорожно сжимались и разжимались, он с присвистом кашлял – должно быть, стонал. Из четырех ног сохранилось только три, брюшко было изуродовано, наполовину оторвано, и только панцирь не пострадал. Так, грязь да пара царапин.

Он повернул в мою сторону улиточьи рожки, на концах которых мелко моргали морщинистыми веками слезящиеся глазки.

Его надо было убить.

Его просто необходимо было пристрелить – хотя бы из сострадания, мучается же, наверное, страшно! А я не мог. Меня опять начало тошнить. Я, оказывается, отвык от вида разорванной войною плоти, отвык совершенно.

– Эй, Капрал, ты не заснул? – раздался веселый голос Волка. – Пленных не берем, знаешь это?

Я утвердительно кивнул.

– Ну, так стреляй! Хули сопли развесил?!

Я мотнул головой, на сей раз отрицательно. Молча. Знал, если открою рот, прополощет наверняка. А я не хотел блевать сейчас. Перед кем угодно, только не перед Волком.

– Как знаешь. Тогда я сам.

Он подошел к онзану вплотную, шутовски помахал ему ручкой, упер ствол в середину розово-зеленой груди и выстрелил.

Онзана отбросило, и он рухнул в кустарник, задрав вверх конечности, которые почему-то так и остались торчать, не падая. Мы отошли уже далеко, а ножки все еще не поникли и подергивались конвульсивно, словно отбиваясь от кусачих летающих насекомых.

Мое внимание привлекло слабое шевеление слева. Сканер феромонов онзана не улавливал, только тепло. Я осторожно двинулся туда, полюбопытствовать, и вскоре сделался очевидцем местной трагедии. Не менее кровавой, чем разыгранная нами, но полностью к ней, нашей, безразличной.

Мускулистое, покрытое плотной пятнистой шерстью животное величиной со средних размеров собаку наслаждалось свежей дичиной. У хищника были две когтистые лапы, которыми оно прижимало жертву к плоскому камню и сложенные веером кожистые крылья, также покрытые короткой бурой шерсткой. Услышав мои шаги, оно обернулось и угрожающе зашипело. Черт, подумал я не без восхищения, какой великолепный уродец!

Более отвратительную морду трудно было представить. Собственно, морды, как таковой не имелось – только пасть, сходная с кошмарными пастями глубоководных океанских рыб, которой оканчивалась длинная толстая шея. Шея была в складках, а выдающиеся вперед шилообразные изогнутые зубы – два сверху и три снизу – в следах зубного камня.