Обитель - Максим Константинович Сонин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Идет, потому что не хочет, чтобы мы в его дела лезли, – сказал Даниил Андреевич. Министр кивнул.
– Владыка, – сказал он чуть веселее, чем раньше, – давайте адрес, только сразу скажу: всех, кто там будет, мы забираем. Считайте, навсегда. Дело?
Иосиф нажал на красную кнопку завершения вызова, с компьютера отправил Даниилу Андреевичу адрес обительского склада в городе. Потом вычеркнул в своей книге две строчки: сначала четырех арестованных монахов Успенского, потом складских мужиков. Перекинул пару страниц, смерил взглядом цифры, тяжело отодвинул книгу, надавил пальцем на экран телефона, вбил номер.
– Здравствуй, владыка, – сразу ответил игумен Успенского монастыря. Дышал он неровно, нервно.
– Мелкую из Обители передашь Варваре сразу, когда прибудет, а та пускай отвезет к Марии в приют. У Варвары же с собой будет девочка, ее отведешь к брату Адриану на опознание. Пускай скажет, жила такая в Обители или нет. Потом мне позвонишь, а Адриана успокой, скажи, что ему будет назначение на северный монастырь, у Ладоги. – Иосиф с трудом нагнулся к столу, дотянулся до угла книги, перевернул страницы до карты области. – Монастырь пока ему не назначен, – сказал он. – Но будет. С игуменами утвердить нужно. Полиция, скажи, его больше не ищет. Понял?
– Понял, владыка, – сказал игумен. Про своих он не спрашивал, но Иосиф все равно сказал: – Твоих нет больше. Всё с ними. В твоем монастыре братьев и так хватит.
По ту сторону телефона игумен Успенского монастыря перекрестился, вздохнул, но без горечи. В его голове полицейская тюрьма походила на раковый корпус: люди иногда оттуда выходили, но редко, и молиться нужно было об их спасении в той жизни, а не об излечении в этой.
– Там всех мордами в пол, – сказал министр. – Если кто-то даже мимо проходит, забрать, не допрашивать, кинуть на сутки. Всё обыскать, опечатать. Что не увезете в вещдоки, сжечь или вывезти за город. Чтобы там от склада голые стены остались.
Даниил Андреевич понимал, что теперь, когда перемирие заключено, министр опасается, что митрополит воспримет любое снисхождение по отношению к «отступным» монахам за слабость. А министру совсем не хотелось проявлять слабость. И так он только что, в общем-то, признал суверенность областных монастырей и их закрытость для МВД.
– Кто у тебя всем этим занимается? – спросил министр.
– Сейчас – Гуров, – сказал Даниил Андреевич.
– Давай я с ним сам поговорю. – Министр рукой по-просил телефон. – Сделаю заодно человеку приятно.
Костя поднес телефон к уху, постарался ответить не слишком раздраженно.
– Алло, Даниил Андреевич? – сказал он. Вокруг уже начали сгущаться сумерки, а до окончания работы на пепелище было еще далеко. Закругляться пока совсем не получалось.
– Константин, это министр МВД по области на связи, – раздалось в трубке. В первый момент Костя подумал, что это розыгрыш, но бросил один взгляд на расчищенную от трупов поляну и сразу передумал смеяться.
– Здравия желаю… – начал он, но в трубке раздалось:
– Вольно.
Костя замолчал.
– Константин, – сказал министр, – сейчас ребят своих оставляете, быстро едете в город по одному адресу, на склад, и там устраиваете рейд, с масками, автоматами и применением спецсредств. Отряд будет ждать на месте. Все задержанные проходят по триста семнадцатой и рассматриваться должны как вооруженные и представляющие опасность. Здание обыскать, любые вещдоки – в отдел, все остальное содержимое склада подлежит немедленному уничтожению. Прямо сейчас, это понятно?
– Есть, – сказал Костя. – Вас понял.
– Адрес сейчас Даниил пришлет, – сказал министр. – И давайте, чтобы уже сразу отрапортовались.
В трубке раздались гудки. Костя посмотрел на телефон, а потом облегченно вздохнул. Все-таки кто-то проделал работу, кто-то принял важные решения. Триста семнадцатая – статья о посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительных органов. Не побоялся министр церковников и решил убийц Казаченко прижать. Костя посмотрел на присланный Даниилом Андреевичем адрес, выдохнул через нос. Тот же адрес переслала сорока минутами раньше журналистка. Костя прикинул: до города было ехать около часа, а значит, сейчас она все еще была в дороге. Можно было предупредить. Он достал телефон и нерешительно потянулся за сигаретами. Сообщать журналистке о предстоящем рейде было явным нарушением инструкции.
Журналистов высадили там же, где забрали утром. Все они сразу разбрелись, но никто не уехал – на парковке вспыхнули огоньки сигарет. Кучками и по одиночке. Элеонора тоже постояла, покурила, чувствуя странную солидарность. Все эти люди, даже те, кого она бы не хотела называть коллегами, сегодня пережили, наверное, самый страшный опыт в своей жизни.
Подошел, кутаясь в тонкую куртку, фотограф.
– Ты что, здесь весь день ждал? – спросила Элеонора. Фотограф усмехнулся. Было ясно, что он ждал возвращения «буханки» в редакции.
– Там… – Элеонора махнула рукой куда-то в сторону, замолчала. Фотограф кивнул.
– Мы по ТВ следили, – сказал он. Элеонора задумчиво посмотрела на телевизионщиков, которые держались плотной кучкой, молча курили, разглядывая друг друга.
– Мне сейчас дальше ехать надо, – сказала Элеонора. – Но ты вот что. Если я завтра в редакцию не отзвонюсь, найди такого следователя. Константин Гуров.
– В смысле? – Фотограф устало потер лоб. – Ты сейчас куда?
– И вот еще что. – Элеонора достала телефон. – Запиши номер, хорошо? Гурова ищи завтра, а если я сегодня тебе не отпишу часа через два, по этому номеру отправь одно сообщение. И вот.
Элеонора вытянула из кармана ключи, всучила застывшему фотографу.
– Эль, – затряс головой фотограф, – давай я с тобой поеду. Или пойду. Куда ты?
– Не надо. – Элеонора показала ему экран, чтобы он мог списать номер. – Сейчас сообщение продиктую.
К главному входу на склад Элеонора не пошла, потому что он был открытый и просматривался из окон. Если детективка до сих пор находилась в этом здании, значит, была в опасности или не могла нарушить маскировку. Элеонора надеялась на второе.
Она обошла здание по дворам и оказалась у высокой кирпичной стены, заставленной ящиками и мешками с песком. Забралась на ящик, который показался ей особенно крепким, подтянулась и