Аттестат зрелости - Евгения Изюмова

Окуня в школе встретили шумно. Одни подхихикивали над его новой стрижкой «а ля-лысый», как выразился Сенечка Ерошкин, другие смотрели на него удивительно: что ни говорите, а Окунь - молодец, не бросил Веселову в лесу.

Васька хмуро кивнул парням, прошёл к своему столу, бросил вяло «привет» Виктории Осиповой и сел рядом. Так уж получилось, что в самый первый день, как Виктория появилась в классе, Окунь занял это место. Сначала просто так, из нахального любопытства: а что сделает прекрасная незнакомка. Незнакомка улыбнулась, показав золотую коронку, притенила глаза длинными чёрными ресницами:

- В вашем классе не принята дружба девочек с мальчиками? - скосила она глаза на Герцева, пересевшего от неё к Оленькову.

- Принята, но это же Герцев, он у нас девушко-ненавистник. А я - нет, поэтому предлагаю верную руку, на которую можно опереться.

- Вообще-то у вашего Герцева руки, кажется, покрепче, - съехидничала новенькая, но Окунь не обратил на это внимания и спокойно закончил:

- ...и пламенное сердце, способное любить. Меня зовут Василий Окунь.

- Базиль? Прелестно, а я - Виктория, это значит -победительница.

- Вот и познакомились, - галантно склонил голову Окунь.

Оленьков, проходя мимо, бросил:

- Его ещё Рыбой зовут.

- Фи! - притворно надула губки Виктория. - Рыба – это уже не пылкое сердце.

Окунь со смехом ответил, что он холоден только к девам их класса, но Виточка, разумеется, не в счёт. И подумал: «А ты не такая уж и победительница, если Герцев к Оленькову сбёг».

И «закрутили» они любовь. Виктории было необходимо окружение поклонников и поклонниц - тоже. Она хорошо училась, была красивой и остроумной. Парни, как мотыльки, слетались на свет её красоты. Окунь только усмехался, когда Виктория «лапшу на уши вешала» простофилям вроде Чарышева, а в классе с легкой руки Рябининой её стали звать Инфантой. Окунь её не ревновал, ведь Виктория однажды призналась ему, когда он, прощаясь, поцеловал её в подъезде дома:

- Окунёк, это всё так себе, они, лопушки, даже и целоваться не умеют, это всё для развлечения...

- И я для развлечения?

- Ну, ты хоть целоваться умеешь, - усмехнулась Виктория, уходя от прямого ответа.

Как-то она спросила:

- А этот гладиатор ваш, Герцев, он ни с кем не ходит?

- Я же говорил, он вообще девчонок презирает. Да на кой он тебе сдался? Ничего у тебя с ним не выйдет, дело глухо, сколько девчонки ему записки пишут, а он - как пень.

- Ох, ты - не выйдет! Захочу - и выйдет, - и даже ножкой притопнула. - Захочу, и этот побежит за мной!

В тот день они не поссорились: Окунь крепче обнял девушку и поцеловал в мягкие губы, пахнущие помадой.

Поругались они, и серьезно, когда Герцев не пришёл к ней на новогоднюю вечеринку. Родителей Виктории не было дома, они уехали куда-то в отпуск. Осипова была дома одна, никто из приглашенных «бэшников» не пришел. Окунь оказался единственным гостем. Но ему, как Васька приметил, Виктория была не очень рада. И спросил:

- Что, не прибежал к тебе Герцев?

- Ох, отстань, надоел ты мне, - Виктория лениво пускала в потолок сигаретный дым.

- Надоел? - Окунь вскипел. - Это ты мне должна надоесть! Крутишься со всеми, как... – он выругался.

- А сам? Мало шляешься по кабакам?

- Так ведь я сейчас только с тобой, а ты и к Чарышеву липла, и к Серёжке Герцеву вяжешься!

- Да я хоть всё успеваю делать: и учиться, и любовь крутить, а ты? Двоешник несчастный!

Окуня это задело за живое: как целоваться, так с ним, а как для души, значит, пай-мальчика подавай? Злые, беспощадные слова обрушились на Викторию. Она сначала опешила, а потом выпалила:

- Да на что вы мне нужны, сосунки несчастные, и Герцев ваш, и ты! Вот! - она шикарным жестом выхватила откуда-то конверт, а из конверта фотографию, помахала этой фотографией перед носом Окуня. - Это жених мой! Сам еще как котёнок, а мне мораль читаешь! Какой от тебя толк? Тоже мне муж - объелся груш!

Лицо у Виктории стало некрасивым от злости, неприятным. Окунь на её тираду только головой покачал:

- Эх, и подлая ты! - неразборчив был Окунь в знакомствах, но не знал, что дремлет в нём чувство святого мужского братства, неписаный закон которого гласил: чужую невесту не тронь. - У тебя жених есть, а ты крутишься со всеми! - и он, схватив дублёнку и шапку, ушёл.

И вот он опять сел рядом с Викторией, привычно кивнул, словно расстались лишь вчера:

- Привет!

- Привет, Окунёк. Ой, какой же ты смешной стал, как новобранец! - ответила она без тени злости. - Ты не возражаешь, если здесь будет сидеть Витёк Сутеев?

