Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

К этому времени я составил вопросник по всем правилам конкретной социологии, отпечатал в сотне экземпляров и раздал сотрудникам учреждения, отобранным с учетом пола, возраста, партийности и других признаков. Сотрудники отнеслись к моей затее с интересом. За несколько дней я собрал богатейший материал и обработал его. Вот некоторые результаты моих подсчетов.

Мужчины чаще видят сны, но женщины лучше их запоминают, потому создается видимость, будто чаще видят сны женщины. Женщины чаще видят неприятные сны. Мужчины во сне более активны. Пожилые чаще видят сны, чем молодые. Молодые активнее во сне, чем пожилые. Должностные лица реже видят сны, чаще видят неприятные сны, менее активны во сне, запоминают сны плохо. Одинокие чаще видят сны, лучше запоминают сны, активнее во сне. По содержанию у молодых преобладают приключенческие сны, у пожилых — сексуальные. Одинокие склонны к реформаторским снам, семейные — к супружеским изменам. Комсомольские и партийные активисты склонны к предательству и раздвоению личности. Карьеристы часто видят гомосексуальные сны, сны с экспериментами и с дефектами в одежде (мужчины часто видят себя без брюк, женщины — без юбки). Мой партийный Секретарь, например, часто видит себя идущим по коридору ЦК в грязных кальсонах военного времени. А председатель профкома видит себя делающим по-большому прямо в штаны, причем — в общественных местах и на глазах у людей. И что самое обидное — никто не обращает на это внимания. Физически больные и неполноценные во сне обижают родственников и сослуживцев, а здоровые сами подвергаются оскорблениям и насилию.

Я рассказал о результатах своего обследования в своем отделе. Эффект был ошеломляющий. Никогда не думал, что люди на самом деле придают огромное значение снам. Мне предложили сделать доклад на методологическом семинаре. К этому времени я уже подначитался всяких книжонок, и мой доклад прозвучал как серьезное научное сообщение. Но через пару дней меня вызвали в дирекцию. Там меня ожидали два «товарища». Они предложили мне сдать им все материалы моего исследования и текст доклада. И во избежание недоразумений велели прекратить мои «партизанские» (как они выразились) опыты. Оказывается, этими делами уже занимается некое секретное учреждение под эгидой некоей важной организации. Я подписал бумажку о «неразглашении». И затаился. Спокойно обдумав ситуацию, я пришел к следующему важному выводу. Социология сновидений как наука в принципе невозможна. Она имеет смысл лишь первоначального толчка и ориентации основных идей. А собственно научное исследование здесь возможно совсем в другом плане, и я знаю, в каком именно.

Матренадура о Западе

Там, на Западе, даже собаки не такие, как у нас. Племянник рассказывал, что его начальник целый час пытался всунуть в пасть одной такой твари кусок мяса. Не взяла, сволочь! Гордая! Дразнить пытался — ничего не вышло. На четвереньки становился, лаял, ногу задирал — никакого эффекта. А через час принесла к ним в номер квитанцию в зубах — штраф за плохое поведение в общественном месте! Во как! Ничего не скажешь! Права человека. Не то что у нас!

Жалоба Кости

Хорошо диссидентам. У них чуть что случится, сразу на Западе шум поднимают. Все-таки защита. А каково нашему брагу? С нами могут расправиться, и никто даже не поинтересуется, в чем дело. Возьмите прошлогодний случай. Пытались предать гласности. И что? Ноль внимания, фунт презрения. Наши делишки никого не интересуют. Нет, друзья мои, тут не это жиденькое и болтливое диссидентство нужно, а кое-что посерьезнее. Только я не знаю, что именно. Страшно подумать, от каких пустяков зависит наша судьба, в какой ужасающей системе власти мелочей мы живем. Вот, к примеру, решили у нас переменить электрическое напряжение. Повесили объявление: такого-то числа в квартирах должны быть люди, ибо будут менять счетчики. И две недели мы дежурили в квартире, ожидая мастеров этого дела. Но — безрезультатно. Для многих это были серьезные хлопоты: отпрашиваться на работе приходилось, откладывать поездки в дома отдыха. Наконец, «мастера» заявились, но неожиданно. Во многих квартирах не было людей. Начались скандалы, оскорбления. Воспользовавшись этим, «мастера» (конечно, в стельку пьяные) вели себя как в завоеванной стране. Наконец, счетчики поменяли. Начался новый этап террора: ждали, когда переключат напряжение. Месяц ждали. Писали жалобы. Бесполезно. Наконец, напряжение тока переключили. Но без предупреждения. У многих погорели холодильники, телевизоры, приемники. Мы создали комиссию, чтобы она составила акт о нанесенном ущербе, и подали заявление в суд о возмещении убытков. Бог мой, что тут началось! В чем только нас не обвиняли! Даже в создании политической враждебной группы. Адвокат сказал, что мы тяжбу можем выиграть, но на это надо убить минимум год.

