Соблазнить шпиона - Селеста Брэдли

А как она расправилась с этими гарпиями сегодня вечером! Его вмешательство было уже почти ненужным, после того как она сбила с них спесь, сказав просто правду.

Просто правду.

Господи, если бы он только мог быть уверен!

Он был вынужден полагаться исключительно на свои наблюдения. Леди Алисия Лоуренс не проявляла ни малейших признаков того, что лжет, но и все так делали. Некоторым удается управлять мускулами лица и взглядом: взгляд у них или робкий, или серьезный, они не отрываясь смотрят на того, кому лгут.

Ее руки тоже ничего не выдавали, потому что они были постоянно в движении, не важно, о чем она говорила. Она жестикулировала быстро и грациозно, так же естественно, как бабочки машут крылышками.

Если она лгала, значит, очень искусно. А это тревожило его гораздо больше – лучше бы она делала это не так ловко. Такая способность лгать говорила или о большом опыте, или о врожденной опасной хитрости.

Или она просто говорит правду – всегда и каждый день. А это, конечно, невозможно.

Уиндем потер лицо рукой. Она сводила его с ума этой неизвестностью. Временами ему хотелось схватить ее в охапку и вытрясти из нее правду или выманить ее поцелуями.

Стентон плотно закрыл глаза. Он теряет свою сноровку. Леди Алисия – всего лишь обычная женщина. Не красавица. Манеры у нее не слишком хорошие. Возможно, она умнее некоторых. И мудрее, если она действительно имела в виду те вещи, о которых говорила сегодня вечером леди Давенпорт.

И смелее.

Ну вот. Снова он думает о ней.

Он слегка встряхнулся, пытаясь прогнать это странное чувство. Она кривляка, зловредное существо женского рода, с дурной репутацией и мстительной душой. Не может же он восхищаться подобной женщиной!

Но он не мог забыть глубокую печать в ее глазах, когда она попалась ему на пути сегодня вечером, и не мог он отрицать, что его пронзило насквозь, когда он увидел ее в таком состоянии. Ее сияющая улыбка погасла, излучаемый ею свет померк, ее очаровательные глаза потухли.

И все-таки она продолжала высоко держать голову и выиграла этот день. Если уж он не может восхищаться ею, то, по крайней мере, не может отрицать, что в ней скрыто больше, чем он полагал сначала.

Только он не имел ни малейшего представления, что и думать о ней.

Ведь он не может оторвать от нее глаз. Он непрерывно следит за ней, возможно, опасаясь, что в тот самый момент, когда он не будет за ней наблюдать, проявится правда или ложь, кроющиеся в глубине ее души.

Или это происходит потому, что на нее так приятно смотреть. Он смотрит, как она танцует.

Было совершенно очевидно, что она веселится. Вероятно, ей действительно было весело, или же она создавала иллюзию, что ей весело, чтобы выглядеть так очаровательно и восхитительно.

И при этом, похоже, наслаждалась, создавая эту иллюзию…

Стентон снова закрыл глаза в изнеможении, до которого сам себя довел. Ему казалось, будто он мог бы дать себе кулаком по голове, если бы это остановило круговорот мыслей о ней.

Как же другие справляются с этим? Как они живут всю жизнь, не зная по-настоящему, какие намерения у других? Вихря сомнений, вызванных одной женщиной, было бы достаточно, чтобы довести Уиндема до сумасшествия. Не лучше ли было бы прожить жизнь, не подвергая душу подобным испытаниям?

Ее живой темперамент и раскованность были сродни безумию. Он очень опасался, что сам сойдет с ума лишь из-за одной только близости к ней.

Потому что она нравится ему. Уже не раз за последние дни он ловил себя на том, что улыбается, вспоминая какую-нибудь удивительную вещь, сказанную или сделанную ею.

Итак, это заразительно. И он заразился ею. Это очевидно. Он прижал пальцы к вискам, пытаясь избавиться от агрессивного влияния леди Алисии Лоуренс и ее бунтарского настроения.

Бунт? Больше похоже на революцию! Она твердо намерена попрать все условности и растоптать любую норму, принятую в обществе, носком своей маленькой туфельки. Он понял, что опять улыбается.

Сумасшедшая. Абсолютно, вызывающе сумасшедшая… Бальный зал был украшен длинными полосами дорогих тканей, повешенных так, чтобы образовалось несколько ниш, создающих видимость уединения, полных подушек и странных хрупких кушеток.

Усталая и запыхавшаяся, Алисия удалилась в одну из ниш, чтобы привести в порядок распустившуюся прическу и надеясь перевести дыхание. Уже давно она не была среди такого множества людей. Постоянный шум и ощущение, что за тобой наблюдают, тебя оценивают, – это действовало ей на нервы.

Не то чтобы она не переживала лучшее время в своей жизни. Это было как раз то, чего ей так хотелось: быть в центре событий, чувствовать восторг толпы, танцевать и быть приглашенной на танцы.

Но сейчас, однако, у нее болели ноги и стучало в голове. За последние часы она выпила вина больше, чем за все прошедшие пять лет, вместе взятые. Алисия прижала кончики пальцев к вискам, отдыхая на аляповатой лиловой кушетке. Хоть немного покоя, шум, конечно, не прекратился, и в небольшой нише было не прохладнее, чем в нагретом зале. «Или мысли об Уиндеме так разогревают меня?» Он просто идиот, стоит там и следит за каждым ее движением этим своим орлиным взором, угрожающе глядя на ее окружение, и, возможно, отпугивает того самого мужчину, которого ищет.

Но разве он не сногсшибателен в своем фраке? Рядом с ним любой мужчина в зале, даже сам лорд Фаррингтон, выглядит как плохая копия с оригинала. Ее все еще удивляло, что она оказалась в обществе такого мужчины, как он.

И вдруг она перестала чувствовать усталость. Нет, в самом деле, осталось несколько часов – несколько часов до того момента, когда она окажется наедине с ним в темной комнате, притворяясь, будто спит…

Алисия собралась покинуть нишу, намереваясь провести вечер как можно веселее, хоть до рассвета, если потребуется. Только она взялась за портьеру, закрывающую «вход», как портьеру откинули. Девушка удивленно отшатнулась. Двое, тесно обнявшись, спотыкаясь, прошли за ее спиной и рухнули на кушетку. Алисия отступила в сторону, чтобы уйти с их пути, и оказалась в углу, в настоящем углу, со стенами, и тут полетела одежда и страстные крики раздались прямо перед ней.

Она подняла руку:

– Э-э…

На руку ей опустилось что-то белое, полотняное и теплое. Она быстро отбросила это – фу! Джентльмен – потому что это были джентльмен и леди, теперь она могла уже хорошо разглядеть их, – разгоряченный, выдвигал все новые требования:

– Еще, дорогая, ах, да, любовь моя, вот так, вот так хорошо…

Ну, по крайней мере, выглядело это неплохо. Он – образец крепкого, красивого мужчины, а его «дорогая» – пышная особа. По мере того как одежды на них оставалось все меньше, интерес Алисии к ним становился все больше. Неужели они действительно разденутся здесь догола, в бальном зале, прямо перед ней?