- Хм... - Окунь покосился на Витку, ответил с иронией. - Вообще-то не возражаю, но Витёк Сутеев перетопчется, мне и здесь неплохо.

- Окунёк, что с тобой, ты весь в колючках. Я же не щука, проглотить тебя не хочу, давай лучше дружить, забудем прошлые обиды.

- Давай дружить, - охотно кивнул головой Окунь. – Но только в школе.

Осипова изумленно и растерянно смотрела на Окуня, и тот, усмехнувшись, сказал:

- Брось ты, Витка, глаза квадратные ставить, не нужен я тебе, как и другие парни, - и пропел, дурачась, слова песенки, услышанной от Фитиля. – «Мы с тобою случайно сошлись, и шутя, может быть, разойдемся». Здесь – моё законное место, так что и ты перетерпишь моё присутствие, а нет – сваливай за другую парту.

Виктория пожала плечами: мол, сиди здесь, если хочется, но её глаза загорелись интересом - к ним подходил Сутеев.

- Рыба, дело есть, - буркнул Витька Окуню. - Выйдем!

Окунь вышел вслед за Сутеевым в коридор.

Сутеев, самый высокий в классе парень, ожидал Василия, привалившись к стене.

- Ну, чего надо? - грубо спросил Окунь, хотя, конечно, догадывался, чего надо было Сутееву.

- Ты, Рыба, отваливай от Вики, делай поворот оверштаг! – Витька частенько сыпал морскими терминами, отчего его звали в классе Витька-мореход.

- Ты мне тут свои заумные словечки не высказывай, говори, чего надо!

- Перевожу: не лезь к Вике!

- Не понял. А ты тут при чём?

- Не лезь, и всё!

- Ты забыл, наверное, что я ходил с ней. – Окунь покачивался с пяток на носки. - Как я вдруг её брошу? Не солидно. Наша фирма такие веники не вяжет.

-Я тебе всё сказал, а то... – он глыбой навис над Окунем, сверля его злыми глазами.

- Побьёшь? - Василий рассмеялся: если бы знал Сутеев, что ему никакого дела нет до Виктории Осиповой, но позлить Сутеева хотелось, и Васька не отказал себе в этом удовольствии:

- Да Витка и сама со мной дружить хочет, а ты, дуролом, лезешь напролом. Хочешь, я пойду сейчас и при всех её поцелую! Хочешь? - и Окунь сделал шаг в сторону класса.

Сутеев молчал, ошарашенный.

- А это видел? - наконец, обрёл он дар речи и угрожающе показал кулак. - Ходули повыдёргиваю!

Окунь расхохотался ему в лицо:

- Это золото, Синдбад-мореход, не для тебя. Ты, Витенька, дерево по себе руби, - и Окунь, засунув руки в карманы брюк, направился в класс.

«Надо всем им доказать, - подумал он об одноклассниках, - что Окунь - есть Окунь». Но грустно ему было, невыносимо грустно. Всем чужой и ненужный. Даже Осиповой. И Настя тоже хороша, она, видите ли, комсомольское поручение выполняла, а зачем в душу лезла со своими разговорами? Нет, Окунь ещё им всем докажет, а что - он и сам не знал. Себе он уже доказал самое главное, понял за последнее время, что он - разгильдяй и балбес. А другим доказывать не надо, они это и так знают, вот и Настя не верит, а ему, оказывается, так нужно её доверие.

- Поговорили? - спросила Витка.

- Поговорили. Всё нормально, а ты думала, что драться из-за тебя будем?

- Ну и как? – глаза Виктории горели любопытством.

- Что - как? Неясно, что ли? Я - здесь, он - там, - показал он на Витьку. - Твой Синдбад-мореход угомонился.

После уроков Окунь повёл Осипову, подхватив под руку, к раздевалке, помог ей одеться, так, под руку, и на улицу вывел, до автобуса проводил, дождался её автобуса и... вежливо попрощался:

- До завтра, Вика. Завтра продолжим спектакль.

Осипова вошла в автобус, уверенная в том, что Окунь поедет её провожать, но Василий лишь приветливо помахал рукой и остался на остановке. Осипова со злостью прикусила губу, никак не думала, что Василий так легко от неё откажется.

- Настя, что с тобой? Ты какая-то сама не своя, - участливо спросила Светлана подругу, когда они возвращались из школы. Веселова вздохнула и ничего не ответила.

- Настя, а зачем к тебе Окунь приходил? – Светлана вовремя проглотила вертевшееся на языке Васькино прозвище - Рыба: она давно стала замечать, что подругу коробит, когда при ней так называют Окуня.

- Зачем? - печально откликнулась Настя. - Благодарил, что я к нему в больницу ходила.

- Скажешь тоже... Окунь - и благодарил. Нет, Настя, ты что-то скрываешь от меня.

- Ой, Светка, да не спрашивай ты меня ни о чём! - Настя была готова расплакаться.

Дома Светлана так и сяк прикидывала, отчего Настя расстроилась, и, наконец, придумала сущую нелепицу - Настя влюбилась в Окуня, который, как считала Светлана - мыльный пузырь, а не человек: сверху весь блестит, а ткни его - внутри пустота, только брызги разлетятся. Он очень не нравился Светлане, этот парень с холодной душой. И чтобы он вытворял над Настей такое же, как Инфанта с Чарышевым?! Нет, не бывать этому!