Сполохи детства - Степан Калита

Насколько мне известно, у Лехи пока все хорошо. Пусть так и остается. Он успел сделать уже четырех детей. Их благополучие, обеспеченное бурением скважин, — это уже очень и очень немало.

Кстати, женился Леха на девушке с высшим образованием, да еще и в очках.

— Что ж ты так? — не упустил я повода подколоть его. — Без образования не нашел?

— А-а-а, — Леха махнул рукой. — С простыми бабами неинтересно. Ни юмора, ни хера поговорить не о чем. А с Настькой хоть поржать можно. До нее у меня студенток никогда не было…

Обратный пример превратности судьбы — Петя Колокольцев. Всегда аккуратно причесанный на пробор, в тщательно выглаженной форме, он был классическим отличником — перфекционистом. Для него было важно быть во всем лучшим. Таким он и оставался до восьмого класса. Был и старостой, и председателем комсомольской ячейки. Но оказался, ко всеобщему удивлению, совершенно не готов к встрече с Зеленым змием. Тот его сожрал моментально, не оставив ничего — ни дальнейшей успешной учебы, ни карьерных успехов, ни даже семьи. Разве что проборчик сохранился. Расчехляя и отщелкивая стаканчик, подставляя его под горлышко зеленой бутылки: «Наливай!», он затем вынимал из нагрудного кармана потертого пиджака расческу и аккуратно причесывал длинные сальные волосы — на пробор. Ему, возможно, казалось, что, пока он пользуется расческой, он сохраняет человеческий облик и достоинство. Колокольцев ошибался.

Очень странно все же, что организм одного человека может противостоять алкоголю, и выстаивает в многолетней борьбе с коньяком, водкой и пивом, сохраняя и относительное здоровье тела и ясность ума, а другой — очень быстро скатывается в темную яму, теряет рассудок, и превращается в одутловатого кретина — с четко диагностируемой токсикологической энцефалопатией.

Помнится, один из врачей, лечивших Веничку Ерофеева, крайне удивлялся, что у того, несмотря на то, что Веничка пил тяжело и страшно, одним бесконечным запоем, энцефалопатия не наблюдалась вовсе — он сохранил ясный ум, и в общении был мягким интеллигентным человеком.

Петя Колокольцев, отличник, победитель олимпиад, любимец учителей, тот, кто постоянно отчитывал меня за прогулы на общих собраниях, уже в старших классах стал закладывать за воротник. Пил чаще всего портвейн. Когда он выпивал, дурел сразу и бесповоротно, бормотал под нос, орал, нес околесицу. Но поначалу все его пьянки носили безобидный характер и не мешали учебе. Потом он вдруг стал прогуливать школу. А когда появлялся, от него резко несло перегаром. Родители у Пети были людьми из научной среды. Они и представить не могли, что с их сыном, умницей и пятерочником, может случиться что-то подобное. Тем более что отец не пил. Правда, однажды, когда я притащил пьяного в зюзю Петю домой, я услышал упрек от матери: «Весь в твоего отца!» Видимо, дедушка у Колокольцева все же закладывал… Чем дальше, тем хуже. Из десятого класса бывшего старосту едва не выгнали. Он все же получил аттестат, но с шестью тройками. Ни о каком поступлении в Университет речь уже не шла. Родители решили, что сын будет поступать на следующий год, а пока пусть лечится — и отправили его в какую-то клинику (по-моему, психиатрическую), где, по мысли родителей, он должен был быстро придти в себя, и «стать человеком»…

Я встретил Петю в июне возле метро. От него несло бомжом — по всей видимости, он несколько дней не ночевал дома. И, наверное, сбежал из больницы. Он был почти невменяем, общался, с трудом ворочая языком. Потом кинулся за какой-то теткой — клянчить мелочь… Я встречал его на том же месте неоднократно. Он крутился на пятачке у метро, стрелял на опохмел. Когда я видел его в последний раз, то сунул денег. Он взял их трясущимися руками, хрипло прокаркал: «Спасибо!» и тут же нырнул в «Аптеку», где купил себе «Настойку боярышника». Пузырек он опустошил в считанные мгновения, и блаженно улыбнулся.

Смотреть на него было настолько страшно, что я бросил пить на целую неделю. Но потом опять развязал. Какое все же счастье, что у меня есть генетическая врожденная защита от алкоголя — и он не способен меня уничтожить. Но Колокольцева, на всякий случай, я всегда берегу в памяти. И когда слишком много пью, он является спасительным фантомом из ее глубин и грозит мне пальчиком: «Смотри! Станешь таким же, как я!» Не дай Бог. И вы тоже вспоминайте почаще Петю Колокольцева.