Откровение МНС

МНС интриговал меня все более. Но не из-за того разговора в партбюро и с «товарищами Оттуда» (мне на них в общем-то наплевать), а в чисто человеческом плане. Мне просто захотелось узнать, что в себе несет идущая нам на смену молодежь и на что она способна. И хотя МНС не был склонен к разговорам, я все же выдавливал из него каплю за каплей его мысли. Вот, например, одна из таких капель.

Одно дело — благие пожелания, другое дело — реальность коммунизма. А реальность эта при всех обстоятельствах такова. Человек прикрепляется к первичной ячейке и во всех основных аспектах зависит от нее (зарплата жилье и т.д.). Огромное число этих ячеек. Их иерархия и структура в различных аспектах. Гигантская армия начальников. Громоздкий управленческий аппарат. Специальные органы надзора, порядка, подавления. Сложная дифференциация общества. Грубое деление — начальство и подчиненные. Начальство сильнее подчиненных в целом. Почему? Основные преимущества его: 1) начальство имеет объединения, стоящие над первичными коллективами, подчиненные таковых не имеют; это — вышестоящие руководящие органы, советы и совещания; 2) начальство имеет в своем распоряжении карательные органы, подчиненные — нет; 3) значительная часть подчиненных за подачки и из надежды на подачки помогает другой части подчиненных подавлять остальных; 4) подчиненные все имеют от коллектива, который выражает волю начальства; 5) начальство имеет мощные неофициальные связи в разных инстанциях; 6) подчиненные запуганы; 7) сравнительно терпимые условия существования подчиненных, некоторые достоинства их образа жизни; 8) мощная пропаганда, запугивание. И в руках начальства — Партия. Партия есть организация начальства в высочайшем смысле слова и для начальства всякого сорта. Это — орган подавления в самой своей основе, а не только орган для производства лозунгов и речей. Наша Партия не есть партия в смысле западных и дореволюционных партий. Это только по названию партия. Это уже не партия, а Партия. Ее роль в жизни общества уже иная (власть, привилегии). Отбор в нее уже по другим принципам. Выход из Партии расценивается как преступление. Многопартийная система при коммунизме — чушь. Сразу же начнется вражда партий, которая закончится победой одной (или — расколом страны на «независимые» государства). Всякая иная партия наряду с главной (правящей) может быть лишь с разрешения главной. И тогда ее членов подкупают, деморализуют, шантажируют. Она сама превратится в силу внутренних законов в обычное наше учреждение (с халтурой, очковтирательством, карьеризмом). Однопартийная система здесь — не ошибка и не злой умысел, а здоровая норма, ибо это общество есть не однопартийное, а беспартийное. Какая бы партия при этом ни превратилась в Партию — то есть ни захватила бы монопольную класть, — она все равно будет осуществлять насилие и будет нетерпимой к конкурентам. Причем в любой подходящей фразеологии. Опыт показывает, что коммунистическую фразеологию такого рода Партии усваивают молниеносно. Насилие и нетерпимость тут вырастают из самих основ общества.

Мао Цзэ-Дунька о диссидентах

Давить их надо. Вот так (она изобразила, будто давит ногтем большого пальца правой руки вошь или блоху). Но умеючи. Вот мы и учимся. Нашей стране во всем приходится открывать новые пути. В городе открываются шестимесячные курсы при горкоме партии для партийного актива. Без отрыва от производства. Специалисты из Москвы будут лекции читать. Но между нами говоря, как человек с человеком, диссиденты нам не страшны. У нас в районе их нет совсем. И мы не допустим. Ни к чему нам это. У нас другие проблемы. Как молодежь удержать в деревне? Как специалистов привлечь сюда? Как заставить людей работать мало-мальски терпимо? Как пьянство сократить? А диссиденты... Это там в Москве с жиру бесятся. От народной жизни оторвались...

Матренадура о Западе

Но наши собаки лучше. Нашей только глазом моргни, свистни и покажи обглоданную кость, как она за тобой на край света пойдет. И защитит тебя. Бей ее, она тебя не бросит. А на Западе? Племянник рассказывал, что там собачки выбирают, с кем жить. Дог, например, ни за что не пойдет жить в рабочую семью. Ему гостиную подавай. Пудель ниже доцента не опустится. А что у нас творится? Тьфу! Вывели московскую породу особую. Пострашнее сенбернаров и ньюфаундлендов. А зачем? Коров сторожить? Так коров нет. Сельмаг сторожить? И там взять нечего. А для хороших жуликов пес не помеха. В городе зимой обокрали универмаг. Три пса сторожили, а обчистили. Одного пса, говорят, водкой споили. Другого колбасой взяли. Где ее, колбасу, достали? Надо думать, из Москвы привезли. А третий пес добровольно с жуликами ушел.