Взрослые — удивительно противоречивы. С одной стороны, они говорят — нельзя доверять незнакомцу. И если некий абстрактный дядя вдруг предложит тебе конфетку, надо сразу бежать от него сломя голову. Потому что никакой конфетки у дяди нет. На самом деле дядя только и думает о том, как бы украсть какого-нибудь толстого ребенка. Нет толстого, сойдет и худой. От этих страшных рассказов волосы на голове шевелятся, и развивается глубокая паранойя, и еще долго потом не отпускает страх, что когда-нибудь тебя могут украсть из семьи, отлучить от родных людей. Хотя потом выясняется, что все совсем иначе — и родные люди состарятся и именно их заберет некий абстрактный дядя… по имени Смерть. Или не состарятся, просто уйдут с этим дядей. Такое тоже случается, и довольно часто. С другой стороны, повсеместно (на улице и дома, в школе и во дворах) я слышал истории о том, как звезду того или иного фильма ассистент режиссера нашел прямо на улице. Вот прямо так. Подошел и спросил: «Мальчик, ты в кино сниматься не хочешь?!» Все эти саксесс-стори были настолько распространены, что в них искренне верили даже самые недоверчивые к людям умные дети. Если бы ко мне в свое время подошел дядя-ассистент режиссера, я бы пошел за ним с горящими глазами. Идеей сниматься в кино одно время я был буквально одержим.

Вот бы понять, почему даже самые застенчивые дети мечтают попасть в объектив кинокамеры. И главное, подсознательное желание прославиться — полная чушь. Мне просто хотелось быть в кино. Необъяснимая, ничем не обусловленная с точки зрения логики, блажь. Хочу быть маленьким киноактером, играть роли, произносить текст. Хочу — и все тут. При этом я понятия не имел, как делается кино. Я смутно представлял себе некое священнодейство, в ходе которого на пленке появляется фильм. А главного героя уже потом, наверное, врезают в кадр… Технологическая сторона вопроса меня не волновала. Но мне чрезвычайно хотелось стать частью этого удивительного мира — кино.

Вселенная так устроена. Если у человека (даже маленького человечка) есть какое-нибудь сильное желание, оно обязательно начнет реализовываться. Но не сразу. А через особые сигналы судьбы. Через пространство ему приходит информация: слухи, предметы, люди… Вскоре моя мама пошла в гости к подруге. И там я познакомился с удивительным мальчиком Сашей. Этот Саша был года на полтора меня старше. Для него я был малявкой. Но, как и я, он буквально бредил кинематографом и мечтал сниматься в кино. Так что мы нашли общие темы. Я не знал буквально ничего из того, что помогло бы мне осуществить свою мечту, а вот Саша владел целым багажом знаний по нужной теме. К тому же, он жил в районе Проспекта мира и каждую неделю мотался на улицу Эйзенштейна, где располагалась Студия имени Горького, чтобы принять участие в кинопробах. О пробах всегда сообщали загодя. Как правило, объявление вешалось на специализированной доске на киностудии.

Услышав о том, что у меня есть возможность принять участие в пробах, я буквально загорелся этой идеей. И принялся уговаривать маму — «отведи меня на пробы, ну пожалуйста, отведи». Но ей как обычно было не до меня. И тогда я однажды встретился с Сашей и отправился на пробы самостоятельно. Искали мальчиков от семи лет. Для военной драмы о концлагере. Мне было шесть. Это было проблемой, учитывая мой невысокий рост и худощавое телосложение. На киностудии, когда я пришел, уже толпились десятки мальчишек. Все с родителями. Красиво одеты. В галстуках-бабочках. И выглаженных костюмчиках. Вызывали по спискам. Саша прошел одним из первых. И затем, насвистывая, горделиво удалился — судя по его поведению, главная роль была у него в кармане. В конце концов, в коридоре я остался совсем один. Заглянул в кабинет.

— Можно зайти?

— Ты кто такой, мальчик? — спросил строгий мужчина в очках. Он собирал портфель, и кажется, совсем меня не ждал.

Я очень смутился. Вспомнил, что Саша рассказывал мне, что в кино — главное не теряться, и прокричал как можно громче:

— Я на пробы для кино!

Мужчина поморщился:

— Ну, проходи…

Первым делом он спросил, сколько мне лет.

— Семь, — соврал я.

— В школе учишься? — поинтересовался киношник.

— Да.

— Хорошо учишься?

— Хорошо.

— Задают много?

— Много. — И выпалил: — Ну что?! Я вам подхожу? Возьмете меня в кино?! Я очень хороший! Хорошо учусь! Я смогу сниматься! — В школу я пошел в шесть лет. И уже успел ее возненавидеть.